Он не хотел умирать.

Еще полгода назад Бенедикт искренне признал бы, что выполнит работу, несмотря ни на что. Он сделает все, что в его силах. И даже больше. Его не интересовало, какой ценой он этого добьется. Какой жертвой.

Но это было до встречи с Эль. Сейчас он готов цепляться за жизнь всем, что у него было. Если есть хоть малейший шанс, что он выживет, он им воспользуется. Он будет терпеть. Он будет кричать. Но он выживет. Он должен.

Хотя бы для того, чтоб еще раз увидеть ее. Заглянуть в глаза. Пересчитать веснушки на носу. Зарыться пальцами в мягких волосах. Услышать ее счастливый смех. Почувствовать прикосновение руки.

Узнать, нужен ли он ей.

Киневард с трудом поднял голову посмотреть на человека, облившего его. Если б была возможность, он бы нагло улыбнулся. Но губы были разбиты. Один глаз заплыл и почти не видел. С волос капала вода, попадая в глаза.

— Не ожидал, что ты так глупо попадешься, — все еще с ведром в руках на него смотрел Алекс. Бенедикт скривился, разлепил разбитые губы.

— Раз уж все видел, почему не пришел раньше?

Бертольт достал нож, разрезал веревки.

— Я вообще не собирался тебя спасать.

— Тогда что ты здесь делаешь? — потирая затекшие руки, произнес он. Слова давались с трудом, но он не показывал вида. В помещении было холодно, а мокрая одежда лишь быстрее охлаждала тело — Бенедикт был в футболке и брюках, остальное забрали, чтобы тщательнее обыскать. Даже его любимый нож из голенища сапога. Но он все равно не смог бы им воспользоваться, привязанный к стулу. Сейчас его больше досадовало не отсутствие оружия, а то, что его же нож всадили в его тело.

— Подумал, что Аэтель очень расстроится, если я принесу тебя по кускам. — Он посмотрел на раны собеседника, прикидывая его состояние. — Сдается мне, что ты ей нужен со всеми конечностями.

Бен промолчал.

— Идти сможешь?

— Как будто у меня есть выбор, — все же не сдержался и скривил в ухмылке разбитые губы брюнет, и поморщился.

Бертольт помог ему подняться и, подставив плечо, повел мужчину к выходу.

— Знаешь, а внешность обманчива, — заметил парень. — С виду худой, а весишь больше слона.

— Я вообще-то иду сам.

— Да как же! — усмехнулся Алекс. — Стоит мне отойти от тебя ты рухнешь на пол.

— Я выносливее, чем ты думаешь.

— Это ты Аэтель на уши будешь вешать, — ответил Бертольт, стараясь подстроиться под шаг Бенедикта. Они медленно приблизились к дверям — рана в бедре начала кровоточить. — Тебя нужно показать врачу.

— Нет времени. Нам надо быть на южной границе через три дня.

— Такой скоростью не обладает ни один транспорт. До границы шесть дней пути, — покачал головой Алекс.

— Будем ехать без остановок.

— Будем? — с усмешкой повторил Бертольт. — Ты не в том состоянии, чтоб вести машину. У тебя один глаз, по-моему, вообще не видит.

— К утру приду в себя.

— К какому? — иронично обронил русоволосый. — К этому ты определенно не успеешь. Скоро будет светать.

Они вышли на улицу. Помещение, в котором держали Бенедикта, оказалось амбаром, за которым он не так давно прятался. И по расчищенному снегу и следам шин на дороге, становилось понятно, что он еще использовался и как гараж. Жаль, что сейчас там не стояло машины — уйти было бы легче.

Но в основной дом вернуться все равно придётся.

— Ты всех зачистил?

— Так сказал, будто трое противников опасны для нас.

— В смысле трое?! Черт возьми! Ты не перестаешь меня удивлять, Бертольт! И это далеко не комплимент. Чем ты тогда занимался пока меня избивали?

— Побереги воздух. Удача же при нас!

— Мне нужно забрать мои вещи.

— Без них обойдемся.

— Без них нет смысла возвращаться! Надеюсь, они еще не избавились от записи.

— Они все забрали в дом. И, похоже, уже собираются уезжать.

— Нужно забрать запись.

Бенедикт двинулся в сторону дома, но парень дернул его в сторону, увлекая за амбар. Лекс припечатал его к стене, со злостью сверля взглядом.

— Ты с ума сошел?! Тут бегают вооружённые солдаты! Если сунемся в дом, нас поймают! Не горю желанием сидеть в том подвале связанным.

— Не переживай, брать в плен нас уже не будут.

— А это еще хуже! Валим отсюда. За амбаром чисто.

— Я вернусь в дом. Без улик все напрасно.

— Помереть не терпится?

— Это моя работа.

— Работа — сдохнуть из-за какой-то записи?

— Тебя не держат.

— Так и хочется тебе вмазать, только ты скорее сразу отключишься. Не хочу таскаться с твоим бессознательным телом.

— Ты меня освободил, на этом можешь остановиться.

— Ну ты сам меня вынудил, — бросил Лекс, довольно оскалившись, и впечатал кулак в живот Бенедикту. Брюнет согнулся, качнулся и сполз по стене в снег. Русоволосый снял куртку, оставшись в светлом свитере, кинул ее на Киневарда. — Что нужно искать?

Но тот все еще пытался выровнять дыхание. Александр опустился на корточки рядом.

— И в таком состоянии ты собираешься идти за записью? У тебя даже сил нет встать, не то, чтобы обороняться, если засекут.

— Камера, — Бен с трудом сел, облокотился о стену. Тело напоминало о побоях каждым вздохом. — Наверху, под ступенькой. Похожа на овальную пуговицу. Если ее не нашли.

— Сиди здесь! — приказал русоволосый, поднимаясь.

Бертольт вытащил из кобуры пистолет, тихо выругавшись под нос, выглянул из укрытия. И, пригнувшись, кинулся к дому, стараясь держаться не выше снега, наваленного вдоль расчищенной дороги. Бен медленно встал на ноги, решая стоит ли последовать за ним. Но понимал, что сейчас в своем состоянии может только мешать. Да и оружия у него не было, если придется вдруг отбиваться. Все забрали, когда оглушили его.

Мужчина надел куртку, и принялся ждать. В мокрой одежде холод пробирал до костей. Брюнет выглянул из-за угла. Все было спокойно. Охрана на воротах не заметила тень, пробравшуюся в дом.

Киневард посмотрел в небо. Звёзд не было видно. Мелкие снежинки не спеша кружили, опускаясь на землю. Искрились в свете редких ламп. Падали на лицо, путались в волосах. Было тихо. Но спокойствие было обманчивым — скоро начнется метель. Закружит снежинки в вихри. И покажет мощь природы.

Он прикрыл глаза. Скоро все закончится. И он вернется… куда? В пустой дом? Что выбрала Аэтель, когда Макс вывез ее к границе Ольгерда? Вернуться в Риорику или продолжить путь в Тельнас? Он не знал. В памяти всплывал их разговор в игровой. Ее паника. Истерика. Она что-то скрывала. И это была вовсе не сделка с Лексом. И он не мог понять что. Он верил, что у нее нет чувств к Бертольту. Ведь она до последнего твердила, что хочет в Риорику. Но что тогда? Если б у нее не было чувств к нему, смогла бы она так же беззаботно смеяться в его постели? Или здесь лишь страсть? Тогда она откажется приехать в его дом?

Аэтель не умела скрывать своих чувств. Они всегда были написаны на ее лице. Отражались в ее движениях, в действиях. В глазах.

Доверчивость. Улыбка. Смех. Внутренний свет, согревающий своим теплом. Все то, что привлекло его. Но все это было до встречи с ним. Он изменил ее. Теперь она другая.

Но в их последний день девушка была так похожа на ту, что повстречалась ему по дороге в Фиренику. С какой теплотой она смотрела на него, мягко улыбаясь. Напряженность в ней прошла, пока они не затронули тему ее родных и доверия. Он видел в ее глазах сомнение, мольбу открыться ей. Но не мог.

Лекс вернулся довольно быстро. Вручил брюнету рюкзак и вещи:

— Теперь успокоишься? — последней перешла в его руки камера.

Миником был сломан. Бенедикт молча проверил исправность камеры. Механических повреждений замечено не было. Подключить к гарнитуре и проверить запись не представлялось возможным. Оставалось надеяться, что запись не пострадала.

— Ее не нашли, — добавил Бертольт.

Бен кивнул. Эта камера не только передавала информацию, у нее была встроенная память, хоть и не слишком большая. Сломав лишь миником, избавиться от записи не получится.