– Лети, ищи! Лети, ищи! – все громче и громче кричала служительница. Керрика подпихивали все ближе и ближе.

Раптор не нападал. Повернув голову, он уставился на мальчика холодным серым глазом. И не отводил взгляда, пока не прекратились крики, а потом принялся мигать и качать головой.

– Поворачивайте насест в сторону следа! – приказала служительница. За спиной птицы быстро отпустили веревку.

Раптор заклекотал, присел и, хлопнув огромными крыльями, подпрыгнул в воздух. Керрик повалился навзничь. Птица глядела в его сторону, а дрессировщица все выкрикивала команды. Пернатый хищник был прекрасно выдрессирован. Он быстро взлетел, описал над ними один только круг и направился на север.

– Началось, – с удовольствием произнесла Вейнте’.

…Энтузиазм Вейнте’ с каждым днем убывал: раптор не возвращался. Озабоченные дрессировщицы старались не попадаться ей на глаза – в ее движениях сквозил явный гнев. И когда Керрику не приказано было присутствовать, он старался по возможности избегать ее. В тихом ханане его нелегко было отыскать. К тому же он еще не бывал там после возвращения. Икеменд открыла ему дверь.

– Ты был в Инегбане, – полувопросительно-полуутвердительно сказала она. Движения ее выдавали возбуждение.

– Такого города я никогда не видел.

– Расскажи мне о нем, ведь я уже никогда не увижу его своими глазами.

Слушая Керрика, она пристроила поводок в прорезанную для него в двери канавку и закрыла дверь. Керрик знал, чего она ждет, и рассказал ей только о великолепии города – о толпах и своем восторге, но умолчал о голоде и холодных зимах. Свои визиты в ханане он любил и был рад, что Икеменд ждала его. Самцы Икеменд не любили и всегда избегали ее. Сейчас никого из них вблизи не было. Керрик поглядел вглубь ханане, где он никогда не был.

– Это я, Керрик! Я хочу говорить с вами.

Проходивший мимо самец в нерешительности замер, потом отправился дальше и остановился лишь тогда, когда Керрик вновь обратился к нему.

– Я был в Инегбане. Хотел бы ты услышать об этом городе?

Искушению трудно было сопротивляться. Самец медленно вышел на свет, и Керрик узнал его. Это был Эсетта, своенравное существо. С ним он разговаривал раз или два. Все прочие самцы восхищались пением Эсетты, но Керрик находил его заунывным и скучным. Впрочем, вслух он об этом не говорил.

– Инегбан – настоящий город, – произнес Эсетта отрывистым сдавленным голосом, как говорят самцы. – Там мы могли сидеть высоко в ветвях, среди листьев, и следить за всем, что происходит на путепроводах. Там мы не были обречены на скуку, как здесь, где не о чем думать, кроме пляжей. Расскажи мне.

– Расскажу. Только сперва пошли за Алиполом. Я хочу, чтобы слышал и он.

– Я не могу.

– Почему?

– Почему я не могу? Ты хочешь знать, почему я не могу сделать этого? Я отвечу тебе, почему это невозможно. – Он помедлил, шевеля языком меж зубами. – Ты не можешь теперь говорить с ним: Алипол мертв.

Новость потрясла Керрика. Коренастый Алипол казался крепким, как древесный ствол.

– Он заболел… или случилось несчастье?

– Хуже. Его изнасиловали. Его, дважды побывавшего на пляжах. А они знали это, грубые твари, они знали; он говорил им, умолял, показывал свои чудесные вещицы – но они только смеялись. Некоторые ушли, но эта уродина, покрытая шрамами, предводительница охотниц!.. Его протесты казались ей смешными, она схватила Алипола – и все крики его умолкли под ее уродливой тушей. Они целый день пробыли там, целый день, я видел. Яйца были.

Керрик понял только, что с другом произошло что-то ужасное, но не понял, что именно. На миг забыв о нем, Эсетта закачался с закрытыми глазами. Он зажужжал, а потом запел:

Эсетта умолк. Забыв, что Керрик собирался рассказать об Инегбане, он повернулся и, не отвечая на вопросы Керрика, зашаркал назад. Как ни звал Керрик громким голосом, никто не появился. Что имел в виду Эсетта? Что убило Алипола на пляже? Этого он не понимал.

Инлену< уснула на солнышке, прислонясь к стене. Но Керрик свирепо дернул за поводок. Она поглядела на него пустыми глазами, зевнула и медленно поднялась на ноги.

Фарги торопилась доставить сообщение – ведь оно предназначалось самой эйстаа, – но в рвении своем слишком спешила по жаре. И когда добралась до амбесида, то так запыхалась, что говорить уже не могла. По инерции она рванулась на солнце, но тут же отступила в прохладную тень. Есть ли поблизости пруд? В подобном состоянии она не могла вспомнить. Никто из оказавшихся поблизости фарги не обращал внимания на ее шевелившиеся пальцы и на игру цвета ладоней.

Все фарги эгоистичны, они всегда думают лишь о себе, не обращают внимания на других фарги. Посланница рассердилась, не думая о том, что сама в такой ситуации поступила бы точно так же. В отчаянии она заглядывала в ближайшие коридоры и наконец обнаружила питьевой фрукт. Она высосала из него прохладную воду, остатками обрызгала тело и руки. Наконец отдышавшись, она произнесла:

– Эйстаа… у меня к тебе послание…

Медленно, стараясь держаться тени, фарги обошла амбесид, протолкалась вперед через толпу фарги перед эйстаа. Здесь она застыла в позе внимательного ожидания, как положено нижайшей перед лицом высочайшей. Через некоторое время ее заметила Ваналпе’ и привлекла внимание Вейнте’ к безмолвной фигуре.

– Говори! – приказала эйстаа.

Фарги затряслась от усердия и принялась выговаривать тщательно заученные слова:

– Эйстаа, я принесла весть. Весть от той, что кормит раптора. Птица вернулась.

– Вернулась! – В голосе Вейнте’ послышалась радость, и фарги восторженно заюлила, в простоте своей считая себя удостоенной этой эмоции. Быстрым жестом Вейнте’ призвала другую фарги. – Найди Сталлан. Пусть немедленно явится ко мне. – И повернулась к вестнице. – Ты возвращайся к тем, кто возле птицы. Оставайся там, пока все картинки для меня не будут готовы, после чего возвратись и сообщи мне. Повтори.

– Вернуться к тем, кто возле птицы. Остаться. Вернуться к эйстаа, когда готовы будут…

– Картины, виды, ландшафты, – отчеканила Вейнте’, чтобы глупое создание запомнило. – Повтори, акайил.

Акайил – «косноязычная». Вездесущие фарги шепотом передавали друг другу убийственное слово и в страхе отодвигались от пустившейся в обратный путь вестницы, словно опасаясь заразиться.

– Ваналпе’, сколько займет обработка? – спросила Вейнте’.

– Часть информации уже доступна. Банк памяти из ганглий птицы уже был перемещен в более емкую память. Я сама делала это при записи схем роста. Первые и последние снимки уже можно видеть. Но чтобы разобраться в том, что происходило между ними, потребуется время.

– Неясно говоришь.

– Я глупа в объяснениях, эйстаа. Птицы не было много дней. И все это время, ночью и днем, каждый миг она запоминала картинку. Запоминающему существу можно приказать выбросить все черные картинки, полученные ночью, но все равно их останется очень много. И каждое изображение следует вывести на экран из жидких кристаллов, а потом запомнить или забыть. На это уйдут дни, много дней. Значит, будем терпеливыми и подождем.

Вейнте’ посмотрела вперед и, заметив коренастую, покрытую шрамами Сталлан, дала ей знак приблизиться.

– Птица вернулась. Мы скоро узнаем, обнаружены ли устузоу. Мы готовы к нападению?

– Готовы, фарги теперь метко стреляют. Хесотсаны сыты. Посажены игольчатые кусты, собранно много игл. Лодки размножались, и некоторые из молодых уже подросли и готовы к службе.