– Никак невозможно. Еды нет. Совсем.

– Нас целая банда, и наши расходы оплачены, – сказал Даргер. – Что тут думать?

– А еще все мы опытные и жестокие солдаты, и у моего брата Злобного Отморозка непредсказуемый нрав, – добавила Огненная Орхидея. – Иди-ка сюда, братишка, пусть она полюбуется, какой ты здоровый.

Залившись румянцем, Злобный Отморозок выступил вперед.

Совсем струсив, хозяйка втянула голову в плечи и судорожно комкала фартук в руках.

– Господа! Пожалуйста! – Кончик ее носа порозовел. – У меня нет еды, чтобы накормить такую толпу. Пожалуйста, уезжайте.

– Сначала нет комнат. Теперь еды. У тебя всегда так, чего ни попросишь? – Терпение Довеска было готово вот-вот лопнуть.

Хозяйка разрыдалась.

– Господа! О, господа! Пожалуйста, уезжайте. Из-за вас мне конец.

– Так и быть, побуду за взрослого, – смягчилась Огненная Орхидея. – Все на выход, поищите еду. И выясните, где припрятаны дрова. Я поговорю с этой женщиной и все улажу. Ты тоже, милый. Вдруг она боится собак.

К тому времени, как Огненная Орхидея вышла наружу, Довесок успел отыскать запас дров, которого вполне хватило бы на всю зиму. Дрова были укрыты брезентом и засыпаны сверху толстым слоем листвы, чтобы казалось, что это земляная стена в саду. В сарае для инструментов Ужасный Надоеда наткнулся на полупустой мешок с сушеным ямсом.

– Отлично, разводите огонь, – распорядилась Огненная Орхидея. – Маленькая Паучиха, бери больше дров, не надорвешься. Хрупкий Чертополох, достань из седельной сумки специи и подсоби хозяйке. Немного вкуса здешней еде не помешает.

Вернувшись в общий зал, Довесок обнаружил, что из укрытия выбралось все семейство: дородная прихрамывающая дочь, трое внучат (один из них мальчик) и высохший старик, который мог оказаться только мужем хозяйки. Он постоянно путался у всех под ногами и командовал, но его никто не слушал.

Вскоре в очаге заревело пламя. Дядюшка Кроткий Кряж стал сбоку, вытянув ладони, и тени на стене сразу сложились в какого-то зверя. Музыканты Песьей Своры доставали инструменты и начинали играть.

– Во сколько обойдется этот вечер? – тихо поинтересовался Довесок.

– Втридорога, – ответила Огненная Орхидея. – Пришлось рассчитаться за продукты по ценам черного рынка. Но иначе мы бы остались голодными. Можно было просто отобрать у ее семьи последние крохи, но тогда она бы подложила в еду что-нибудь гадкое.

Ужин, когда его наконец подали, представлял собой довольно унылое зрелище: зелень одуванчика, ямс, дикие коренья и просо вместо риса. Песья Свора позвала за стол хозяйку постоялого двора и ее семью. К концу трапезы они поладили настолько, что Довесок уговорил женщину поведать свою историю.

– Завтра вас и след простынет, – вздохнула хозяйка – Мое имя вам ни к чему. В нынешние времена опасно делиться такими вещами с незнакомцами. Если вас примут за шпионов и станут пытать, вы охотно выдадите все имена, какие знаете, чтобы хоть на время унять боль. Но довольно об этом. Этот постоялый двор всегда славился гостеприимством. Наши свиньи питались только кухонными объедками, а потому слой за слоем нагуливали жирок, из-за чего вяленые окорока получались просто пальчики оближешь. Запеченные индейки, утки и цыплята подавались нескончаемым потоком. Мы сами варили пиво, ферментировали вино и клонировали наш особый вид галлюциногенных грибов – очень мягких, очень изысканных. Однажды к нам нагрянули вербовщики. Они уговаривали юношей присоединиться к армии и не скупились на обещания. Мой старший мальчик любил приключения и, несмотря на все мои мольбы, записался на службу. Некоторое время от него приходили письма. Иногда он присылал деньги. Потом его отправили сражаться с чудовищами в Западные холмы, и писем больше не было. Из армии приехала женщина и сказала, что мой сын погиб, но условия службы не выполнил, а значит, я должна отдать им второго сына. Я пыталась ее остановить, но она все равно его увела. Год спустя эта женщина вернулась и заверила, что мой второй сын жив, но им нужно больше солдат и я должна распрощаться с дочерью. На этот раз я бросилась на нее с кухонным ножом. Вот почему моя невестка, вдова моего старшего сына, хромает. Она пыталась меня защитить, и ее наказали вместо меня. Перед вами все, что осталось от моей семьи, если только в один прекрасный день не вернутся двое моих выживших детей. Но в этом я сомневаюсь. Пока они живы, армия их не отпустит. История моя печальна, но не единична. В каждой знакомой мне семье похожее горе. Как следствие, не хватает людей собирать урожай. Фермы угасают. Торговля вырождается. Путников все меньше. По этой причине снижаются суммы собранных налогов, и солдат – наших родных сыновей! – посылают наказывать нас за то, что мы не так богаты, как раньше. С каждым годом все хуже. Сельскую местность ждет окончательное опустошение и разорение, некому будет выращивать еду для армий. Мне кажется, тогда они повернут оружие друг против друга и наконец используют его по назначению.

– От твоей истории сжимается сердце, – проговорил Довесок.

– В тяжелые времена люди часто говорят, что у них нет будущего. Но я могу смело сказать, что у меня нет и настоящего. Осталось только прошлое, и с каждым днем оно тает и кажется все менее убедительным.

Пожилая женщина с достоинством поднялась с места.

– Грейтесь у огня, развлекайтесь беседами. Я и моя семья застелем кровати чистым бельем и сообщим, когда все будет готово.

Долгое время никто не произносил ни слова. Наконец Даргер придвинулся к Огненной Орхидее и тихо произнес:

– По моим подсчетам, в Песьей Своре четверо детей.

– Не вздумайте сказать это при них, – ответила Огненная Орхидея. – Они быстро растут, особенно Маленькая Паучиха. А Ужасный Надоеда на прошлой неделе увидел свое первое убийство.

– Это, конечно, весьма похвально. Но факт остается фактом: с ними нужно что-то делать.

– Все уже делается. Мы их кормим, заботимся о них, учим полезным навыкам.

– Нет, я имею в виду, что их нужно отослать в безопасное место.

Огненная Орхидея окинула Даргера скептическим взглядом.

– Безопасное? Во время войны? Нигде не безопасно. Когда они с семьей, мы по крайней мере уверены, что они не листают непристойные книжки и не цепляют дурные привычки.

– Нас ждет чрезвычайно опасное дело. – Даргер услышал, как против воли в его голос закрадывается раздражение. – Дети нуждаются в защите.

– А взрослые в семье на что? Как раз чтобы защищать детей и заботиться об их безопасности даже в опасных ситуациях.

– Да, но…

– Вы очень добры. Но глубоко заблуждаетесь. Не забивайте такими вещами свою дурную чужестранную голову.

Огненная Орхидея отошла к Ужасному Надоеде.

– Думаешь, я не заметила, как ты колол сестру палочками для еды? Иди-ка помоги хозяевам с посудой.

Даргер отвернулся от нее и увидел, как Довесок безмолвно трясется.

– А ты над чем смеешься?

– Смеюсь? Я? Ну, может, и смеюсь. Очень забавно наблюдать, как Огненная Орхидея применяет свою неотразимую логику на ком-то другом. Вот и все.

* * *

На следующий день они добрались до Великого канала и повернули на север. Дорога по-прежнему оставляла желать лучшего, зато могла похвастать шириной. По ней мало кто ездил, и они прекрасно проводили время.

– За нами следят, – тихонько пробормотала Маленькая Паучиха – У меня зоркий глаз. Я уверена, что не ошиблась.

Довесок, поравнявшийся с девочкой после ее яростно-призывных жестов, не сдержал улыбки:

– Ты о тех двух всадниках слева, вдалеке? Или о том, который время от времени появляется впереди, проверяет, что мы следуем прежним курсом, и снова исчезает на севере? Кстати, это женщина, а те двое – мужчины.

– Ладно, может, твое песьи органы чувств лучше моих, – проворчала Маленькая Паучиха, – но мог бы не тыкать меня носом, это грубо.

– Ты подающий надежды художник, неплохой музыкант, и твоя тетушка говорит, что из тебя получится первоклассный карманник и шулер. Нельзя быть лучшим во всем.