Отодвинув занавеску, она посмотрела вниз на улицу. Три неясные фигуры торчали у входа в мотель. Одна высокая и две пониже – явно мужчина и две женщины. Он делал что-то, что заставляло одну из девушек визжать, а вторая пыталась оседлать его ногу.

– Снимите номер, – пробормотала Гермиона в окно.

Послышался новый взрыв идиотского смеха этого трио, а затем мужчина что-то сказал, но настолько тихо, что можно было услышать лишь отзвук его голоса. Гермиона вздохнула, с нетерпением ожидая, когда они войдут внутрь, и она сможет попытаться заснуть. Утром ей нужно сдать важный отчет по миграции авгуреев, и она была полна решимости донести свою точку зрения. Кажется, в Отделе регулирования магических популяций она была единственной, кто осознавал долгосрочные последствия вмешательства в хрупкий баланс экосистемы волшебных существ.

Гермиона вдруг почувствовала возмущение, что безответственные действия кучки идиотов могут разрушить нечто настолько важное. Хватит с нее и того, что у некоторых настолько отсутствует самоуважение, что они позволяют себе надираться посреди недели и еще мешать другим…

Она вдруг поняла, что не может отвести глаз от фигуры высокого мужчины, двигающегося изящно и плавно, что явно контрастировало с резкими пьяными перемещениями его шатающихся спутниц. Определенно он гораздо лучше контролировал себя, чем они: либо алкоголь на него не действовал, либо он был трезв и пытался воспользоваться ситуацией. Последнее было очень подозрительным.

Наблюдая за его проворными движениями, Гермиона поймала себя на мысли, что он кажется странно знакомым. Она наклонилась вперед, почти уткнувшись носом в стекло, чтобы рассмотреть подробнее очертания его спины и жесткой линии плеч.

Пока она глазела на них через запотевшее стекло, девушка, повисшая на руке мужчины, повернулась, и на него упал тусклый свет уличного фонаря. Гермиона ахнула. Первым, что бросилось в глаза, были очертания выступающего носа, а затем темные волосы, необычно блестящие при таком неярком освещении. Это казалось настолько нереальным, что она смогла выговорить всего одно слово:

– Снейп?

Его темные жуткие глаза, отражающие красный свет вывески мотеля, вдруг поднялись и встретили взгляд Гермионы, заставив её вскрикнуть и резко присесть, словно непослушную первокурсницу, пойманную после отбоя.

Её охватила ярость. Как он смеет! Как он смеет будить её! Как он смеет снова заставлять её чувствовать себя нашкодившей школьницей! Как он смеет привлекать её внимание к своим ничтожным развратным интрижкам здесь, у ее дома! Она достаточно насмотрелась на это в газетах, и последнее, что ей нужно – чтобы они происходили прямо под окном ее спальни.

Где его самоуважение? Она никак не могла понять, как некогда выдающийся и умный человек – а он, бесспорно, был таким – может проводить свои вечера, развлекая двух визжащих дурочек.

Ему явно ударил в голову геройский титул. Он мог быть язвительным и вызывающим, когда работал в Хогвартсе, но также он был и храбрым, не раз яростно защищая всех их. И посмотрите теперь на него: всего лишь раб гедонизма, трахающий всех подряд без разбора.

Гермиону вдруг охватило сильное желание пойти вниз и встряхнуть его. Схватить его за сюртук прямо на глазах у тех двух идиоток и спросить, что, во имя Мерлина, он делает. Но затем она задумалась, зачем ей это. Разве её должно волновать происходящее с ним? Она была для него почти никем в Хогвартсе, почему он должен что-то значить для нее? Это его жизнь. И он может делать с ней все, что захочет. Она понимала, что, в конце концов, такая свобода была для него недоступной роскошью, когда он вел жизнь двойного агента.

Но это понимание никак не помогало уменьшить раздражение от сидения на корточках на холодном полу. Наконец Гермиона решила, что нечестно заставлять её чувствовать себя так некомфортно в её собственном доме. Когда она поднялась, их уже не было. Они явно решили переместиться в мотель, чтобы, без сомнения, предаться чему-то аморальному, включающему всех троих. Она раздраженно покачала головой.

Но затем она заметила какое-то движение дальше по улице: три неясные фигуры свернули за угол. Они ушли. Не расположились в мотеле по соседству. Пока Гермиона смотрела им вслед, начался дождь. Капли часто застучали по жестяным крышам. Она скрестила руки на груди, со злорадным удовлетворением подумав, что они наверняка промокли, скорее всего, насквозь.

Бормоча ругательства, она вернулась в кровать и вдруг с беспокойством поняла, что ее разочаровал его уход – что он не был в соседнем здании. Она вздохнула, взбивая подушку. Это просто бред из-за усталости – по его вине. Натянув одеяло до носа, Гермиона закрыла глаза, отгораживаясь от вспышек света. Она твердо вознамерилась не потратить больше ни секунды на мысли о нем. Он этого не заслуживает.

____________________________________________________________

*

(1) Колыбель Ньютона или маятник Ньютона. Не буду приводить здесь цитату из википедии, описывающую механизм его работы и виды энергий, которые при этом друг в друга преобразуются. Проще показать, наверняка, вы где-то это видели https://bitly.su/Z7hAyZPb

(2) Минога – животное-паразит (похожее на рыбу), которое обладает круглым ртом, окруженным присоской. Присасывается к своей жертве, впрыскивает в ее тело пищеварительные ферменты, а затем всасывает частично переваренную пищу. Просьба слабонервным, беременным, впечатлительным, едящим и пьющим чаек не открывать эту ссылку, зрелище не очень https://bitly.su/T83hh7W Информация частично взята отсюда http://allforchildren.ru/why/who23.php

(3) Сенсуализм – направление в теории познания, согласно которому ощущения и восприятия — основная и главная форма достоверного познания. Противостоит рационализму. Основной принцип сенсуализма — «нет ничего в разуме, чего не было бы в чувствах». Принцип сенсуализма относится к чувственной форме познания, в которую кроме ощущения и восприятия входит представление.

(4) Эпикуреизм – философское учение, исходящее из идей Эпикура и его последователей. Согласно ему, высшим благом считается наслаждение жизнью, которое подразумевает отсутствие физической боли и тревог, а также избавление от страха перед смертью и богами, представляющимися безразличными к происходящему в мире смертных.

========== 2. Извращения и ненасытность ==========

Когда растрепанная Гермиона ураганом влетела в кафе, бормоча ругательства, она уже опаздывала: проспала будильник и едва успела принять душ, прежде чем выбежать из дома. Внутри все кипело от раздражения, как вдруг из размышлений ее вырвал бодрый голос:

– Как обычно, мисс Грейнджер?

Гермиона подняла взгляд на молодого бариста за стойкой.

– Да, Генри, – она мимолетно ему улыбнулась, роясь в сумке. – С собой, пожалуйста, я опаздываю.

– Конечно, – он понимающе кивнул.

Гермиона поблагодарила и отошла в сторону в ожидании заказа. Роясь в сумке уже двумя руками, она в который раз подумала, что не стоило закидывать сюда ровно половину всего своего имущества. Выудив оттуда книгу, блокнот и телефон, она шумно пошарила в остальном барахле и с упавшим сердцем поняла, что забыла кошелек.

– Эм, – она склонилась над стойкой, за которой бариста варили кофе в кофемашине, складывали в стопки тарелки и принимали заказы. – Простите, м… Генри? – попыталась она привлечь его внимание. – Боюсь, что…

Её голос заглушил гул голосов других посетителей, наверняка проснувшихся вовремя и не разбуженных посреди ночи, чтобы потом ворочаться несколько часов, пытаясь вновь заснуть.

Она почувствовала, как смущенно краснеет почти до шеи из-за необходимости признаться в том, что не может заплатить: плохое начало такого важного дня.

Когда молодой бариста, улыбаясь, наконец подошел к ней с закрытым крышкой стаканом кофе и бумажным пакетом, Гермиона поморщилась.

– Мне так жаль, Генри, но кажется, я забыла кошелек. Могу я заплатить завтра?

Его улыбка померкла.

– Ну, у нас, как правило… – он оглянулся на суетящихся позади него коллег, явно высматривая кого-то из старших.