— Котики мои. — Камилле очень тяжело было сдержать сейчас гнев и желание пойти в школу и уничтожить тех, кто это сделал, начиная с девочки и заканчивая учителями. — Спасибо! Не стоит обращать внимания на людей, которые говорят гадости. Это очень несчастные люди. Это люди, у которых все так грустно, что им приходится обижать других, чтобы не казаться себе такими несчастными. Вы, давайте, не грустите, поехали домой, я приготовлю вам что-то вкусное. А завтра я схожу в школу, и мы с этими людьми все обсудим. Поверьте, вас больше никто не обидит. Это я вам обещаю.

— Не надо, Мама! — Алекс замахал протестующе руками. — Они и на тебя будут кричать.

— Со мной им не справиться. Можете быть уверены. — Камилла крепко взяла сыновей за руки, и они вышли со школьного двора.

***

— Марина... — Николь обняла подругу. — Я больше не могу! — девушка вновь расплакалась, уткнувшись в плечо подруги.

— Ну, все... все... — Марина гладила девушку по голове. — Я прошу тебя. Твои глаза и так меньше щёлочек. Больше нельзя плакать. Расскажи мне все по порядку.

Они сидели на лавочке в парке. Солнце, которое так тепло грело вчера и казалось вечным, сегодня пряталось где-то за массивным серым брюхом неба и, казалось, не существовало вообще. Все выглядело одноцветным, одинаково серым. Ветра не было совсем, поэтому картинка казалась искусственно нарисованной, муляжом; для полного ощущения, что их кто-то снимает сейчас, не хватало только пары камер с нескольких ракурсов. Вот она плачет, уткнувшись подруге в плечо, вот сидит, глядя в одну точку, вот достаёт бумажные платки из маленькой сумочки. Крупный план на слезу на щеке, снова общий. На втором плане проходят фигуры под зонтом. Только никто никак не крикнет «стоп! Снято!», и они не разойдутся в свои привычные жизни без трагедий...

— Я не знаю, что мне дальше делать. — Девушка больше не плакала. Слезы просто закончились. Внутри осталось чувство тяжести и пустоты, весом с тонну.

— Скажи мне просто, ты хочешь за него замуж? — Марина внимательно смотрела на подругу.

— Я не знаю. — Николь разглядывала кольцо на безымянном пальце. — Все было так понятно ещё месяц назад. Я радовалась предстоящей свадьбе, повсюду только и видела всякие букетики, бутоньерки, бокалы молодоженов... А теперь я словно лечу в кроличью нору и не успеваю ни на чем даже сфокусировать своё внимание.

— Знаешь, в чем твоя проблема? — Девушка взяла Николь за руку. — Ты хочешь, чтобы все было продумано, надежно. Чтобы из одних отношений можно было просто сделать шаг в другие, где тебя бы ждало что-то очень определенное. Чтобы кто-то тебе дал гарантии. А в жизни так не бывает. Никто тебе не даст точного ответа, что будет завтра. Никто не сможет пообещать тебе вечной любви, стабильного заработка. Нет в счастливой жизни стабильности. Тебя штормит от радости к боли, и это и есть жизнь. В ней иногда бывает солнце, а иногда идёт дождь. И если отключить это, то мы умрем с тоски. Ты небезразлична Максим. И я видела это вчера. Когда вы подошли к столику, она светилась.

— И часом позже отшила меня. — Николь в отчаянии посмотрела на Марину. — А потом пожелала счастливой свадьбы.

— Николь, — девушка взяла подругу за руку, — ты хотела получить от неё то же самое, что и все остальные. Секса. Для тебя, в ту минуту, это было бы гарантией, а для Максим секс — это просто секс. Это то, что она может получить без труда, несколько раз на дню. Даже не представляю, каких усилий нечеловеческих ей стоило отказаться от него. Отказаться от тебя. Она хотела тебя. Это было очевидно, но, думаю, именно это и говорит о её чувствах. Она могла бы просто трахнуть тебя и больше никогда не позвонить, но она сказала тебе, что не хочет этого так, понимаешь...

— Я привыкла искать стабильность. — Николь глубоко вздохнула. — Мои родители развелись, когда мне было 14. И это было ужасно. Две страны, два любимых человека, выбор, где и с кем жить... Вечные перелёты, чтобы почувствовать, что я нужна им, чтобы видеть их обоих. Я не хочу такого для своих детей.

— Ты не можешь им ничего гарантировать даже если выйдешь сейчас замуж. Никто не может, на самом деле. — Марина посмотрела на часы. Ей пора было возвращаться на студию, но она боялась оставить Николь в таком состоянии одну. — И я не могу. Нам всегда приходится сначала сделать выбор, а потом только надеяться, что он верный. — Девушка встала с лавочки. — Мне надо ехать на работу, но я не хочу оставлять тебя одну, может, ты поедешь со мной?

***

По узким коридорам бегали люди: кто-то с камерами, кто-то с фотоаппаратами, кто-то с целой горой вещей в руках.

Николь прошла в гримерную. Это было большое светлое помещение со столами по периметру. У каждого стоял высокий стул, на котором сидела модель. Визажисты двигались вокруг них с такой скоростью, что у девушки закружилась голова. Кто-то кричал из коридора, что пора уже, что они задерживают съёмку, что надо принести не это платье, а другое, в ромашку или полосочку, что это полнит модель, а то делает её слишком худой. Полный хаос. Девушка думала, как в этом всем можно вообще сохранить самообладание и продолжать нормально работать. Марина красила молоденькую худую девушку с веснушками, покрывавшими все лицо, та сидела, не шелохнувшись, как манекен. Такая тоненькая, с кукольными руками, тоже покрытыми веснушками. На ней был надет халатик с вышитыми розовыми пионами, а на ногах — тапочки, видимо, чтобы не было холодно. Она была очень красивой. Николь на секунду попыталась представить их вместе. Вот она обнимает девушку, смотрит ей прямо в глаза... Она хотела понять, екнет ли у неё хоть что-то внутри от этой мысли, но внутренний мир остался недвижим. Значило ли это, что девушки её не интересуют? Ведь Макс не разбиралась, с кем спать, значит, ее устраивали все.

— Я не просила бы тебя приехать, если бы не знала, что хочу именно тебя в кадре! Прекрати делать из себя стерву! — послышался крик из кабинета дальше по коридору. Даже в общей суматохе слышно все было очень отчётливо. — У тебя контракт со мной, девочка, и он ещё не закончился! Так что давай оставим твои замашки парня— подростка и приступим к работе!

Дальше был слышен сильный удар двери, а после вновь стало тихо.

— Это что? — Николь опасливо посмотрела на подругу.

— О! Не обращай внимания! — Марина насмешливо улыбнулась. — Это просто Элена. И она так общается со всеми, с кем считает возможным для своего достоинства общаться в принципе. Я лично от неё никогда даже «здравствуйте» не слышала.

***

Макс встала перед камерой, позируя. Она была очень зла на то, что Элена имела сейчас все права вытащить её и заставить сниматься. Девушка сама подписала контракт и теперь не имела возможности уехать и нарушить его. Или же должна была выплатить огромную неустойку. Обычно Максим никогда не подписывала контракты больше чем на день работы, чтобы не связывать себя ничем. А здесь сглупила.

— Сними футболку! — Элена подошла к девушке. — Покажи мне секс.

— Но под ней ничего нет. — Девушка сняла футболку и нарочито равнодушно посмотрела на довольное лицо женщины. — Мне, конечно, плевать...

— Мне под ней ничего и не нужно. — Элена дернула за джинсы, спустив их девушке на бедра. — Вот так лучше. Надеюсь, на тебе нет белья.

***

— Ты уверена, что нам сюда можно? — Николь подходила к съёмочной площадке. — Тут написано, что посторонним нельзя.

— И этого никто не читает, потому что посторонних тут нет.

— Мне страшно... — девушка прошла вдоль самой стенки, встав в самый темный угол. — Вдруг меня выгонят...

— Никто тебя не выгонит. — Марина встала рядом с девушкой и вдруг замерла, посмотрев на площадку, где, как оказалось, снимали Максим. — Знаешь, пожалуй, ты права. — Девушка спешно взяла подругу за руку, — пойдём отсюда.

— Почему? — Николь увидела очень потерянный взгляд подруги и, проследив за ним, почувствовала, как её сердце с грохотом рушится на пол. На фоне кирпичной стены стояла Максим в одних джинсах и позировала фотографу. Она была невероятно сексуальна. Джинсы сидели почти предельно низко, оголяя бедренные кости, кожа светилась в софитах. Девушка выглядела очень раскованной. Николь не могла оторвать глаз от того, как она двигалась. В каждом движении было столько огня, неприкрытого секса. Игра на острие ножа.