– Получается, речь не о том, чтобы предстать за Гурджина перед судом, а о том, чтобы выполнить роль откупа, – сказал Белланджи. – Так будет точнее. Всего за один оборот Сестер? Серьезно? И что будет с родственником, если Гурджин не найдется?

– Выступит в качестве свидетеля. Если родственник признает Гурджина виновным, это ускорит решение суда. Если он решит защищать Гурджина, решающее слово будет за лордами.

– До такого не дойдет, – отмахнулась Лаэсид. – Мой сын – не изменник. Как только он узнает, что Аль-Модра держит его родных в заложниках, явится на суд и быстро развеет любые обвинения. Уверена, его исчезновение имеет объяснение.

– Как вы можете быть уверены в том, что он не изменник, если не общались с ним после его обвинения? – без обиняков спросила Тавра настолько открыто, что ее реплика прозвучала почти в стиле дренченов. – Неспроста считается, что служба в Замке Кристалла оканчивается только смертью. Она меняет характер. Несмотря на ваши возражения, при встрече с Гурджином вы могли бы не узнать его.

– Его интересуют охотничьи забавы и ухаживания за девушками, а не политика, – произнес Белланджи. Тяжелыми и гулкими шагами, которые эхом ухали по всему помещению, он пересек покои и застыл перед Таврой. – Своим привычкам он вряд ли изменит до конца жизни хоть на службе в замке, хоть где-то еще. Я с радостью посмотрел бы на румянец на щеках Ее Серебристости, когда она узнает, что он не задумывает измену, а укрылся где-нибудь на дереве с хорошенькой крылаткой.

– Если бы так, – отреагировала Тавра с легким презрением.

– Значит, виноват негодяй стоунвудец, – продолжал настаивать Белланджи. – Я всегда знал, что эти лесные жуки ни на что не годны, кроме как камнями стучать…

– Белланджи, – предостерегла его Лаэсид от дальнейших рассуждений, и он замолчал, но в его глазах продолжал гореть огонь.

– Я побывала в Камне-в-Лесу, – сказала Тавра. – Их там нет.

– Поищите снова, – ответил ей Белланджи. – Уверен, выяснится, что Райан затащил моего мальчишку в бездумный розыгрыш.

Тавра не скрывала своего раздражения. Найя очень хотела, подобно родителям, уверенно отстаивать Гурджина, но, по правде говоря, в словах Тавры был смысл. Как ни неприятно признавать, однако имелась вероятность того, что жизнь за пределами Сога постепенно изменила брата. Будь она на его месте, она бы точно надеялась измениться: хотя бы немного повзрослеть. Матушка всегда поговаривала, что от службы у мальчика могут вырасти крылья, тем самым постоянно провоцируя соперничество Найи с ее братом. Но, может, пока Найя обучалась своему искусству, готовясь принять ответственность, Гурджин замыслил недоброе. Нет, напомнила она себе, Тавра сказала, что он что-то замыслил.

Нет никаких доказательств того, что Гурджин – изменник.

– Коли вы так уверены, что ваш сын невиновен, прошу вас отправить в Ха’рар со мной его ближайшего родственника, – вымолвила Тавра, впервые с начала встречи посмотрев на Найю.

– Я готов! – воскликнул Белланджи. – Если это поможет положить конец расследованию, то путешествие будет стоить того!

Щеки Тавры порозовели, и она сжала губы. Похоже, она имела в виду не Белланджи.

– Но вы нужны здесь, в лощине, – произнесла она. – Сестра Гурджина…

– Еще проходит обучение. Я пойду с вами, серебрянка. Посмотрим, сохранит ли суд Ха’рара свое мнение о Гурджине, когда в зале появится готовый к непростому разговору дренчен. Отправляемся завтра.

Отец был столь решительно настроен, что, казалось, готов безотлагательно взять копье и отправиться в дом Аль-Модры всех гельфлингов, и каждый волосок на его теле дрожал от негодования. Лаэсид не отговаривала его. По крайней мере пока. Она по-прежнему постукивала указательным пальцем по губам, в глубокой задумчивости изучая личико Тавры. Найя обратила внимание, что в глазах сереброволосой воительницы из Ха’рара нет ни тени сомнения. Правдива ли история об измене или нет, Тавра однозначно верила в то, что делает. Даже гнев Белланджи не поколебал ее.

– Да, вполне, – проговорила Лаэсид. – Белланджи, утром отправляйся в Ха’рар и лично побеседуй с Аль-Модрой. Разберемся цивилизованно… не надо рыскать тайком и подсылать загадочных гостей, чтобы расследовать вопрос под покровом ночи.

Тавра открыла рот, чтобы опять возразить, но Лаэсид продолжила:

– Найя, ты пойдешь с отцом.

Найя выпрямила спину. Руками она сжимала колени, а сердце колотилось от удивления и восторга.

– Правда?

– Тебе пора покинуть Сог, а это хорошая возможность. Отправляйся с отцом и посмотри сама, как ведут дела в Ха’раре, – затем Лаэсид добавила потише, будто говорила сама с собой: – Там есть шипастая крапива. Между Замком Кристалла и скексисами, раззадоривает Аль-Модру и гельфлингов. Покуда она разрастается, нам, жителям окраин Скарита, надо получше изучить тех, кто нами правит.

Белланджи выпустил кольцо дыма и с неприличным грохотом положил трубку.

– Чудесно, – произнес он. – Решено. Найя, отправляемся с восходом Самого Большого Солнца. Я пойду спать.

Напоследок он ударил себя кулаком в грудь и испустил громогласное «гр-р-р-р-р-р-р». Душок пронесся по всем покоям, и после его ухода Тавра сморщила нос. Она снова обратилась к Лаэсид:

– Модра, я сопровожу вашу дочь и супруга в их путешествии в Ха’рар.

– С благословения Огры, непременно сопроводите, – ответила Лаэсид. Ее выгнутая дугой бровь однозначно демонстрировала степень доверия. – Вот прекрасный способ убрать вас с глаз долой. Отправляйтесь в постель и хорошенько выспитесь. Вы покинете нас завтра утром, а вместе с вами – и все слова, высказанные против моего сына. Вы поняли?

– Я могу держать рот на замке, но истина находит себе певцов всюду, где окажется, – заявила Тавра и встала. – Тем не менее я благодарна за вашу снисходительность. Коли таково ваше желание, я отведу вашего супруга к Аль-Модре, чтобы он смог высказаться на суде Гурджина. Однако я не могу гарантировать, что его обращение будет иметь успех.

Заметив проблески непочтительности в голосе вапры, Найя сжала кулаки, но промолчала, как сдерживалась на протяжении беседы. Ей это не нравилось, но она понимала, что так поступают взрослые, и потому мучительно терпела.

Лаэсид пожала плечами и махнула рукой, не реагируя на заносчивость вапры.

– Мне не нужно от вас никаких гарантий, Тавра из Ха’рара, кроме одной: убирайтесь из моего Заболоченного леса с первыми лучами солнца, как только станет виден путь.

На следующее утро Найя проснулась спозаранку. Поплескав в лицо холодной водой из чаши за окном, она надела легкую тунику и заткнула за пояс парочку бола. Потом взяла с единственной вырезанной в стене полки кожаную сумочку и открыла ее. Внутри лежал подарок от Гурджина, который брат принес ей в свое первое возвращение со службы в Замке Кристалла: кинжал с клинком из настоящего металла. В превосходную рукоятку был инкрустирован отполированный речной камень, черный как ночь и такой блестящий, что она могла рассмотреть в нем свое отражение. Это был единственный принесенный им подарок, не считая многочисленных историй, которые раздразнивали в ней жажду путешествий, но которым она нигде не могла воспользоваться. Охота на болотах требовала перехода на большие расстояния, и в ноже не было необходимости. Однако Найя все равно хранила его – в память о брате и их совместной, хоть и разделенной, ответственности.

Она не позволяла чувству горечи набросить тень на воспоминания. Сначала нужно увидеть, каким он стал. Кроме того, ему грозила опасность. Она очень надеялась, что он не растратил попусту свободу, которой у нее никогда не было.

Напоминая себе об этом, она засунула кинжал за пояс.

Найя погладила Нича по жабрам, тихонько попрощалась со своей комнатой и выбралась наружу через окошко, чтобы по веревочным переходам промчаться до края лощины. Она волновалась, с нетерпением и трепетом ждала отца и Тавру. Неужели она предстанет перед Аль-Модрой в Ха’раре, когда он будет излагать свою позицию? Может, по пути им встретится Гурджин и еще до их прибытия в обитель Аль-Модры всех гельфлингов докажет, что Тавра ошибается?