Закрываю глаза. Слушаю удары своего сердца. Нужно успокоиться. Сосчитать их и пытаться дышать ровней.

Постепенно пульс приходит в норму, а сердце плавно возвращает свой ритмичный стук. Ощущаю, что успокаиваюсь.

Я лежу на голом полу. Злость прошла. Сейчас я чувствую только боль. Китнисс снова причинила мне боль.

В этот раз она намного сильнее. Я вновь ошибся, доверяя ей, открывая перед ней свою душу.

Только сейчас начинаю осознавать, что она натворила… Это слишком. Даже для нее.

Так хочется сказать ей сейчас, что она может добить меня: уничтожить, растоптать, пусть делает все, что угодно, но только не трогает нашего ребенка. Ведь он не только частичка меня, но и ее самой.

Не понимаю, почему все это происходит? Неужели я настолько никчемен, что любимая женщина отвергает возможность стать со мной настоящей семьей? Так невыносим, что она не желает иметь детей, которые бы были похожи на меня? Просто… ей не нужны ни я, ни мои дети.

Чувствую, как грудь сжимает в невидимые тиски. Так больно от осознания ее истинных чувств ко мне. В легкие с трудом проникает воздух. Голова идет кругом, а в висках пульсирует.

Прошла уже уйма времени, а я так и не знаю, что я могу сейчас сделать. Обвиняю себя в собственном бессилии. Я не могу пошевелиться. Тело измучено от напряжения, чувствую сильную боль в мышцах и усталость от борьбы с самим собой.

Проходит бесконечное количество мучительных минут, прежде чем я вновь засыпаю.

Когда открываю глаза, за окнами уже светит солнце, а от его лучей безжалостно режет глаза. Щурюсь.

Не шевелюсь, но понимаю, что лежу на чем-то мягком.

Глаза привыкают к яркому свету, и я осматриваю комнату.

Понимаю, что лежу на диване, укрытый пледом, и различаю звуки, доносящиеся с кухни.

Осторожно сажусь. Голова, кажется, вот-вот взорвется, а ее кусочки разлетятся в разные стороны.

Медленно провожу рукой по волосам и, собравшись с силами, встаю.

Стараясь не шуметь, иду в сторону кухни.

Останавливаюсь в дверях, когда вижу Хеймитча.

— О, парень, ты уже встал. Ну, проходи. Наверняка хочешь поговорить.

Бывший ментор поворачивается ко мне. Его взгляд ожидающий. Он указывает мне на стул и ставит на стол дымящуюся чашку.

Не спеша сажусь и смотрю на пар, поднимающийся из емкости с чаем. Не знаю, что сказать. Хеймитч наверняка и сам уже все знает, иначе бы не пришел. Чувствую на себе его пристальный взгляд.

— Так и будешь молчать? — не выдержав, спрашивает он.

— Это она тебя послала? — спрашиваю я в ответ.

Хеймитч молчит. Значит, я прав. Снова начинаю злиться.

Зачем она прислала его? Проверить, не натворил ли я глупостей? Или убедить меня, что Китнисс поступила правильно?

— Все ясно. Можешь передать ей, что я в порядке.

Собираюсь встать из-за стола. Не о чем нам разговаривать: изливать душу я не в настроении, да и жалости мне их не надо, проходили уже.

— Ты же знаешь ее характер, парень. Ты поедешь за ней? — чего-чего, а краткости Хеймитчу никогда не приходилось занимать.

— Ей это не нужно, — возражаю я.

— Откуда ты знаешь? — зло спрашивает ментор.

— Она написала мне записку, там все ясно сказано, — не понимаю почему он пытается убедить меня в обратном.

— Ты думаешь, что ей легко далось это решение?

— Судя по всему, да. Ведь она просто собралась и ушла, — чувствую обиду. Он что, правда, не понимает очевидного?

— Мне так не показалось, когда она мне звонила. Она была… расстроена.

— Не знаю. Я больше поверю в то, что она таким образом просто пытается снять с себя ответственность за все, что делает.

Внимательно смотрим друг на друга. Мне кажется, что Хеймитч пытается предугадать мои следующие аргументы на этот счет.

— А тебя не волнует то, что твой ребенок может не родиться? Ты ведь еще можешь ее остановить.

Он попал точно в цель. Знает мое слабое место и пользуется этим. Волна отчаяния охватывает меня, выплескиваясь откровениями:

— Меня больше всего бесит, что я сам это допустил! Она говорила мне, что хочет этого ребенка. Что хочет, чтобы мы были настоящей семьей. Она решилась, наконец, родить ребенка и дала мне надежду, — и я поверил Китнисс, как последний идиот. Я снова повел себя, как подросток, мечтающий о том, что все так и будет.

Хеймитч молчит. Его задумчивый взгляд скользит по моему лицу.

Смотрю на него. Стискиваю зубы от злости. Меня раздражает тот факт, что он снова на ее стороне. Пытается защитить Китнисс и оправдать поступки. Он не прав! Почему я всегда должен бегать за ней?! Уговаривать ее не совершать ошибок, а она, после всего этого, спокойно может вытирать об меня ноги!

— Ты же не мог не заметить ее сомнений, верно? — его фраза звучит, как упрек.

Я в замешательстве. Пытаюсь отыскать в своей голове ответ на его вопрос…

— Я не заметил… Не обратил внимания… — начинаю чувствовать свою вину.

Мне следовало быть внимательней к своей жене. Знал ведь, что она боится всего, что связано с семьей и детьми. Но так или иначе, это не оправдывает ее поступок. Она должна была поговорить со мной. Мы ведь семья. Последствия затронут не только ее одну. Она поступила эгоистично.

В то время, как я размышляю кто из нас виноват больше, ментор подходит к столу и садится.

Снова повисает молчание. Кажется, мы оба сейчас думаем о ней.

Хеймитч вздыхает и откидывается на спинку стула.

— Знаешь, Пит. Я уж было начал думать, что вы выросли. А вы по-прежнему ведете себя, как дети. Не можете разобраться ни в себе, ни друг с другом. Вам все еще нужна нянька. Ладно она, но я думал, что хоть ты будешь разумней.

Удивленно смотрю на него. Что он имеет ввиду? В чем, по его мнению, я должен быть разумней?

— Я вижу ты ничего не понял…

Пожимаю плечами. Он что, думает, что я должен отнестись с пониманием к тому, что Китнисс собирается убить нашего малыша?

— Так вот, даю совет. Вместо того, чтобы сидеть здесь, бросайся вдогонку, чтобы сохранить свою семью. Поезд до Четвертого в семь, советую поторопиться. Потом, когда ты сам решишься и надумаешь, может быть поздно.

Сижу не двигаясь. Смотрю на свои дрожащие руки. Слышу, как Хеймитч встает и идет в сторону двери.

— Не тяни время. У тебя еще есть шанс, — доносятся до меня его слова, когда он выходит за дверь.

Дом опустел. Продолжаю сидеть. У меня есть еще пару часов в запасе.

Понимаю, то что сказал Хеймитч — правильно.

В доме так тихо, что тиканье часов в гостиной оглушает меня.

Пытаюсь прогнать прекрасные образы и воспоминания, в которых мы с Китнисс были вместе: вдвоем ходили в лес, она помогала мне готовить, вечерами сидели у камина, и те чудесные моменты, когда Китнисс прижималась ко мне холодными ночами… — и старые вопросы, на которые я теперь знаю ответы.

Раньше я все представлял иначе. Мне казалось, что Китнисс сможет стать счастливой рядом со мной. Надеялся, что смогу дать ей все, что для этого потребуется.

Сейчас же, у меня возникает лишь одно желание — защититься от нее. Как-то усмирить острую, неутолимую потребность в ней. Это чувство и раньше не приводило ни к чему хорошему.

Внутри бушуют противоречивые ощущения: тоска, любовь, ненависть, боль и обида.

Не знаю, как я буду вести себя с ней, когда мы встретимся. Но знаю точно — мне нужно поехать за ней, чтобы во всем разобраться.

***

Сижу на перроне и жду поезда, который должен отвезти меня в Четвертый. Осенний пасмурный день ничем не лучше моего собственного настроения. Еще не опавшие желтые листья шелестят от дуновения легкого ветра.

Вздрагиваю от холода и поднимаю воротник куртки. Облокачиваюсь на спинку скамейки и кутаюсь от первых морозов, которые в этом году наступили раньше положенного.

Тишину нарушает детский смех. Оборачиваюсь и вижу, как мимо проходят двое маленьких детей рядом с матерью и что-то увлеченно рассказывают ей. Малыши смеются, когда мать им ласково отвечает. Дети выглядят здоровыми, счастливыми, и видно, как сильно их любят.