Не разнимая рук, они смотрели друг другу в глаза еще ровно минуту, после чего Дэймон запустил мотор и рванул с места, оставив за собой небольшое облачко пыли.

На всем белом свете был только один человек, способный их разлучить, и для этого в его распоряжении имелось одно-единственное средство. Его-то в конечном итоге он и пустил в ход.

Стоя на Высотах Уснеха[17], Анна смотрела вниз, на аквамариновые кляксы Лох-Эннелл и Лох-Оуэлл, и думала о том, что сказала ей утром миссис Флетчер, проживающая в номере, расположенном дальше по коридору. Кто-то, доложила почтенная дама, совершенно определенно перебрался прошлой ночью через ограждение лоджии и проник в спальню мистера Диккенса, причем мистер Диккенс, судя по отсутствию какого-либо протеста, ничего против этого вторжения не имел. Перебрался через ограждение лоджии? Анна уставилась на нее в полном недоумении. Но… откуда? В этом месте под окнами даже деревья не растут. С крыши? Она представила себе скользкую после дождя, покатую черепичную кровлю и тут же убедилась в несостоятельности подобной версии. Никто не мог проникнуть в спальню мистера Диккенса непосредственно с улицы, минуя входную дверь. Разве что Бэтмен. Или…

Как-то раз поспорил Энгус с Триатом, сыном Фебала из народа Фир-Болг. Вместе с Энгусом растил его Мидир, и немногим Триат уступал сыну Дагды. В ту пору думал Энгус, что приходится Мидиру сыном и в наследство получит королевскую власть над Сид-Бри-Лейт.

И вот, заговорил Энгус с Триатом, а тот ответил:

– Негоже мне разговаривать с подкидышем, который не знает своего отца и своей матери.

В слезах и в печали пошел тогда Энгус к Мидиру.

– Что с тобой? – спросил Мидир.

– Позором покрыл меня Триат, оттого что не знаю я своего отца и своей матери.

– Есть у тебя отец и мать, – ответил Мидир.

– Скажи мне, кто же они?

– Пора сказать, – согласился Мидир. – Отец твой – Эохайд Оллатар, прозываемый Дагда. А мать – Боанн, супруга Элкмара из Бруга. Я, Мидир из Бри-Лейт, вырастил и воспитал тебя вдали от Элкмара, дабы не пал на него позор из-за сына Боанн, зачатого в его отсутствие.

– Пойдем же скорее, – сказал Энгус. – И пусть признает меня отец, ибо негоже сыну Дагды сносить поношения от Фир-Болг.

Отправились они в путь и вскоре прибыли к Уснех Миде в самом центре Ирландии, ибо там было жилище Дагды, от которого на равную меру расстилалась ирландская земля на юг и на север, на запад и на восток.

Полуденное солнце, сделавшись неожиданно жарким, заставило Дэймона скинуть куртку. Анна медленно прошлась взглядом по его фигуре. Белая футболка, джинсы – пожалуй, более раздетым она его еще не видела.

Ну и ну! На правой руке выше локтя чернела татуировка. Толстое суковатое колесо с восемью спицами. Живое, контрастное, выполненное, несомненно, профессионалом. Колесо и загадочная надпись причудливым шрифтом.

Позабыв о приличиях, почти не контролируя своих действий, Анна протянула руку и коснулась смуглого татуированного плеча. Подняла глаза, собираясь задать вопрос, и увидела, что Дэймон смотрит на нее в упор, не мигая.

– Раб Колеса, – произнес он вполголоса.

– Что?

– Ты ведь это хотела узнать? Что означает надпись?

Анна молчит, стараясь не прислушиваться к его дыханию, не считать удары его сердца. Труднее всего не замечать его взгляда. Оба глаза – живой и мертвый – просвечивают ее лучами рентгена, вызывая колючую дрожь в позвоночнике.

– Так вот, она означает: Раб Колеса.

Предплечье также украшено татуировкой. Длинная черная черта от запястья до локтя, перечеркнутая множеством коротких – огамическое письмо[18].

– А здесь что написано?

– Этого я сказать не могу.

– Не можешь, потому что не знаешь?

Дэймон располагается на травке под деревом и лезет в карман за сигаретами. Вот артист! Он сидит, прислонившись спиной к стволу, вытянув длинные ноги, щурясь на солнце.

– Не могу, потому что знаю слишком хорошо.

Заметив, что Анна нерешительно переступает с ноги на ногу, он расстилает для нее на земле свою куртку.

– Садись. Знаешь, что это за дерево? Ясень. Священное дерево друидов.

– Разве священным деревом друидов был ясень? Мне казалось, что дуб.

– Наверно, ты слишком увлекалась трудами сэра Джеймса Джорджа Фрэзера. К священному дереву – биле – предъявлялись два основных требования: оно должно было иметь почтенный возраст и произрастать поблизости от чудотворного источника. Пять таких биле описаны в сборнике преданий «Старина мест» и среди них упоминаются не только дуб, но также тис и ясень. Во время войны одно племя изо всех сил старалось уничтожить биле другого. Так в десятом веке биле майгхе Адайр было уничтожено Мэлеохленом, что вызвало великие бедствия. И это не единственный случай. О биле Боррисокане говорили, что дом, в котором сожгут хотя бы его щепку, в скором времени сам сгорит дотла.

Ну и ну! Если ты и вправду познакомишь их, как обещала, Константин, наконец, обретет в его лице достойного соперника.

На обратном пути Анна все же решила спуститься в долину Бойн и сообщила об этом Дэймону, но тот сразу же после Слейн нарочно прибавил газу, и «понтиак» промчался мимо нужного поворота со скоростью реактивного истребителя. Анна рассердилась. Несс уговаривала ее не ходить с Дэймоном к Бругу. Сам он, кажется, тоже не в восторге от этой идеи. Но в чем проблема? Просто пойти и осмотреть древний курган… Сговорились они, что ли?

В отместку она рассказала ему о подозрениях миссис Флетчер.

Дэймон реагировал очень бурно.

– Эта старая кошелка? Господи, да у нее совсем… – он поискал слова, – turn one's head![19] И кого же я, по ее мнению, принимаю по ночам в своей спальне? Графа Дракулу? Человека-Паука?

Но у Анны на языке вертелось совсем другое имя.

– Поедем завтра в Трим-Кастл[20]? – спросил Дэймон, немного успокоившись.

– Ты что, ухаживаешь за мной?

– Да. Как ты догадалась?

– Я здесь с мужчиной. Это тебя не смущает?

– Смущает, – признался Дэймон. – Но не останавливает.

Остаток пути они молчали, и только в вестибюле отеля Анна сказала ему:

– Ладно. Поедем завтра в Трим-Кастл.

К концу недели Анна уже знала о печальном происшествии если не все, то многое. Несс сказала: он ослеп на один глаз после гибели своего приятеля. Гибели. Но, как выяснилось, тела никто не видел. Его попросту не было. Не было тела, не было медицинского освидетельствования, не было похорон. Вообще ничего.

Лоренс Мак Кеннит, в прошлом героиновый наркоман, проживал в одном номере с Дэймоном, вел себя образцово, а из вредных привычек имел только одну: привычку совершать в одиночестве долгие пешие прогулки по окрестностям Дроэды. В любое время суток, при любой погоде, имея при себе лишь блокнот и несколько простых карандашей. Бывало, что Дэймон, потеряв терпение, вставал среди ночи и отправлялся на поиски. Он знал, где искать – в долине Бойн. Ему казалось, что в результате длительного пребывания под открытым небом наедине с самим собой и древними камнями Лоренс либо тронется умом, либо схватит воспаление легких, либо вернется к наркотикам. Дэймон страшно психовал, но запретить ему не мог. Лоренс был уже совершеннолетним.

Вскоре его опасения подтвердились. У Лоренса начались галлюцинации. По ночам он беседовал с кем-то на балконе, средь бела дня впадал в гипнотический транс. Где? Да где угодно: на улице, в пабе, в супермаркете, в музее, в кинотеатре. Однажды Дэймон обнаружил на его руке след укола. Произошла драка. Ослепительный красавец Лоренс, обливаясь кровью и слезами, полз вслед за Дэймоном по коридору отеля, клятвенно заверяя, что больше никогда, никогда, никогда… Правда, в то время никто не понимал, в чем, собственно, дело. У Дэймона было лицо убийцы и он, не слушая, с яростным ожесточением пинал своего лучшего друга ботинком под ребра, поднимал, ставил к стенке, бил со всего размаху кулаком в лицо, а когда тот снова падал, с удвоенной силой принимался его пинать. Потом они долго лежали, обнявшись, на полу. Прямо на синтетическом ковровом покрытии, заляпанном пятнами крови.