*

Л стоял, прислонив руки к оконному стеклу, через которое открывался вид на великолепную панораму вечернего Токио.

— Ватари, мне нужно навести справки о студентке, приехавшей в Японию по программе обмена. Её зовут Диана Остапченко. Хотя, 70% того, что это не её настоящее имя.

— Хорошо. Она чем-то заинтересовала тебя?

— Она вела себя так, будто знала, что Лайт не тот, за кого себя выдаёт: слишком резко она высказывалась против Киры, сверля его взглядом. Можно было бы предположить, что она ищет в нём поддержки, как в сыне полицейского. Но так прямо говорить о том, что она сама пытается что-нибудь разузнать об этом… Если она знает, что Лайт Кира, то вполне могла изменить имя, прежде чем приехать в Японию. Она точно что-то знает, не может быть столько совпадений.

— Диана Остапченко? Что ж, она действительно меняла фамилию. Когда она родилась, её звали Диана Калинова, через месяц после смерти её родителей, как раз в то время, как ты выступил с обращением по телевизору, она сменила фамилию на Остапченко и сделала загранпаспорт. Однако же, незадолго до отъезда вернула своё первоначальное имя. Замужем она не была, так что это могло быть намеренной махинацией.

— Так я и думал: слишком глупые вопросы и манера поведения для такой умной девушки. И… — Л прервался.

— Ты не договорил.

— И вторая лучшая партия шашек в моей жизни.

— С кем же была первая?

— С тобой, Ватари.

На лице Л не отобразилось ни единой эмоции, хотя внутри разлилось тепло от воспоминаний о далёком прошлом, когда Ватари приезжал в гости к его родителям и учил их маленького сына играть в шашки. Погружённый в свои мысли, Л не заметил, как его опекун улыбнулся.

========== Привет, жестокой мир ==========

Вечерний Токио купался в лучах заката.

Воланд сидел, свесив лапки, на краю небоскрёба, наблюдая за суетящимися внизу людьми. Они такие смешные: куда-то торопятся, о чём-то беспокоятся, даже не задумываясь о том, что могут не дожить до следующего дня. Синигами улыбнулся, обнажив ряд острых клыков: а ведь он прямо сейчас может убить парочку людей, записав их имена в Тетрадь. И на кого же тогда повесят эти смерти? На Киру? На случайность? Вот так один неугомонный Бог Смерти с легкостью может заставить великого детектива хорошенько почесать репу, да и самого массового серийного убийцу в истории, кстати, тоже.

— Привет, Рюук, давно не виделись, — поздоровался Воланд, услышав шелест крыльев у себя за спиной.

— Здравствуй, Воланд, — сказал другой синигами, который приземлился неподалёку, но сесть рядом с самим Князем Тьмы так и не решился.

— Хе-хе, смотрю, ты во всю веселишься со своим человеком.

— Да и ты не отстаешь.

— Ты уже рассказал Кире, что он больше не единственный владелец Тетради в округе?

— Неа. Лайт мальчик не глупый, пусть сам думает.

— То есть, он ничего не подозревает? И ты не собираешься ему говорить?

— Нет. Мне всё равно, кто победит в этом противостоянии. Мне нужны лишь яблоки и зрелище.

— Хе-хе, смотри, как бы после этого зрелища наш Король тебе по голове не настучал.

— Как-нибудь уж выкручусь. Но спасибо за заботу, Княже.

*

Диана сидела на полу в окружении газетных вырезок и распечаток с новостных сайтов. С появлением Л Кира стал куда осторожнее: теперь убийство происходили в разнобой, а не в один промежуток времени, преступники умирали не сразу после того, как о них объявят по телевизору, а через несколько дней, или даже недель.

— Видимо, когда над делом Киры начала работать полиция, он стал ставить эксперименты над заключенными в тюрьмах. Вскоре от сердечного приступа умер Рей Пембер — агент ФБР, который вёл слежение за семьёй Ягами, в том числе и за самим Лайтом. Позже пропала без вести невеста Пембера — Наоми Мисора и, если бы идиоты из полицейского участка проявили чудеса наблюдательности на уровне пятилетнего ребёнка, то с лёгкостью бы поняли, что всеми любимый гений и сын начальника полиции виновен в её исчезновении.

— Э? Это тоже в газетах написали? — оторвавшись от последней бутылки молока, спросил синигами.

— Тут написано, что я разорюсь в попытках прокормить одного вечно голодного Бога Смерти! Мне бы хоть стаканчик оставил!

Воланд, немного помолчав, сказал:

— На кухне.

— Спасибо.

Всю ночь девушка посвятила попыткам разузнать как можно больше о проделках Киры — взломала полицейскую базу и несколько раз перечитала содержание архивов. И вот она, в пижаме, растрёпанная, невыспавшаяся, стоит босыми ногами на холодном кафеле посреди кухни и с умиротворённым выражением лица пьёт молоко.

— Тебе следует быть осторожнее со своим здоровьем, мой ручной человек. Эти бессонные ночи не приведут ни к чему хорошему. Ты ведь не хочешь ловить Киру, лёжа на больничной койке?

— Как мило, что ты обо мне заботишься, Воланд, но я хорошо себя чувствую. Главное — не пропускать приёмы таблеток, а в остальном всё нормально.

— Хе-хе, ну, тебе виднее.

— Долговато же тебя не было, мой ручной синигами, — словно опомнившись, сказала девушка.

— Я-то думал, что ты и не заметишь.

— Не заметить отсутствие трёхметровой ящероподобнойобразины с крыльями, которая комментирует каждое моё действие? Знаешь, тут надо быть глухим, слепым и тупым.

— Уже и погулять нельзя, — обиженно сказал Бог Смерти.

— Ты гулял с Руюком?

— Хе-хе, угадала. Но не бойся, он ничего не собирается говорить своему человечку. Он просто хочет наслаждаться представлением.

— Даже если оно окончиться казнью его спутника?

— Хе-хе, да, конечно. Это же Рюук, от него ничего другого ожидать и не следует.

— Какие же вы, Боги Смерти, всё-таки бессердечные. В обоих смыслах слова.

— Не скажи. Джелоус, к примеру, влюбился в человека и даже умер ради этой девушки. Рэм тоже весьма «человечна». А Ну — это вообще случай уникальный, я тебе уже о ней говорил.

— Стоп, Бог Смерти может умереть?!

— Ага, но только в двух случаях. Первое, он перестаёт записывать имена людей в Тетрадь. Тогда он либо попадает в небытие, либо просто исчезает, но скорее второе, чем первое. Второе, он убивает одного человека для спасения другого человека, но смерть наступает лишь в том случае, если синигами питал к спасённому им человеку, как вы там говорите, «нежные чувства».

— «После смерти все люди попадают в небытие».

— Да, с Богом Смерти такое случается только при условии, что он помнит, кем на самом деле являлся, когда был человеком. А из небытия два выхода: Ад или Рай, в зависимости от его поступков до смерти.

— Но ведь человек не может попасть в Ад или Рай, если он пользовался Тетрадью… Стой, Боги Смерти когда-то были людьми?

— Большая часть так уж точно. Признаюсь честно, я абсолютно ничего не помню касательно моего, так сказать, рождения. А что касается противоречий с правилами… Новоявленные синигами не помнят о своих человеческих жизнях. То, что было до их попадания в Мир Богов Смерти, окутано туманом. Они могут помнить происходившее с ними только как… Даже не знаю, как объяснить это человеку… Помнят так, будто это происходило не с ними, а с героем книги, которую они когда-то давно читали.

— Что же, надеюсь, мне понравиться в твоём мире.

— Это вряд ли. Хотя, ты сможешь продолжать помогать людям: тогда всё «расследование» будет сводиться к наблюдению за миром людей через дыру, которая служит и окном, и дверью туда и записываю имя негодяя в Тетрадь. Но вдруг ты будешь помнить свою прошлую жизнь?

— Тогда мне прямая дорога в Ад. После стольких убийств … — девушка перелистывала страницы артефакта, усеянные записанными мелким подчерком именами.

— Хе-хе, в этом тоже есть своя загвоздка. После попадания в небытие, человека судят за его поступки без учёта записи имён. Допустим, если ты убила множество людей, но при этом твои помыслы были чисты и бескорыстны, то…