- Тогда чего он от тебя хочет?

- Ты прямо как твой отец, Амна. У тебя в голове только заговоры и интриги. Президенту сказали, что мы с ним словно близнецы, и ему захотелось посмотреть на меня. Возможно, чтобы развлечься. Впрочем, это неважно. Ведь я не могу отказаться. - Несмотря на свою браваду, внутри я весь дрожал.

На следующее утро за мной заехала машина и меня отвезли на квартиру моей сестры в Багдаде. Мы ехали часа два. Акрам каким-то образом напросился сопровождать меня, и сестра возбужденно порхала вокруг нас, словно встрепанный воробей. Даже в лучшие времена она вызывала невероятное раздражение, а в это утро была просто невыносима. Сама мысль, что её мужу и брату была дарована аудиенция у "изумительного" Саддама, превосходила все её самые сумасбродные мечты.

Ровно в 11 часов в нашу квартиру прибыли два офицера республиканской гвардии, из отряда личной охраны Саддама, и отвели нас с Акрамом в спальню. Здесь нам приказали снять с себя всю одежду. Я заколебался, обменявшись взволнованным взглядом с Акрамом, но один из гвардейцев быстро сделал шаг вперед.

- В чем проблема? - спросил он, улыбаясь. - Мы везем вас к самому важному человеку в арабском мире. К человеку, у которого есть враги. Никому не разрешается приближаться к президенту, пока мы не удостоверимся, что при нем нет оружия. Таков порядок, и ни для кого не делается исключений. Пожалуйста, поскорее, Саддам ждет вас.

Обыск продолжался несколько минут, затем нас вывели из квартиры и посадили в поджидавший черный БМВ. Машина на большой скорости рванулась вперед, а Вахаб осталась около дома, всхлипывая от счастья, и махала нам вслед рукой. Мы пересекли Армейский канал, затем повернули на север, миновали Средние ворота, единственные уцелевшие ворота древней стены, окружавшей Багдад, воздвигнутой почти 900 лет назад. Вскоре мы въехали в Каиро - элитарный район особняков на северо-западе города - и через несколько минут остановились возле элегантного двухэтажного особняка, который, как я правильно предположил, был одной из нескольких частных резиденций Саддама.

Нас проводили в дом и повели по слабо освещенному холлу мимо нескольких стражников, одетых в щегольскую форму. Дверь направо была открыта, и нас ввели в просторную, великолепно украшенную комнату. В отличие от холла здесь было обилие света, причем дух захватывало от великолепия. Стены и потолок были белоснежными, их оттеняли изысканные панели в форме золотых листьев. В комнате находилось множество древних реликвий и произведений искусства, которые я был не в состоянии как следует рассмотреть и оценить, но чувствовал, что эта коллекция демонстрировала одержимость Саддама древними сокровищами. На берегах рек Диджла и Евфрат, где некогда стоял город Вавилон, окруженный огромной стеной, археологи обнаружили сокровища, датируемые четвертым тысячелетием до нашей эры. Я не сомневался, что многие из них стали личной собственностью нового президента.

В центре комнаты был расстелен великолепный ковер цвета бургундского с официальной печатью Ирака, стоимость которого, вне всякого сомнения, превышала цену всего, чем я владел. На ковре стояли стулья с прямыми спинками, стилизованные под мебель времен царя Навуходоносора.

В комнате находилось несколько человек. Я предположил, что это были министры правительства или члены республиканской гвардии, но узнал лишь одного - Таху Ясина Рамадана аль-Джазрави, низенького, толстого, неприятного на вид человека, главнокомандующего народной армией, милицией партии Баас. Его недавно повысили до первого заместителя премьер-министра, и он был членом Совета революционного командования более 10 лет. Хотя мы оба носим имя Рамадан, я рад сообщить, что мы не являемся родственниками.

Один из охранников велел нам с Акрамом присесть. Через минуту мы снова встали, так как в комнату вошел Саддам со своим пятнадцатилетним сыном Удаем, который по росту уже догнал отца. Саддам широко улыбнулся и развел руки, чтобы обнять меня. Поцеловав меня в обе щеки, согласно арабскому обычаю, Саддам отступил на шаг и протянул открытую ладонь к моему лицу.

- Ха! Я что, смотрюсь в зеркало? - Он широко улыбнулся всем собравшимся в комнате, затем жестом показал, чтобы мы присели. Пожалуйста, снимите тяжесть с ваших ног. Садитесь, садитесь.

Я не мог вспомнить случая, когда я нервничал сильнее или испытывал такой благоговейный страх, как в это утро, хотя Саддам был само гостеприимство. Он не обладал большим обаянием, но именно благодаря его репутации казалось, что он занимает огромное пространство в комнате. Я молчал, боясь показаться дураком, Акрам словно оледенел.

- Откуда родом твоя мать, Микаелеф? - спросил меня Саддам с лукавой улыбкой на лице.

- Моя мать родилась и выросла в Кадхимии, Ваше Превосходительство, ответил я.

- Любопытно, не побывал ли мой отец некогда в Кадхимии, а, Микаелеф? И не встретился ли он там с твоей матерью? - игриво заметил Саддам. - Может быть, это объяснит наше сходство.

Я вежливо улыбнулся.

- Да, это бы все объяснило, Ваше Превосходительство. - Я с трудом вынес оскорбление, а все вокруг присоединились к добродушному смеху Саддама.

Впервые глядя на него вблизи, я был поражен необыкновенной аурой энергии, которую он, казалось, излучал. Когда он молчал, его лицо выглядело напряженным, задумчивым, но широкая открытая улыбка меняла выражение его лица. Его темные вьющиеся волосы были зачесаны назад, и на лбу виднелись лишь незначительные морщины. У него был твердый подбородок с ямочкой, и хотя наше сходство и моя собственная скромность мешают мне назвать его красивым, он явно представлял собой внушительную фигуру.

В противоположность отцу, Удай - высокий и худой, во многом обязан своей внешностью матери. Его нос - острее, чем у отца, но у него глубокие и проницательные глаза Саддама. Он мне не понравился с первого взгляда, и это впечатление подкрепилось, когда он вырос и мне довелось лучше узнать его. Это чувство стало взаимным.

Еще минут пять Саддам продолжал разговор в той же игривой манере, периодически предлагая собравшимся вокруг сравнить наши черты. Было заметно, как осторожно все высказывались, чтобы ни на йоту не принизить Саддама. Хотя он был старше меня на пять лет, когда делались сравнения, собравшиеся ясно подчеркивали, что он казался более моложавым. Юный Удай сделал несколько уничижительных замечаний, которые звучали неуместно для юноши его возраста, он казался полной противоположностью своему отцу.