После похорон супруга Ксения, как и подобает поступать тому, кто вступил на путь служения ближним через юродство во Христе, раздала бедным все вещи свои и раздарила нажитое в браке имущество, деньги отнесла в церковь, а дом подарила подруге, вдове унтер-офицера Прасковье Ивановне Антоновой, завещав ей пускать бездомных нищих на ночлег даром. Поблагодарив ее, Прасковья Ивановна поинтересовалась:

– Чем же ты сама жить станешь? На что будешь кормиться?

– Господь Бог питает птиц небесных, заботится обо всем живом, а я не хуже птицы, – отвечала молодая вдова. – Пусть воля Его будет.

Родственники Ксении по мужу, обеспокоенные ее психическим здоровьем и недовольные ее благотворительным поступком, обратились в полицию. Ксению вызвали на беседу, в результате которой был сделан вывод: молодая вдова здорова совершенно и потому имеет полное право поступать со своим имуществом так, как ей самой заблагорассудится.

Спустя недолгое время о доме, в котором каждый сирый мог найти бесплатное пристанище, прознал весь нищий люд Санкт-Петербурга, сама же улица, на углу которой он располагался, получила странное прозвание: Андрей Петрович – видимо, фамилия Петров преобразовалась в отчество. Сегодня эта улица носит название Лахтинской, а на том месте, где находился дом Ксении и Андрея Федоровича, красуется сквер.

Что до Ксении, то она до последнего дня своей жизни отзывалась только на имя Андрей Федорович[12]. В простом белом платке на голове, с сумой за плечами и палкой в руке она ходила по Петербургской стороне, в основном в районе прихода церкви святого Апостола Матфея, в мужском платье. От непогоды оно быстро приходило в негодность, истрепывалось и ветшало. Отрывающиеся лоскуты милого ее сердцу мундира Ксения бережно хранила, пряча на груди. Когда же одежда износилась окончательно, блаженная стала носить красную кофту и зеленую холщовую юбку – цвета формы почившего мужа. Согласно свидетельствам полиции, которая в течение некоторого времени наблюдала за ней по причине необычного поведения женщины и неизвестности пребывания ее в ночное время, Ксения часто оставалась в поле за пределами города, где, какой бы ни была погода, молилась всю ночь, встав на колен. Лишь в лютейшие морозы – впрочем, весьма редко – она ночевала в домах у знакомых.

Ксению дарили любовью, к ней относились сочувственно, ее старались подкормить и стремились подать ей милостыню. Но блаженная не брала никогда больше «царя на коне», как она называла медную старинную копейку с изображением верхового Георгия Победоносца, побеждающего Змея. И хотя подавали ей часто, для собственных нужд она оставляла сущие гроши, ровно столько, чтобы чтобы купить самое необходимое, а остальное отдавала нищим и нуждающимся. Среди народа сохранилась память о том, как ее «копеечная» помощь помогала нескольким сотням бедных семейств сводить концы с концами.

Вскоре было замечено, что если утром на рынке она заходила в лавку и брала пирожок или что-то еще, то в течение дня у лавочника раскупали весь товар. То же самое было у извозчиков: к кому блаженная садилась и проезжала хотя бы несколько аршинов, тому везло с богатыми клиентами весь рабочий день. Все обитатели Петербургской стороны приглашали ее в свои дома, желая напоить чаем, поскольку посещение Ксении приносило семьям хозяев мир и благополучие. Матери, углядев ее где-нибудь на улице, спешили подойти к ней со своими чадами, зная, что если она поцелует или просто погладит по головке ребенка, то он будет расти здоровым.

Довольно часто она бродила поблизости от Смоленского кладбища. Тогда там строили новую церковь из камня. По мере того, как росли вверх стены, дело двигалось все медленней, потому что мастеровые были вынуждены все выше и выше поднимать по лесам необходимые для кладки кирпичи. И с какого-то момента, приходя утром, строители стали обнаруживать на верхних площадках приготовленные для укладки кирпичи. Решив раскрыть секрет этой странности, подглядеть, кто им помощь безвозмездную оказывает, они выяснили, что это блаженная Ксения ночь за ночью тайно поднимала на леса кирпичи, чтобы строителям было сподручнее делать угодное для Бога дело. Они интересовались, когда же она спит, и слышали в ответ, что дела благие надо спешить делать, а выспаться и в земле успеется.

С того дня не было утра, чтобы она не обошла возводящуюся церковь, оглядывая фундамент и водя ладонями по стенам со словами: «Много тебе вынести придется, но устоишь, ничего…»

И в самом деле, впоследствии Смоленской церкви довелось испытать на себе буйство стихии, а именно сильнейшее наводнение 7 ноября 1824 года. В тот день вода неудержимым потоком хлынула на кладбище, покрыв его десятифутовым слоем. Заборы повалились, кресты унесло почти со всех могил, большинство памятников рухнуло, многие надгробия сместились. Вдобавок ко всем разрушениям, было много жертв среди людей. Однако церковь устояла, целой осталась и могилка Ксении.

Божий промысел руководил петербургской блаженной и направлял ее, им же она была сподоблена редкого дара – способности предвидеть будущее. Об ее проницательности ходили по Петербургу легенды. От одного к другому передавали горожане историю о том, как Ксения навестила семейство Голубевых – мать-вдову и ее скромную красивую дочку семнадцати лет, к которым она довольно часто и с большой охотой захаживала в гости – и сказала девушке:

– Ты тут чаевничаешь, а муж твой на Охте жену хоронит.

– Какой муж? – переспросила пораженная девушка. – У меня и жениха-то еще нету.

– Иди! – строгим голосом велела ей Ксения. – Он тебя ждет.

Мать, которая считала блаженную Божьей угодницей, схватила дочку за руку, и они поспешили на Охтинское кладбище. В это самое время в тамошней кладбищенской церкви проходила заупокойная служба по женщине молодого возраста, супруге доктора, которая скончалась вследствие неудачных родов. После окончания службы и отпевания почившей гроб с ее телом понесли к месту погребения. Голубевы последовали за процессией.

Когда могила была засыпана землей, народ, провожавший молодую женщину в последний путь, стал расходиться. Доктор, чья горечь утраты, видимо, стала непереносимой, лишился чувст, увидев могильный холм. Голубевы бросились к молодому мужчине, мать и дочь оказали ему посильную помощь и поддержали добрым словом. Так неожиданно состоялось их знакомство, а спустя год девушка сочеталась браком с доктором. Они счастливо жили в многолетнем браке, до последних своих дней храня в сердце благодарность блаженной Ксении и свято чтили ее память.

А в другой раз по обыкновению смиренная Ксения чуть ли ни ворвалась в дом к подруге своей Прасковье Антоновой и замахала руками со словами:

– Оставь все и скорее беги на Смоленское кладбище! Господь тебе сына дает!

Одинокая и не имевшая детей женщина собралась в спешке и побежала на кладбище. Прасковья Антонова доверяла словам Ксении полностью, зная ее многие годы, она ни единого раза не слышала от нее ни слова неправды, поэтому действовала без раздумий и сомнений.

Путь предстоял неблизкий, и она шла довольно долго, когда же достигла улицы, что вела к Смоленскому кладбищу, Прасковья Антонова увидела скопление народа. Оказалось, здесь случилось несчастие: извозчик ненароком сбил зазевавшуюся женщину на сносях. Удар был так силен, что вызвал преждевременные роды прямо на улице, но при этом пострадавшая скончалась. Прасковья Антонова взяла новорожденного мальчика, укутала в платок, снятый с собственной головы, и отнесла к себе домой. Впоследствии старания женщины разузнать что-либо про родителей младенца оказались тщетными, да что там, даже петербургская полиция не смогла ни найти отца мальчика, ни установить личность сбитой лошадью роженицы.

Однажды на улице блаженная Ксения осенила себя крестом, посмотрев вслед купчихе Крапивиной, молодой женщине, которая всегда оказывала ей радушный прием, и грустным голосом проговорила: «Зелена крапива, да увянет вскорости…» Слова эти припомнили после того, как спустя недолгое время неожиданная болезнь поразила совершенно здоровую купчиху, и та ушла в мир иной в считаные дни.