— Скоро я уйду. Надеюсь, ты не наделаешь глупостей днем?
— Нет. Все нормально. Подумать только, разговаривать с призраком для меня теперь нормально.
— Это все ночь. И, конечно, шок. Днем ты подумаешь об этом и ужаснешься, наверное. И встретишь меня завтра святой водой.
— А возьмет?
— Не знаю. А ты, правда, встретишь?
— Не знаю.
В этот момент в комнату стали проникать солнечные лучи, и я под внимательным мужским взглядом, растворилась.
====== Глава 4 ======
Когда я вновь появилась в гостиной Рика, тот сидел в излюбленном кресле. Трезвый и нахмуренный. Его взгляд скользил по комнате, явно высматривая что-то. Или кого-то. Меня он пока не видел. Я подошла к двери и, сосредоточившись, постучала по косяку. Люди же стучат перед тем, как войти. Мужчина дернулся и обернулся.
— И почему я чувствую себя идиотом? — Спросил Рик, глядя в пустой дверной проем.
— Потому что не каждый день в твоей жизни появляются назойливые призраки, — я «явила» себя зрителю.- Ты без святой воды.
— И хорошо, иначе я чувствовал бы себя дважды идиотом. Один раз сейчас, и один раньше, когда набирал бы эту самую воду.
— Значит, мы сошлись на том, что я не опасна и можно расслабиться?
— Не совсем. Но тыкать тебе в лицо религиозными вещами я не буду.
— И на том спасибо. В меня вообще не надо ничем тыкать. Толку?
— А можно … — он замялся, не зная, как корректнее спросить.
— Потыкать в меня пальцем?
— Потрогать. Хотя это звучит не лучше.
— Да на здоровье.
Я протянула ему руку, а мужчина несколько секунд просто смотрел на нее, лишь потом медленно поднес свою. Его ладонь, предсказуемо, прошла сквозь мою, как сквозь дым. Раз, еще раз.
— Вообще ничего не чувствую. А ты? — Он поднял на меня глаза, в которых отчетливо виделось удивление.
— Я тоже ничего.
— Но ты же как-то выбила пистолет, да и сегодня постучала.
— Это трудно объяснить. Если я концентрируюсь, то могу проявиться, как сейчас, и говорить. Чтобы воздействовать на предметы мне нужно еще больше силы. От этого устаешь. Может, с непривычки.
— Но ты можешь сделать так снова?
— Я попытаюсь.
Я собрала силы, как могла. Рик снова поднес руку и прикоснулся. Хотя, это было не совсем прикосновение. Нечто подобное можно ощутить при сопротивлении двух магнитов. Некоторая сила, поле.
— Чувствую! Холод. А ты? — Рик смотрел с каким-то даже восторгом. Как смотрят дети на новую игрушку. «А что будет, если так?».
— А я нет. Ничего.- Восторг в мужских глазах утих, сменившись ноткой сожаления. Да, мне тоже жаль. Я бы так хотела почувствовать хоть что-то. Мы и не представляем, насколько важны тактильные ощущения. И как тяжело без них. Как пусто и одиноко. Будто все вокруг тебя — одна большая иллюзия, а на самом деле тебя окружает лишь пустота, ничто.
— Ты грустишь, — Рик не спрашивал, констатировал факт.- Из-за прикосновений?
— И из-за них тоже. Причин много. Призраку ничего больше и не остается делать. Только грустить.
— И что, совсем нет ничего, что скрашивало бы твое существование? Что-то, что было недоступно раньше.
— Первое время. Потом все становится обыденным. Я посетила музеи, все более или менее интересные места, здания.
— Скоро придется переезжать в другой город? — Усмехнулся он.
— Мне это недоступно. Я привязана к этому месту.
— То есть, когда закончится все неизвестное в этом городе, тебе придется начинать все заново?
— Да.
— Не могу себе это представить. Быть призраком. Бродить по ночам, без направления, без цели, зная, что впереди вечность одинаковых ночей. Знать, что для других тебя не существует. Как ты справляешься?
— Ну, я же не человек. Сначала было тяжело. Было больно стоять в морге и видеть свое тело на металлическом столе, знать, что доктор в белом халате сейчас будет его резать. Вроде, понимаешь, что оно уже не твое, но…такое родное, знакомое. Больно было выйти из морга и увидеть, что остальной мир живет, как и раньше. Только мне в нем нет больше места. Со временем боль стерлась. Сначала было интересно проходить сквозь стены туда, куда раньше не смогла бы попасть. Потом это стало обыденно, скучно. Тогда я стала изучать людей. Ходить к ним в дома. Звучит, наверное, жутко, как откровения маньяка-убийцы. Но, мне просто хотелось посмотреть за течением жизни, а что для этого может быть лучше, чем обычный семейный вечер? Я видела, как люди готовят ужин, пьют вино, укладывают детей спать, читают им сказки на ночь. Это так… нормально! То, чего мне так не хватает.
— Да уж, тебе еще более одиноко, чем мне. Я хоть могу поговорить с кем-то, что-то сделать, куда-то поехать. Другое дело — хочу ли. А вот с чувствами я тебе сейчас завидую, честно говоря. Лучше ничего не чувствовать, чем-то, что я сейчас переживаю.
— Это не так. Чувства делают нас людьми, они позволяют жить полной жизнью. Ты не представляешь, насколько пусто без них. Я сейчас согласна даже на боль! Цени то, что имеешь, может не стать и этого. Знаешь, на что похоже мое существование? Представь себя в тумане. Ты идешь, а туман все не кончается. Никогда не кончается! Он рисует тебе иллюзорные картины жизни, кажется, только протянуть руку и ты выбрался. Но твоя рука проходит сквозь картину, хватая лишь воздух. Ты бежишь, зовешь, кричишь, вдруг, хоть кто-то отзовется. Но лица вокруг играют свои роли, тая под твоими пальцами. И нет этому конца. Ты один в этом бесконечном тумане.
Рик некоторое время смотрел на меня, обдумывая мои слова, а затем спросил хриплым голосом.
— Как ты не сошла с ума?
— В какой-то момент ты просто перестаешь бороться. Принимаешь все, как данность. Перестаешь бежать, звать. Бредешь, рассматривая иллюзорные картины, переходишь от одной к другой. Наступает покой.
— От твоего описания хочется сдохнуть. И одновременно убежать, как можно дальше. Мурашки по коже.
— Мурашки проходят. Все проходит. Ничего не остается.
— Жутко.
— Наверное. Я уже почти не помню, когда было иначе. Думаю, поэтому я заметила тебя, поэтому зацепилась. Рядом с тобой я ощущаю какие-то эмоции.
— Но почему? Чем я отличаюсь от тысяч других людей?
— Я не знаю. Да мне это и не важно. Поэтому, если ты не против, я буду приходить к тебе. Могу не показываться, чтобы не мешать.
— Будешь подглядывать, как я переодеваюсь? — Улыбнулся Рик. Улыбка делала его лицо более живым, в глазах появлялись искорки.
— Если бы это что-то изменило, я бы подглядывала за тобой даже в душе! Но для меня это равноценно дождю, или полету бабочки, или езде на велосипеде.
— Я понял. Добро пожаловать.
— Спасибо.
Через полчаса Рик отправился спать, а я сидела и смотрела на этого странного, сложного мужчину. Такой сильный и слабый, воинственный и ранимый. Добрый.
— Рик, а расскажи о себе?
— Что тебя интересует?
— Все. О жизни своей расскажи. Чем занимаешься, куда днем ходишь?
— Да никуда особо. Езжу каждый день на могилы жены и дочери.
— Зачем?
— Как это, зачем? Навещаю их.
— Но их же там нет, — я, правда, не понимала этого.
— Я не могу не ездить. Не могу просто бросить их.
— Рик, вот скажи, за что ты любил свою жену?
— В смысле? За все! Она была добрая, очень солнечная, всегда хорошо относилась к людям. Алисия умела находить хорошее во всем, никогда не унывала. Она была прекрасным, верным другом, который никогда не бросит в беде. Так много всего, я и не перечислю.
— То есть, если бы, вдруг, она стала выглядеть иначе, ты бы не перестал ее любить?
— Иначе? В каком смысле?
— Ну, другую внешность!
— Нет, не перестал бы.
— И, касаемо дочери, тоже, правильно?
— Естественно! Откуда такие вопросы?
— Пытаюсь тебе объяснить. Ты любил свою жену за то, какая она. Не ее внешность, а именно суть! Ее душу. Понимаешь, к чему я веду?
— Не совсем.
— Рик, ты любил ее душу! Души Алисии на кладбище нет! И твоей дочери тоже там нет. На кладбище только их временные вместилища. Чтобы ты лучше понял, представь, что по соседству с тобой жил человек и постоянно ездил на машине. Ты видел, как он приезжает, уезжает, подружился с ним. А потом человек уехал, бросив машину. А ты продолжил бы ходить к машине, в надежде увидеть человека. Понимаешь?