— Я не против. Тем более, раз уж вы не можете договориться, это значит, что мне достанется больше твоего внимания.
Я покраснела, стараясь сдерживать улыбку. Мы спустились в метро на ближайшей станции, я всё еще была очень близко к нему.
Когда подъехал поезд, мы протиснулись в переполненный вагон, отыскав два свободных места (странно!) рядом с седовласой женщиной в цветастом платье. Несколько остановок спустя женщина громко шмыгнула носом и наклонилась к моему лицу.
— Надеюсь, у тебя сегодня ужасный день!
Я закатила глаза.
— Теперь понятно, почему эти места были незаняты, — спокойно сказала я Китсу, но он резко встал, потянув меня за собой, и мы пошли в другую часть вагона, тревожно оглядываясь на женщину.
Я была очарована его рыцарским поступком. Этот день точно не будет ужасным. На Рокфеллер-центре мы пересели на линию F и после куда более спокойной поездки вышли на Сэконд Авеню.
— Давай возьмем кофе, — предложил Китс.
Он вел меня по улице мимо винных ресторанов, закусочных, компьютерных магазинов, «Старбакса» и пончиковой. Мне очень нравилось, как он держал меня за руку и рассказывал о том, как Беккет потащил его на панк-рок концерт; о том, как познакомились его родители (на вечеринке в университете); о том, что после «В дороге» мне нужно прочитать Ричарда Бротигана (ладно, признаю, этот пункт мне не очень понравился). Мы свернули на Седьмую улицу и где-то между Первой Авеню и Авеню А остановились перед маленьким магазинчиком с вывеской «HELVETICA», сама я бы ни за что его не нашла. Мне подумалось, что это какое-то волшебное место, как в «Гарри Поттере», которое существует только для нас.
Когда мы вошли, зазвенел колокольчик, и из-за стойки на нас равнодушно посмотрела девушка с ярко-голубыми глазами, вся в татушках и пирсинге.
— Дальняя комната открыта? — спросил Китс.
Девушка хмыкнула и снова вернулась к газете. Китс провел меня между столиками из комиссионки, возле которых стояли совершенно не подходящие к ним стулья. Лампы с безвкусными абажурами теплым светом освещали комнату. Если бы эта кофейня была человеком, это была бы маленькая старушка, хранящая множество тайн, как одинокая тетушка, которая раньше была цирковой гимнасткой.
Когда мы зашли в дальнюю комнату, я чуть не задохнулась от восторга: она вся была заставлена книжными полками от пола до потолка. Там были сотни подержанных книг: как обычные дешевые издания, так и старинные книги в кожаных переплетах.
— Я влюбилась в это место, — сказала я про себя, но, возможно, всё-таки вслух.
— Я знал, что тебе понравится. — Он улыбнулся своей фирменной улыбкой. — Что будешь? Как обычно?
Я удивленно подняла бровь.
— Ну, горячий шоколад, обезжиренное молоко, без сливок?
Ух ты! Китс запомнил моё «как обычно»!
— Да, спасибо...
Как только он вышел из комнаты, я плюхнулась на диванчик в углу. Пахло затхлостью старых книг, у которых был аромат слов. Я вытянула ноги под кофейным столиком, разглядывая солнечный луч, пробивающийся через окно. В нем можно было разглядеть крошечные пылинки, которые плясали вокруг меня. Я услышала, как Китс разговаривает с девушкой за стойкой, услышала её смех — наверняка, он её очаровал, — а потом звук кофе-машины. Заиграла старая песня Depeche Mode. Видимо, Китс попросил включить музыку.
Я разглядывала книги на полке позади меня.
«Любовник леди Чаттерлей». Старое издание в мягкой обложке, на которой были изображены красные розы, а на них распласталась женщина, губы ее были приоткрыты, казалось, что она задыхается. Вероятно, сама леди Чаттерлей. Я пролистала книгу — ее порядком намочили в прошлом — и обнаружила маленький, сложенный листочек бумаги, спрятанный между страницами. Я развернула его и прочитала записку: «Иногда я скучаю по ней больше, чем могу вынести».
— Ты нашла одну из записок? — Китс осторожно поставил на столик наши кружки и опустился рядом со мной на диван.
Спасибо старым подушкам: он скатился и оказался совсем близко ко мне.
— Записки? — Я сделала глоток горячего шоколада.
Он был несладким, нёбо, скорее всего, опять облезет, но это было неважно, потому что по желудку тепло растеклось.
— Да, люди оставляют записки в книгах. — Он прочёл ту, что лежала в моей ладони. — Это жёстко.
Я вспомнила о фотографии в его комнате — ту, на которой он со своей бывшей — и положила записку обратно в книгу, а ее поставила обратно на полку.
— Значит, могут быть еще?
— Больше, чем уверен.
Я с благоговением вытащила «Грозовой перевал».
— Это одна из самых моих любимых книг. Ты читал? Боже, она ужасна и романтична одновременно.
— Женщины-писатели не совсем моя тема.
— Что?
Конечно же, он не это хотел сказать. Я просто его не так поняла. Но прежде чем я успела попросить его объяснить свои слова, он торжественно протянул мне «Любовь во время холеры» в одной руке и записку в другой.
— Есть!
Он откинулся на подушки и притянул меня к себе, разворачивая записку. Он был теплым. От него пахло хвоей. И я подумала: «Я с красавцем Китсом в кафе, где огромное количество книг. Расслабься, Пэн. Вот это особенный момент». Он протянул записку, прислоняя свою голову к моей. Я дула на горячий шоколад в кружке, пока читала.
Овсяная каша. Розмарин. Кошачья еда. «Arcade Fire»[20]. Сердцебиение. Тюльпаны.
— Думаешь, это просто список покупок? — спросил он.
— Хм. Сердцебиение тоже покупка?
— Интересная мысль, — отметил Китс.
Я прикусила губу, думая о Бородатой Леди и о жетоне метро, приносящем мне удачу, хоть он и лежал в кошельке вместе с высыпанным аспирином.
— Может быть, это зашифрованное шпионское послание? Они работают на враждующие стороны, но встретились в Париже, еще не зная, кто есть кто, и влюбились. А теперь вынуждены тайно встречаться, как Ромео и Джульетта. Поэтому им приходится писать списки покупок с особенными словами и оставлять их здесь.
Китс смотрел на меня, совершенно потрясенный.
— И что значит этот список?
— Ну, это написала она — почерк явно женский. Она предлагает ему встретиться после завтрака — овсяная каша — в Центральном парке в саду Шекспира. Отсюда розмарин.
— А что с кошачьей едой?
— Хм... Ему нужно взять её с собой, вдруг там будут бездомные коты.
— А Arcade Fire?
— Это знак! Так он поймет, что это не просто список покупок. Они впервые увидели друг друга, когда играла песня Arcade Fire, её сердце забилось так быстро, и она сказала, что это было подобно цветению тюльпанов...
Я замолчала, чувствуя себя глупо, но тут я посмотрела на Китса и поймала его внимательный взгляд. Он стал другим — не удивленным, но мягким и серьезным. Китс положил руку мне на спину и прикоснулся губами к моим. Я закрыла глаза, готовая к рычанию динозавра. Вместо этого я почувствовала только обветренные губы Китса.
Я отпрянула, неуверенная, что делать дальше, Китс улыбнулся сонной полуулыбкой, а затем поцеловал меня снова, более настойчиво. Это не было похоже на поцелуй Эфа: мята, соль, свет и чудо.
Вместо этого были обветренные губы, парень с ямочками на щеках, который, похоже, терпеть не мог женщин-писателей, парень, чья рука лежала на моей спине.
Мысли неслись в моей голове: «Все совсем по-другому — и это по-настоящему, — может, я делаю что-то не так?». Но язык Китса скользнул мне в рот, а мой двинулся навстречу ему, и всё стало на свои места, тело расслабилось.
В какой-то момент я осознала, что засунула шпионский список покупок в карман.
Больше никто не приходил в кафе, а официантка не беспокоила нас, так что мы провели там еще час, разговаривая, но больше целуясь.
Я вспомнила про Эфа только раз, когда Китс вышел в туалет. Я встала, потягиваясь, и решила поразглядывать полки. В углу, до которого я смогла дотянуться, только встав на носочки, я нашла старое, с пожелтевшими страницами издание «Хоббита», на него явно что-то пролили. Внутри не было никаких записок.