Грейвс тоже умеет выразительно смотреть, но в этот раз он просто молча кивает.

Голдштейн ведь и правда лучше.

Она успешно проводит первую серьёзную операцию, и Грейвс пожимает её тонкую ладонь, глядя в затягивающие глаза.

— Я вами горжусь, — искренне говорит он, и Тина заливается краской, бормоча в ответ что-то благодарственное.

Однажды Грейвс замечает, что она как-то странно смотрит на него и необычайно тонко улыбается, будто знает что-то.

Будто она знает, что снится ему почти каждую ночь.

Серафина привычно подводит итоги месяца на очередном собрании. Она видит, что взгляд Голдштейн обращён куда-то ей за спину; точнее — на кого-то за её спиной. Серафина уверена, что знает, на кого именно.

В тёмном подвале сыро; промозглый ветер неприятно лижет кожу под порванной рубашкой. Гриндевальд, склонив голову набок, просматривает воспоминания Грейвса, останавливаясь на моментах, связанных с Тиной.

— Только не её, — хрипит Грейвс, сглатывая стойкий привкус крови во рту.

Гриндевальд насмешливо смотрит ему в глаза.

— Только не её, — приглушённо повторяет он голосом Персиваля.

========== На палубе ==========

Комментарий к На палубе

https://vk.com/goldgraves_forever?w=wall-135902128_817

https://vk.com/goldgraves_forever?w=wall-135902128_1243

Безоблачное небо переливается всеми оттенками голубого, зеркально отражаясь в морской глади. Лёгкий ветерок едва-едва треплет паруса, мимолётом касаясь поверхности воды и уносясь дальше к горизонту. Солнце радостно сияет в зените, слепящей улыбкой освещая редких чаек.

Захваченное торговое судно медленно погружается в морскую пучину. Волны мирно плещутся рядом с пробитой кормой, хозяйски осваивая нижнюю палубу. Поникший флаг Порт-о-Пренса, печально обвиснув, путается в снастях главной мачты, сейчас больше похожий на тряпку, а не на гордое знамя Гаити.

Тина против воли прикрывает веки: солнце больно бьёт в глаза, отражаясь от обнажённых лезвий сабель. В складках её шикарного сатинового платья припрятан кинжал с резной рукояткой — подарок отца, — но она не спешит им воспользоваться: ещё не время. К тому же, сегодня этот кинжал уже отведал пиратской крови — первого головореза Тина подстерегла прямо у дверей собственной каюты, хладнокровно вонзив лезвие в жилистую шею и поймав удивлённый взгляд быстро потухших светлых водянистых глаз.

Капли крови теряются в алой ткани платья, а кинжал, притаившись, снова ждёт своего часа.

Капитан пиратов — надо же, лично, вот так честь, — стоит напротив неё, заложив руки за спину. Его синий камзол сшит по последней моде, а рукава пеной обрамляют слишком изящные для пирата руки. Не знающие неудобств парика чёрные с сединой волосы свободно падают на плечи, обрамляя загорелое лицо с жёсткими чертами; узкие губы гнутся в победной ухмылке.

— Кто у нас тут? — Персиваль насмешливо щурится, окидывая взглядом застывшую Тину. — Смотрите-ка, парни, сама дочь губернатора решила осветить нашу жалкую жизнь своим прелестным личиком, — ухмылка продолжает играть на тонких губах, а солнечные лучи тонут в тёмных глазах.

Тина бы с радостью посмотрела, как тонет сам Персиваль. Она вздергивает подбородок ещё выше и надеется, что эти безграмотные воры и убийцы хотя бы издалека ознакомлены с понятием “презрение”.

— Какая удача, надо же, — Персиваль качает головой, и прядь волос касается его плеча. — Я-то думал, обычное торговое судно, а оказалось… — он хмыкает, — на борту настоящее сокровище.

Стоящие вокруг пираты гогочут, и Тина с трудом держит себя в руках, усилием воли сохраняя презрительное спокойствие. Ей невыносимо противно находиться в окружении этих тугоумных верзил с поблёскивающими саблями на поясах. Её тошнит от этой палубы с толстыми колоннами мачт и медными пушками по бокам, которые с такой лёгкостью разнесли в щепки её корабль, будто тот был игрушечным. В конце концов, она ненавидит этого капитана, проклятого Персиваля Грейвса, который, кажется, был рождён для того, чтобы портить жизнь торговой компании её отца.

— Ну же, золотце, хоть слово для презренного пирата, — явно издевается Персиваль, изображая что-то вроде поклона. — Или я недостоин таких почестей?

Команда снова взрывается хохотом, и Тина стискивает зубы, с такой злостью глядя на Персиваля, что тот в наигранно испуганном жесте ставит перед собой ладони.

— Кажется, я сейчас буду испепелён, — он склоняет голову на бок, а потом опускает руки, внезапно становясь серьёзным.

И вот тут Тине впервые становится страшно.

Вокруг неё — никого, кто мог бы помочь. Половина её команды уже входит в меню обеда для рыб, а другая половина стоит на коленях рядом с бортом, ожидая своей участи.

Тина незаметным движением нащупывает кинжал.

В крайнем случае, она знает, куда нужно ударить, чтобы собственная смерть была быстрой.

Персиваль оценивающе смотрит на неё, и Тина против воли отводит глаза: взгляд пирата слишком тяжёл.

Во взгляде пирата слишком хорошо видна её дальнейшая судьба.

Он делает два шага и оказывается совсем близко. Тина стискивает зубы, разглядывая палубу.

Жёсткие пальцы поднимают её подбородок, и Тина тонет в чёрных глазах.

— Какая нежная кожа, — говорит Персиваль и проводит большим пальцем по её алеющей щеке. — Любопытно, под таким прекрасным платьем всё такое же прекрасное? — негромко интересуется он, и у Тины внутри всё сжимается от страха.

Она хочет сказать ему, хочет попросить пощады, хочет, чтобы он отпустил её подбородок, хочет, чтобы просто отправил её домой — отец заплатит любой выкуп.

Но где-то в районе груди вдруг просыпается что-то новое, что-то злое и яркое.

Она — дочь губернатора. Она не та, кто даст себя в обиду, даже если кажется, что выхода нет.

Тина сладко улыбается, подаётся навстречу Персивалю и целует тонкие губы, одновременно мягким движением доставая кинжал.

Она всегда умела поразить прямо в сердце.

И в этот раз она с удовольствием делает это буквально.

========== Альбом ==========

— Эй, я здесь! — Тина хохочет; глаза — щёлочки, на щеках полукруглые ямочки. — Догоняй! — она бежит по скошенной траве; босые ноги мелькают под длинной цветастой юбкой.

Персиваль смотрит на неё и думает, что Тина похожа на олицетворение самой жизни.

Тина безуспешно пытается сдержать счастливые слёзы, когда они стоят на ступеньках небольшой уютной церквушки. Куинни уже давно закрывает лицо кружевным платочком, а Тина держалась — до этого момента. Персиваль нежно гладит её по щеке, и Тина накрывает его ладонь своими пальцами; на безымянном теперь блестит колечко.

Персиваль смотрит в блестящие глаза Тины и думает, что любовь — это что-то невероятное.

Тина что-то тихонько напевает, стоя у плиты и изредка пританцовывая. Палочка в её руке порхает, а за ней порхают и ингредиенты нового — рецепт Якоба! — лимонного пирога. На мгновение она оборачивается: «Я же вся в муке, не смей проявлять снимок!» — и хихикает, когда Персиваль отвечает ей чем-то двусмысленным.

Этот пирог, помнит Персиваль, получился слегка подгорелым. Он съел половину — ради Тины.

Прощальная вечеринка в честь Тины проходит весело и громко: звон бокалов в одном из залов МАКУСА не стихает до полуночи. Тина обнимается с напарниками, со смехом утверждая, что это всего лишь на несколько месяцев. Свободная блузка прекрасно скрывает едва заметно округлившийся живот.

Персиваль смотрит, как один из его подчиненных похлопывает Тину по плечу и что-то шепчет ей на ухо; она переводит взгляд на Персиваля и громко фыркает: аврор просит её поговорить с Грейвсом о том, что более мягкая политика поведения с подчинёнными только приветствуется.

Тина выглядит измождено, но на бледном лице — неописуемое счастье. В её руках копошится их дочь — малышка Каролина с невероятно большими карими глазами. Ей всего два дня, но Персиваль уже понимает, что это маленькое чудо безраздельно завладело его сердцем.

Персивалю кажется, что Тина светится изнутри. Ему всегда так кажется.