«После того, как изрядно налакавшиеся враги – ничего не подозревая, легли спать. Тактический план, тут же начали претворять в действие. Молниеносный штурм, отличавшийся своей внезапностью, был исполнен превосходно. Спустя некоторое время (локально-консервированный), бой успешно завершился. Окровавленные трупы варваров и бандитов, лежали повсюду, навсегда изувеченные жерновом каверзного бытия при апогее собственной – искажённо-вменённой концепции отложенного воздаяния. Многие нашли свой печальный конец от холодных клинков воинов Жаршары, распластавшись с застывшей гримасой ужаса на искорёженно-багровых лицах, введу нахлынувшего животного страха: в связи с неминуемо-карающей и выдёргивающей из прибиваемого века, безотлагательно-зверской погибели! Были перебиты все враги, которые пытались оказать хоть какое-либо сопротивление в этой, постепенно затихающей суматохе, сцедив бесценную душу».
Когда Жаршары (по окончанию военного манёвра), стал медленно прохаживаться по территории уже захваченного лагеря, ему на глаза попался один мальчик, которому навскидку было примерно четыре года. Он бесстрашно отгонял воинов Жаршары, держа в руке местечковый кинжал, безутешно возвышаясь над телом убитой женщины (видимо его покойной матери). Не проронив ни слезинки, тот был готов защищаться до самой смерти: огрызаясь и отмахиваясь от взрослых мужиков, выражая своё презрение к интервентам, из-за травмирующей и трагично-деморализующей участи. Пристально вглядываясь в этого ребёнка, Жаршары спокойно подошёл к нему, отнюдь не решаясь – по живодёрски, оборвать совсем ещё юную и безвинную жизнь. Он опустился на одно колено и хладнокровно попросил его отдать опасный предмет. Тот, мотая головой, напротив начал сжимать рукоятку всё крепче – обеими руками. Тогда Жаршары, добродушно отвлекая внимание, внезапно вырвал из его рук холодное оружие, а потом крепко приобнял… Экспрессивный мальчик, очень сумбурно и надрывисто голося (на непонятном языке): будучи обуреваемый безудержными порывами истерики, стал елозить, брыкаться и колотить мускулистого Жаршары, желая вырываться из его крепких объятий. Однако вскоре затих, утонув в успокоительно-тёплых чувственных флюидах, сурового незнакомца. В этот трогательный момент, он на мгновение вспомнил о своей любимой матери. А из глаз волевого командира, невольно выдавились, лепестки набухших слёз – оставив на его щеках, следы иссыхающих бороздок. Тяжело вздохнув, Жаршары встал с колена и вытер глаза. Затем, приказал связать оставшихся врагов, да собрать всё награбленное ими, в одну кучу…
Очень радостно ликовали освобождённые рабы, выражая безмерно-искреннюю благодарность, своим долгожданным спасителям. От чего данный разношёрстный контингент, также вознамерился сплочённо исполнять приказы Жаршары, тем самым проявляя смиренную лояльность и свою искреннюю покорность: не дожидаясь просьбы, или прямого наказа, просто по-человечески, возжелав отплатить освободителю, эдакой несоразмерно-малой, но поистине единственно-имеющейся, жертвенно-благоразумной и этически-солидарной ценой, демонстрирую непоказной жест доброй воли!
На следующий день, Жаршары приказал своим воинам и освобождённым пленникам, собираться в обратный путь… Они нагрузили все трофеи на угнанных самими же бандитами верблюдов, и вышли в дорогу (словно движущийся торговый караван). Усадив прямо перед собою на коня, того самого мальчишку, Жаршары наконец-то возвращался домой с долгожданной победой! Правоверный народ, наслышанный о славных подвигах отряда Жаршары, уже с нетерпением ждал своих героев, возвращавшихся в Фариз, после их почти двухлетней отлучки. По прибытию, Жаршары в первую очередь закрыл пленных в темницы, а собранные богатства, отдал в городскую казну. Затем, распустив всех своих верных воинов к их заждавшимся семьям, отправился во дворец к хану Муглуку, чтобы подать полный отчёт по каждому совершённому им действию. Жаршары решительно шёл по дворцовому коридору, прямиком на аудиенцию к хану: взяв за руку мальчика, которого ни решился убить, ни заключить в темницу, вместе с остальными варварами и разбойниками, терроризировавшими округу.
Там его уже ждал хан и вся его свита. Когда Жаршары стал рассказывать обо всём произошедшем, хан Муглук перебив его, серьёзно спросил:
– Жаршары, кто этот мальчик рядом с тобой?
На что он ответил:
– Этот мальчик является жертвой неправильного воспитания и результатом дурного подражания: он один из отпрысков тех, с кем мы вели свои ожесточённые сражения!..
Тут один из старейшин выкрикнул:
– Зачем ты его привёл сюда?! Почему сразу же не убил его на месте? Расправься с ним немедленно!
Жаршары сердитым голосом возразил:
– Нет, я не сделаю этого!
Тогда старец стал напирать на Жаршары, сказав:
– Кем ты возомнил себя, безродный юнец, чтобы перечить нам – старейшинам? Но что ещё важнее, ты осмелился не выполнить приказ своего Хана? Посмотрите, как этот ублюдок опьянел от своей славы! Он желает перечить нашему мнению!
Тут же после его слов, весь зал загудел. Все начали оскорблять и унижать Жаршары, напрочь позабыв об его недавних успехах. Хан же, спокойно сидел и молча раздумывал… Затем, резко встал со своего трона – как бы напомнив присутствовавшим, о своём главенстве и несомненной вовлеченности в происходящее. В эту секунду, шум возбуждённого многоголосья, мгновенно затих…
А хан Муглук спокойно промолвил:
– Жаршары, ты ослушался моего приказа? Почему? Завтра на рассвете мы казним всех тех, кого ты пленил – в отместку, за многочисленно-творимые ими злодеяния. Однако, по какой такой особой причине, этот ребёнок не среди них? Зачем же сей безрассудный и противоречивый апологет, ты вдруг вздумал, нам тут демонстрировать? Ведь ты сам сказал нам, что этот мальчик – является их плотью и кровью. Я же дал тебе всё… Но вижу, что ты сегодня решил не присягать мне на верность? Что в нём такого особенного? Скажи… И вообще, почему ты так отчаянно его защищаешь? Не стоит принимать моё великодушие за слабость. Прикончи этого мальчика немедленно, или же это сделает моя стража, но только уже вместе с тобой!..
Тогда Жаршары, нехотя вынул из ножен острую саблю и занёс её над головой мальчика. Тот, в свою очередь, не проронив ни слова, лишь пристально всматривался в чёрные как ночь очи – без пяти минут палача, преисполненные совестными сомнениями. Глубоко внутри разгорелся эфемерный конфликт, сопровождавшийся порицающими пульсациями в области висков. А внешне – когнитивный диссонанс, мгновенно иссушил глотку, пробил холодный пот и вызвал безудержный тремор предплечья. В положении, котором оказался Жаршары, не было другого варианта. Да и по милости Всевышнего, увы, судьба всё не отворяла спасительных ворот: человеку, загнанному в угол! Из такой, безнадёжно-сложившейся ситуации – в образовавшейся паузе принимаемого решения, мальчик внезапно для всех подбежал к Жаршары, и крепко обнял его за левую ногу. Через несколько мгновений, он также молча её отпустил. Данным действием, как бы принимая любой выбор, стоящий перед Жаршары, безо всякого страха и упрёка: смиренно устремив в пол, свой осознанно-поникший взгляд. Немного отойдя назад, невинный отрок стал мужественно дожидаться неизбежной участи, очень усиленно смыкая веки и (неестественно) активно дыша…
В этот момент, Жаршары невольно ощутил неприязнь к самому себе. Ибо всё ещё свежи были в памяти воспоминания о том, как он не так уж давно – самолично, искренне и тепло обнимал этого осиротевшего мальчика. В эту действительно тяжёлую минуту, Жаршары сильно стушевался перед присутствующими людьми. Из-за чего – от волнения, долго мешкал перед своим решающим замахом. Под давлением оглашённого приговора, а также перед лицом (навидавшегося) высокомерного общества, что упивалось своевольностью и безграничностью власти: привилегированно находясь в тронном зале с высокими потолками и массивными стенами. Аскетичный и скромный воин Жаршары, принял единственно правильное для себя решение! Переводя взор от мальчика на хана, Жаршары уверенно возразил:
