— Как хорошо, что мы наконец дома, — Анна сняла перчатки и купленную в английском магазине в Петербурге элегантную шляпку.

— Да, дорога была утомительной, — согласился Штольман.

— Хорошо бы чаю с чем-нибудь. Но у нас ничего нет, только какие-нибудь засохшие баранки.

— Засохшие баранки — это уже хорошо, их в чае размочить можно, — сказал начальник сыскного отделения, привыкший за годы службы перебиваться чем попало.

— Яша, баранки будут в другой раз. Нам тут пирогов принесли, знали, что мы сегодня должны вернуться. Наверное, мама приходила или Прасковью послала, — Анна обнаружила большую тарелку, закрытую полотенцем.

— Замечательно, передай им спасибо, как пойдешь к ним.

У родителей Анны был запасной ключ от снимаемого Штольманами дома, но сегодня был первый раз, когда они им воспользовались, и то, когда Яков Платонович и Анна были в отъезде. Штольман был немного удивлен, что родители Анны, особенно деятельная Мария Тимофеевна, не надоедали им своими визитами. Он думал, что теща будет приходить чаще, поучать Анну, что и как нужно делать по дому, критиковать ее как хозяйку. И он уже готов был встать на защиту Анны, если такое будет. Но Мария Тимофеевна за все время приходила одна всего пару-тройку раз, да и то по делу — например, зайти за дочерью, чтоб пойти с ней к портнихе. В остальные несколько раз родители Анны приходили к ним на чай вместе. Анна бывала у родителей раз-два в неделю, и вдвоем они ходили к Мироновым несколько раз на ужин и в выходные на обед.

— Аннушка, ты посиди, я сам разожгу плиту и поставлю чайник. Ты слишком устала в дороге. Я более привычный к этому.

— Но чай потом я заварю сама.

Они попили чаю с пирогами, и после этого Анна решилась спросить мужа о том, что не давало ей покоя еще в Петербурге.

— Яша, а как мы будем жить дальше? Ведь, наверное, по-прежнему уже невозможно… Ты — сын князя, хоть и побочный… У тебя появились родственники…

— Как? Для нас все останется как прежде. Для тебя я буду Яковом, твоим мужем Яшей, на службе я как и был, так и буду следователем Штольманом, — улыбнулся Яков Платонович. — В Затонске никаких изменений не будет.

— В Затонске? — ухватила Анна суть. — Значит, не в Затонске, а, например, в Петербурге они могут быть?

— Аннушка, я пока не могу тебе сказать ничего определенного. Время покажет. Но, думаю, в Петербурге, скорее всего, что-то изменится. Там мы не будем только одни, там будут и Ливены. По крайней мере Павел. Так что могу предположить, что то, как мы будем жить, будет зависеть не только от меня, точнее не только от нас. Я думаю, что Павел будет каким-то образом присутствовать в нашей жизни. Возможно, и Александр тоже. Мне не хотелось бы ничего менять, но, полагаю, это уже невозможно.

— Поэтому ты и сказал, что в Петербурге я буду носить кольцо Ливенов? Потому что там ты уже не будешь просто Штольманом? — поняла Анна.

— Вероятнее всего. Общаться с Ливенами и скрывать это долго не получится. Рано или поздно об этом узнают в свете. Узнают о том, что я их родственник и какой именно. Незаконный сын Дмитрия Александровича. И с того времени я уже больше никогда не буду только Штольманом. Я буду еще и побочным сыном князя, как ты и сказала. Не для всех, но для некоторых. Что за этим последует — я точно не могу сказать. Надеюсь, ничего слишком ужасного, что я буду проклинать тот день, когда я случайно увидел снимок Александра Ливена в газете и заварил всю ту кашу, которую теперь придется расхлебывать…

— А что может быть ужасного?

— Ну в лицо, меня, естественно, княжеским ублюдком назвать никто не посмеет. Если бы кто и отважился, после этого, думаю, единственной дуэлью бы не обошлось. Там бы в очередь еще и Павел с Александром встали. Они бы тоже не потерпели, если бы меня оскорбили. А за спиной — еще как, да еще и похлеще, чем я сказал… Некоторые прежние знакомые отвернутся от меня, станут презирать…

— Яков, а нужны ли такие знакомые, которые могут презирать человека из-за подобных обстоятельств?

— Ты права, не нужны. Но я просто рассказываю тебе, что может быть. Оскорбления, не прямые, а завуалированные могут быть нанесены и тебе. Ведь ты — жена побочного княжеского сына… Кто-то может просто намекнуть, что быть замужем за таким как я — это позор… Другие могут посчитать тебя меркантильной особой, которая так хотела втереться в княжескую семью, что опустилась до брака с незаконным сыном…

Анна серьезно смотрела на мужа:

— Это все? Или еще что-то?

— Есть еще кое-что. Ко мне может повыситься интерес определенной части женского общества. Потому что заполучить в любовники или даже на один раз княжеского бастарда — это более заманчиво, чем чиновника по особым поручениям, — честно сказал Штольман.

— Но ты ведь теперь женат.

— Для подобных особ не имеет значения, женат мужчина или нет. Им все равно. Если женат, возможно, это даже пикантней, так как придает остроты… Аня, я тебе сказал сразу, что у меня больше никогда не будет женщины кроме тебя, что я тебе никогда не изменю. Но могут пойти слухи, что у меня есть любовница и даже не одна, или что я развлекался с кем-то… И эти слухи, с большой долей вероятности, будут распускать именно отвергнутые мной потенциальные любовницы. Я хочу тебя предупредить, что если подобные слухи дойдут до тебя, ты ни в коем случае не должна им верить

— Женщины, о которых ты сказал — это просто охотницы за пикантными приключениями? Или же кто-то из твоих бывших? — прямо спросила Анна.

— Охотницы за приключениями, как ты их назвала. Что касается бывших, то по большей части это были порядочные одинокие женщины, которые искали на тот момент внимания приятного мужчины. Они не из тех, кто будет навязывать себя мне, когда я женился.

— А…?

— Ее нет в Петербурге, по-видимому, нет и в России вообще, — Штольман прекрасно понял, что Анна имела в виду Нежинскую. — Даже если бы и была, после того, как до нее дошли бы новости обо мне, она смотрела бы на меня только с презрением и отвращением. Ведь это бы так унизило ее в своих глазах. Связаться с бастардом, когда вокруг полно настоящих князей… — он бы не удивился, если бы услышал от нее что-нибудь едкое вроде: «Якоб, и это меня ты считал шлюхой… Ну и как, гордый Штольман, обнаружить, что ты - байстрюк, которого мать прижила от любовника? Ладно хоть от князя, а не от крепостного…» Он знал, что после подобных слов у него было бы желание придушить Нежинскую… Какие разные женщины в его жизни… Какое счастье, что у него есть Анна. Анна, которая вытирала ему слезы и гладила его по голове, когда они узнали шокирующую новость. В тот момент он почувствовал любовь Анны пронзительнее, чем когда-либо. — Так что, Анечка, насчет нее можешь быть спокойна. Знаешь, в этом случае положение бастарда одно из немногих преимуществ моей предстоящей жизни. Она никогда бы уже не стала пытаться завлечь меня.

— А если бы не это, попыталась бы?

— Не исключаю этого. Но не потому, что я был бы ей нужен. Просто отомстить. Чтоб сделать тебе больно… Аня, но я бы никогда с ней больше… Ты мне веришь? — Штольман посмотрел Анне прямо в глаза.

— Верю. Верю, — Анна на самом деле верила, что Яков больше не позволил бы себе ничего с Нежинской. Но вот в самой Нине она была не уверена. Точнее, наоборот, она была уверена, что та попробовала бы в очередной раз пустить в ход свои чары. Хорошо, что как внебрачный княжеский сын Штольман интересовать ее больше не будет. Это успокаивало.

— А что еще может измениться в нашей жизни?

— Аня, сам Петербург — это уже абсолютно другая жизнь нежели Затонск. Без изменений в моей личной жизни. А с ней — наверное, для тебя это будет совершенно другой мир. Впрочем, для меня тоже. Нам нужно будет научиться жить по-новому. И принять то, что в нашей жизни появятся новые люди в качестве родственников.

— Яков, я очень рада, что у тебя появились родственники. Ты им нужен, как и они тебе. Павел и Александр — приятные люди, оба приняли тебя, а ведь все могло быть и по-другому.