- Ну да, так точно! – я стоял, по стойке «смирно», но по манере их общения понятно - разговаривать тут можно и не по уставу, а «по простому».

- А что так неуверенно?

- А ефрейтора что, прям сразу дадите?

- Ха-ха-ха, размечтался! Прям сразу! Гаситься будешь?

- Нет!

- Они все так сначала говорят! – посмеялись.

В конце короткой беседы, один из офицеров произнёс загадочную для меня фразу:

- Этот, вроде нормальный.

- Вроде да. Иди до каптёра, он выдаст тебе новую форму.

Дошёл.

То, что мне выдал каптёр, можно описать так: аморфный, бесформенный комок ободранных вещей, лежащих на полу. Перепачканный, к тому же, бензином и мазутом, как приправой и соусом.

- Ты уверен?

- Извини, другого нету, это – ещё норм штаны, – с этими словами, он ссыпал мне в подставленную руку горсть пуговиц.

- На, подшивайся, сегодня, тебя вообще напрягать не должны.

Вышел какой-то парень, мы познкомились, он исчез на секунду в кубрике, достал откуда-то новый бушлат, протянул мне.

- Откуда?

- Да, одевай, был!

Я глянул на своё убожество, вообще без пуговиц, и пуха. Пуховик. Бушлат, говоря на местном. Не стал уточнять.

Украл, отжал у кого-то, или даже снял с трупа. Мне всё равно.

- Спасибо, в этом бушлате я бы сдох, мой окоченевший труп, нашли бы археологи!

Дневальный объявил: «Батальон, выходим строиться перед подразделением, для убытия на обед! Форма одежды номер…»

Вышел на построение на улицу, перед нашим подразделением, и понял – не всё у меня так плохо.

Те, кого я поначалу принял за стайку бомжей, выползающих из помойки, оказались солдатами, выходящими из нашего «ИСБ».

Ведь у нас был общий кутюрье, которого можно обнаружить в каптёрке.

У одного солдата, было обугленное отверстие в бушлате, напротив «попы», диаметром в пятнадцать сантиметров, оттуда выбивалась подкладка.

Боюсь представить, что произошло.

Мысленно вознёс повторную благодарность тому парню за подогнанный бушлат.

Кушать шли пародией на строевой шаг. Но с песней!

В берцы сзади периодически прилетало, я не знал под кого подстроиться: под переднего, или бокового, ведь все шагают по-разному.

Ещё меня подозревали, что я, сукан редкой молчаливости, и не пою песню!

Раздевалка в столовке - это просто песня.

Вешалок на всех не хватало, много подразделений кушают одновременно. Кидали свои замазюканные бушлаты прямо на пол, или подоконник горкой, сверху ложили барабан с нарисованной летучей мышью - во славу Бетмена!

Приставленный к столовой офицер орал, но не справлялся, новых вешалок не заказывал, сложно, дорого, не интересно.

Постоянно что-то у кого-то пропадало. Чтобы вещи не украли, человек, охраняющий их, буквально обхватывал все бушлаты руками, и ждал, пока его сменит другой, чтобы успеть поесть.

Когда кто-то украл у тебя, ты, соответственно, воруешь у следующего, а тот, вероятно, тоже привык, сопли не жевал, шёл воровать. Это так же естественно, как фотосинтез.

Если ты каптёр, то ты, вообще, машина воровства и "рожания" вещей из пятого измерения. Ты - Доктор Стрендж и Алладин в одном лице.

Кормили в столовке, к слову, хуже, чем в столовой первого, образцово-показательного военного городка, но тоже сносно, это обрадовало. Изредка давали такое, что жрать невозможно. Но перловке, гороховому пюре, и салу – мои аплодисменты! Ничего из этого не ел, так как это не переносила моя мать, готовившая нам с отцом. А тут - почти каждый день что-то разное, плюс. Перловка - божественна, зря пугали ею!

Пришёл в подразделение, в наш кубрик.

Впрягли наводить чистоту в помещении, или «делать ПХД» - на местном сленге.

Я, сначала, не въехал в ситуацию.

Везде царил хаос. Зубные щетки и прочее, валялись прямо на полу, рядом со всяким мусором. Затем, мне сказали, что здесь произошёл «взрыв».

Но не тот взрыв, который: быстропротекающий физико-химический процесс, со значительным выделением энергии в небольшом объёме.

Энергия всё же была, но выделял её офицер, приходящий устраивать погром, и имитирующий ситуацию - «Я, мля, слон в посудной лавке!»

Происходит это, когда ищут «насвай», и другое запретное, когда мы засрались, или кто-то накосячил, просто в воспитательных целях, чтобы не расслаблялись.

Это ведь так приятно, вернувшись, обнаружить свои средства поддержания личной гигиены на полу.

Какой-то парень пытался придать раздолбанной тумбочке первоначальный, правильный вид - прямоугольного параллелепипеда.

Начал подметать, меня остановил тот самый парень, что подарил мне бушлат.

- Не-не, Виталь, вообще всё из под кроватей!

И мы начали вытаскивать «вообще всё». Получилась горка, метр в высоту.

Там было всё, реально всё. Спросил у него:

- Где здесь туалет? Куда можно это выкинуть? – в руках у меня была этикетка от чего-то съестного.

- А, в окно кинь!

Подошёл к первому, забраковал, нашёл, наконец, исправно открывающееся, выглянул.

А, ну да, это у нас само собой, мог и не спрашивать – отправил фантик «дружить» к остальной помойке.

До туалета я всё-таки дошёл. Шок.

Мне стало не по себе, при мысли, что мне здесь ещё срать, целый год!

Хлюпающая под ногами вода санузла, доходила до середины голенища моих бедных берц. Её неспешно перегонял шваброй, до отверстия в полу, дневальный.

В кабинках царила атмосфера открытости и непринуждённости, так как дверей не было совсем, а высота разделительных стенок, едва превышала метр. Это, наверное, чтобы мы могли общаться во время процесса. Респект тому, кто придумал эту тему!

Всеобщую картину дополняли жёлтые подтёки на стенах, (нас затапливали разведчики, водичка путешествовала затем по санузлам, всех четырёх этажей, и впадала в наше озеро, у меня под ногами) и вываливающееся дерьмо, из забитого отверстия последней кабинки, или «очка», на всё том же, армейском сленге.

Своего шарму вносила бумажка в файле, которая гласила: «Кто покурит в туалете – тот… гандольер в Венеции!»

В туалет получилось зайти со второй попытки, когда я мысленно уговорил себя фразой из далёкого детства «пись-пись-пись!»

Сходил в писуар.

Голос из кабинки оповестил меня, что я мог сходить сразу на пол, так как он сломан. Ну да, обзор позволяет ему делать такие выводы…

Засыпал, несмотря на всё, оптимистично настроенный, и почти счастливый, ведь я попал, туда, куда пожелал. «Мечты сбываются» - пошутил ефрейтор, когда я ему об этом сказал. Мелкие неудобства как-нибудь переживу.

На вторую ночь меня отметелили…

- Да собирайся ты рещче! – я, ускоренный толчком офицера, с большим запасом разгона, вылетел в коридор на построение.

- Да, досталось тебе вчера. – со мной заговорили пацаны, которым тоже ночью прилетало, Иван и Диман.

Иван подал мне мой ремень, пинком "дяди со звёздами" отправленный под шкаф.

Диман запнул, пряча под кровать, кусок раздолбанного стула, неизвестно, об кого сломанного, но, славу богу, не об меня, вышел тоже на построение, и произнёс:

- Вы как хотите, пацаны, а я сваливаю, и Иван тоже хочет. Ты с нами? Днищное подразделение, мы тут такого насмотрелись за две недели!

Я думал ровно секунду, или, вернее, вообще не думал, на эмоциях кивнул:

- Я с вами.

***

Из-за двери снова донёсся чей-то кашель.

- Ну кто там всё помирает, но никак не может сдохнуть?! Да сдохни, ты, уже! Сдохни!

- Спасибо, товарищ капитан! Спасибо! – в проём заглянуло лицо младшего сержанта.

- Пожалуйста, ля! Прикрой дверь, а то все, кому мимо надо пройти, свои «хлебальники» в нашу сторону поворачивают! – Это уже обращение ко мне.

Я рисовал новогоднюю стенгазету. Сначала своей, сапёрной роте, затем, понтонной, потом инженерной.

Возникает вопрос: зачем в армии новогодние стенгазеты?

Я бы ответил так: а солдаты что, не люди, им не нужны новогодние поздравления?