- Вспомнил, - перебил я. - Еще при мне основали Институт лечения последствий лечения, - это было, кажется, в семьдесят пятом году?

- Правильно. Но потом и средства от побочных явлений начали давать побочные явления. Вот и пришлось организовывать Институт терапии последствий лечения последствий лечения. Это было в восемьдесят втором.

Ее профессиональная серьезность куда-то исчезла, она даже хихикнула. Мне тоже стало как-то свободнее.

- А потом и новые лекарства стали давать реакцию...

- Ну да, - перебил я, улыбнувшись, - и, наверное, пришлось создать Институт борьбы с последствиями терапии последствий лечения последствий лечения!

- Как вы догадались? Но бланки и вывески стали вдвое дороже, чем раньше, и тогда придумали новое название - "Институт И Т.Д.". И в три раза сократили расход на бланки. Вот там-то я и работаю.

Мне удалось уговорить ее пообедать со мной. По моим воскресным мясным талонам мы получили прекрасное настоящее филе, а по моей спецкарточке спаржу с Аляски и мороженое, такое ароматное, что мы даже почти не ощутили в нем примеси минерального масла. Я был счастлив, что могу с кем-то поделиться своими заботами, и рассказал ей все о своем назначении, о возложенной на меня ответственности и о чувстве одиночества, охватившем меня при виде полного безразличия моего комитета.

- Я вижу, вы твердо решили добиться своего. Что ж, в таком случае делайте все, что можете, и пусть эти гады на вас шипят. Плюньте на них! Лучше путешествовать в одиночку, чем тащить кого-то за собой!

- В одиночку! - вскричал я. - Мисс Лэнг, вы понимаете, какая это огромная задача? Какая ответственность? Я один просто не смогу справиться!

- Ну что вы! - ее прохладные пальцы легко прикоснулись к моей руке, как будто она хотела посчитать мне пульс. Думаю, что она и правда его считала. Но меня это успокоило.

В одиннадцать часов я проводил ее домой. В полумраке коридора она дотронулась рукой до моего лба. Я попытался обнять ее, но Либби осторожно увернулась.

- Я думаю, вам следует принять еще две таблетки, - сказала она своим профессиональным участливым тоном. - Ни в коем случае не спите на сквозняке. И ни о чем не думайте. Читайте, пока не уснете, если у вас найдется какая-нибудь книга. А если вам не станет лучше, позвоните мне завтра.

Я понял, что все ее поведение, вся участливость носили чисто медицинский характер, а наши вечерние развлечения были всего лишь лечебным моционом. Не знаю почему, но мне на минуту стало грустно. Впрочем, это продолжалось недолго. Я был твердо намерен видеться с Либби Лэнг как можно чаще.

Пятидесятизвездный Зал, венчавший 107-этажное здание Космоцентра, выглядел очень торжественно. Он был весь залит яркими лучами вмонтированных в потолок пятидесяти прожекторов - по числу штатов. Под потолком вращался громадный стеклянный шар, сверкавший разноцветными бликами и отбрасывавший на стены таинственные, причудливые тени. Воздух, специально обогащенный кислородом, придавал необычную бодрость. 24 августа уже с 8 часов утра на крышу здания один за другим посыпались правительственные аэроциклы. Они доставляли на заседание научную и политическую элиту Америки.

Ожидая начала, все возбужденно обсуждали последние новости о возвращающемся с Марса космическом корабле. По мере того как он приближался к Земле, новости день ото дня становились все более волнующими. Это тянувшееся целый год приключение было отличным материалом для газетчиков. И даже когда очередные сообщения задерживались, обозреватели всегда находили, что рассказать о полете. Ведь это поднимало престиж Америки.

"...Сегодня мы получили новые важнейшие известия с нашего знаменитого космического корабля. Отныне установлено, что солнце с Красной Планеты кажется в полтора раза меньше, чем с Земли. До нашего эпохального полета об этом важнейшем факте свидетельствовали только математические расчеты; теперь же он доказан окончательно. Этим и подобными открытиями наша космическая экспедиция уже многократно окупила все расходы по ее снаряжению..."

Но сегодняшние известия бодрости не вселяли и звучали мрачновато. Один астронавт вчера умер и был катапультирован. Мы уже давно знали, что из одиннадцати человек экипажа один скончался еще на пути к Марсу. Было известно также, что двое других помешались и одного из них как будто (хотя об этом и не было официального сообщения) держат чуть ли не в смирительной рубашке. Но вчера умер еще один. И это был сам капитан Клекстон!

- Тише, тише, что-то передают! - воскликнула женщина с портативным приемником.

Все замерли в ожидании, а она крепче прижала наушники.

- "Выяснилось, что астронавт Клекстон в течение некоторого времени был нездоров... но никто не предполагал, что болезнь серьезная. Диагноз не сообщается... Лазерная кремация состоялась в четыре пятьдесят пять утра... Дальнейшие сообщения будут передаваться по мере их получения..."

Она озадаченно огляделась вокруг и жалобно сказала:

- Какой ужас!

- А если никто не вернется? - спросил какой-то мужчина. - Что будет с запечатанным контейнером?

Настроение у всех было подавленное.

Но плохо ли, хорошо ли, а заседание Национального Юбилейного Комитета должно было идти своим чередом. Оказывается, планы юбилейного празднества обсуждались уже давно.

- На местах собрания идут вот уже два года, - объяснил мне со снисходительной усмешкой один попавшийся мне на глаза знакомый. - А Национальный Юбилейный Комитет собирается каждые два месяца. Здесь решаются самые важные вопросы. Ну, возьмем хотя бы трибуны для представителей штатов - они, знаете ли, должны быть совершенно стандартными, а то, знаете ли, тут и до гражданской войны недалеко.

Я понимающе улыбнулся.

- Потом нам приходится утверждать форму шлемов для полицейских: они все, конечно, национальных цветов - красно-бело-голубые, но вы же понимаете, нельзя допускать, чтобы красные полосы были шире других, как кое-кому хотелось бы...

Он заложил руки за спину, отвернулся к окну и вздохнул:

- Ох! И чего только нам не приходилось решать... Вот хоть эти споры о расцветке купальников для конкурса на звание "Мисс Марс"! Какие они должны быть - красные, белые или голубые? И так далее, и так далее, и так далее споры, споры, споры, работа, работа, работа, решения, решения, решения...

Заседание началось с доклада председателя Национального Комитета по подготовке парадного ужина.

И тут послышались крики, потом кто-то включил громкоговоритель в коридоре. Делегаты вскочили со своих мест и, толкаясь, бросились к дверям.

Оказалось, что женщина с приемником тихонько вышла из зала, чтобы послушать новости о марсианской экспедиции, и вдруг упала в обморок. Сидевшие возле дверей вышли посмотреть, в чем дело, и включили громкоговоритель. А теперь со всех стен гремели устрашающие известия.

"...Теперь совершенно ясно: что-то случилось! Полет продолжается точно по расписанию, минута в минуту. Видимо, дело не в технических неполадках. По сведениям, исходящим из штаба полета, можно сделать вывод: что-то случилось с экипажем... Говорят, что с корабля были приняты по радио стоны, потом громкий крик боли, а потом связь прервалась на час сорок одну минуту!

...По утверждению радистов, позже связь была установлена, но с большими искажениями. Никаких объяснений происходящего получить не удалось..."

Кто-то вскочил на стул, размахивая руками.

"Внимание! Внимание! - надрывались динамики. Стало тихо. - К нам поступило официальное сообщение Космоцентра. Цитирую: "Вопреки ложным и безответственным заявлениям, корабль марсианской экспедиции не испытывает никаких затруднений. Он идет точно по курсу и прибудет в полном соответствии с намеченной программой - между десятью утра и десятью вечера 16 сентября, увенчав своим прибытием наш величайший праздник. Повторяем: космический корабль не испытывает никаких затруднений! Любые другие слухи являются грубой клеветой, злобной провокацией, подрывной деятельностью, не имеют под собой почвы к непатриотичны". Это пока все, леди и джентльмены. Вы слушали наш репортаж из штаба полета".