Александр вынул из ящика стола лист бумаги. — Почитайте.
«Митя, как хорошо, что ты напросился остановиться у Ф. Надеюсь, мы наконец сможем увидеться, ведь это совсем рядом. Я соскучилась по тебе. Ш. завтра уезжает по делам, его не будет по крайней мере неделю. С нетерпением жду встречи. Катя». На записке стояла дата — примерно за 9 месяцев до рождения сына у четы Штольманов.
— Митя — это Дмитрий Александрович, Ф. — это, вероятно, Ваши соседи, у которых он останавливался. Ну, а Ш. — это Штольман. Катя — это Екатерина Владимировна. Если у Вас есть сомнения — взгляните на это, — князь протянул миниатюру, на которой была изображена молодая привлекательная девушка. На портрете была надпись «Екатерина Штольман». — Вы можете оставить портрет себе, ведь это Ваша мать.
Штольман был в полнейшем шоке. Он не знал, как падают в обморок, но думал, что близок к этому. Хорошо, что с ним была Анна, в ее присутствии он не мог позволить вести себя как нервная девица. Он всегда хотел иметь портрет матушки, ведь ее образ был очень размыт, но получить его при таких обстоятельствах… Тем не менее он поблагодарил князя и положил миниатюру в карман.
— Если я найду в вещах отца еще что-то о Вашей матери, я дам Вам знать. Я бы эту записку оставил без внимания да и портрет тоже… Если бы Вы не были так похожи на Дмитрия Александровича… С какой стороны не посмотреть, получается, Вы — сын его Сиятельства.
— Об этом кто-нибудь еще знает? — не удержался от вопроса Штольман.
— Думаю, никто, я не говорил об этом даже Павлу. И это на Ваше усмотрение, узнает ли он когда-нибудь. Не знаю, сочтете ли Вы наше знакомство приятным. Но сам я буду всегда рад видеть Вас и Анну Викторовну.
Комментарий к Часть 3
Ридигеры - графы (истор.)
В фанфике персонажи вымышленные.
========== Часть 4 ==========
Часть 4
Всю дорогу до гостиницы Штольман молчал. Он сорвался только когда они зашли в номер.
— Княжеский бастард, бастард его Сиятельства… Какая честь!.. — с сарказмом выплюнул слова Яков. — Будь проклят этот Ливен! Будь проклят этот Штольман! — он стукнул кулаком по столу, около которого стоял.
— Яков! Хватит!!
— Что хватит?? Один плодил бастардов направо и налево, другой такого выродка и за человека не считал! Два… — Штольман грязно выругался.
Анна смотрела на Якова во все глаза. Она не помнила, чтоб когда-то видела его таким разъяренным и уж тем более, не слышала, чтоб он употреблял подобные выражения.
— Ну что ты смотришь?? Больше тебе не нужен княжеский ублюдок с чужой фамилией Штольман??
Пощечина прилетела внезапно.
— Не смей!! Яков, не смей так говорить!! Не ты первый и не ты последний, родившийся таким образом! У тебя в отличии от других был хоть какой-то отец!
Пощечина, видимо, привела Штольмана в чувство. Он сел на оттоманку и замер, вид у него был совершенно потерянный. Анна подошла к нему, обняла его и стала гладить по голове.
— Анечка, прости меня… — голос Якова дрожал. — Аня, я был не нужен отцу, вообще не нужен. Он избавился от меня при первой же возможности. Теперь понятно, почему… Зачем он женился, я не могу понять до сих пор. Зачем она вышла за него замуж — тоже. Ни к моей матери, ни ко мне он не проявлял никаких чувств, он был сухим безэмоциональным человеком. Возможно, поэтому она и уступила князю. Уж князь-то явно знал, как очаровать женщину… Знаешь, я ее даже не осуждаю…
— Яков, так может быть ей пришлось выйти замуж? Даже за такого, как Платон Штольман?
— Ты имеешь ввиду, чтоб скрыть свой позор? Нет, я родился почти через два года после их свадьбы. Так что мотивов для этого брака я вообще не вижу. Это фарс какой-то, а не брак, иначе не назовешь.
Аня, у меня не было детства, не было юности… Меня никто не научил любить. Матушка умерла слишком рано, а для отца я был пустым местом. Я не помню ни одного раза, чтобы он когда-то приласкал меня или, наоборот, наказал за мои проделки. Нет, никогда не выпорол, не накричал даже. «Ну что, Яков, ты опять провинился. Пойди подумай о своем проступке», — говорил он нейтральным голосом и смотрел на меня, как я сейчас понимаю, даже с какой-то долей брезгливости. Думаю, для него было большим облегчением, когда я достиг возраста, достаточного для того, чтоб меня приняли в пансион. Я помню, как он прощался со мной: «Яков, учись прилежно. Тебе больше не на кого рассчитывать кроме как на самого себя». Это был последний раз, когда я его видел. Представляешь, он не приехал даже тогда, когда из пансиона меня перевезли в Императорское училище правоведения. Наверное, его слова отложились у меня где-то, так как я учился действительно прилежно. Был среди первых учеников. Может, я надеялся, что этим добьюсь его расположения? Но нет, все напрасно…
— Яшенька, бедный ты мой…
— Аня, ты ведь меня не бросишь? Не бросай меня, пожалуйста. У меня ведь никого больше нет кроме тебя… — в голосе Якова послышались странные интонации.
Анна села рядом с мужем и вытерла с его щек слезы, как он не раз прежде делал ей самой.
— Вот глупый. Почему же я тебя должна бросить?
— Из-за того, что мы сегодня узнали… Вдруг я буду тебе противен?
— Яков Платонович, Вы же умный человек, но иногда такую чушь несусветную несете… Яша, как ты можешь быть мне противен, если я тебя люблю? Если я когда-нибудь плохо подумаю про тебя, то уж точно не из-за того, каким образом ты появился на свет. Тебе нужно будет это отпустить… Яша, может, ты выпить хочешь? Говорят, помогает.
Штольман грустно улыбнулся:
— Ну вот, докатился, что жена уже видит для меня утешение в бутылке. Знаешь, раньше бы я, наверное, напился в стельку. Как не раз бывало… Но при тебе не могу. Еще не хватало, чтоб ты меня видела пьяным…
— И все же давай спустимся в ресторацию и закажем мне чай или кофе, а тебе коньяк. Пара рюмок тебе не помешает.
Штольман ограничился двумя рюмками коньяка и молча ждал, пока Анна закончит десерт и кофе. Затем он накрыл ее руку своей и сказал тихо, с мольбой в голосе:
— Аня, можно мы пойдем в номер? Я очень хочу быть с тобой. Мне сейчас это очень нужно. Не отвергай меня, пожалуйста…
Яков был нежен с Анной как никогда. Он искупал ее в своей нежности… Каждой клеточкой своего тела она чувствовала любовь. Любовь Якова, которого, как сказал он сам, никто не научил любить…
Анна смотрела на мужа, лежавшего рядом с ней. Яков поймал ее взгляд и робко спросил:
— Аня, я тебе нравлюсь как мужчина?
— Конечно, — не задумываясь ответила она. — Я же тебя люблю.
— Я не про любовь. Находишь ли ты меня как мужчину привлекательным для себя? Я знаю, что я не красавец да и мне почти уже сорок…
«Вот дурашка, — подумала Анна. — Спрашивает, будто до него я видела кучу мужчин и мне есть с чем сравнивать…» Если честно, раньше она как-то не задумывалась, каков Штольман под костюмом. Когда в затонской гостинице она впервые увидела его без одежды, наряду со смущением от увиденного, она была поражена, насколько он хорош. Это был совсем другой Штольман, не наглухо застегнутый для всех в прямом и переносном смысле, а красивый обнаженный мужчина с прекрасным телом. Он обнажился перед ней не только телом, но и душой. Хорошо сложенное мускулистое сильное мужское тело — это Штольман, и ранимая душа — это ее Яков, Яша… Глаза — как зеркало души, глаза, наполненные любовью, нежностью… и грустью… Грустью от периодически накатывающей на него неуверенности, как сегодня, будет ли он нужен ей всегда такой, какой есть…
— Яша, я никогда не думала, что у меня будет такой красивый муж. Ты мне очень нравишься как мужчина, — она провела пальцами от плеча по груди и спускаясь к животу и ниже. — Ты мне веришь?
