– А почему я не должен отличаться от толпы, господин Терентьев?

– Потому что такова специфика службы у господина полковника Архипова! – вырвалось у Терентьева.

– Не понимаю. Решительно не понимаю! – затряс головой Агасфер. – Почему служащий частного лица, коммивояжер, по сути дела, должен быть замаскирован?

– Еще раз простите, это уже не мой секрет, господин Агасфер. Единственное, что могу сказать – полковник некоторое время будет присматриваться к вам. Определять вашу пригодность и ваши способности к более серьезным делам, нежели розыски механических игрушек старых мастеров. А сейчас… Сейчас давайте забудем наш разговор! До поры до времени… Прошу вас! – И Терентьев распахнул перед спутником дверь портновской мастерской с глухо брякнувшим колокольчиком.

Помедлив, Агасфер шагнул в помещение, где бегали, дрались и самозабвенно играли не менее десятка «разнокалиберных» портновских детей. Царствовал над всем этим бедламом, усевшись по-татарски на обширном столе, заваленном кусками материи, старый еврей в ермолке. При виде посетителей ребятня мгновенно смолкла, а после грозного отцовского окрика порскнула за шторы.

Портной тоже довольно-таки проворно для своего возраста соскользнул со стола, сбросил с двух ближайших кресел куски материи и полуготовые изделия, прошитые белыми нитками, и разразился бойким местечковым речитативом, приветствуя гостей.

Послушав его минуты три, Терентьев властно поднял руку:

– Соломон, тебя и за полдня не переслушаешь. А ведь мы к тебе по делу. Вот этого молодого человека надо одеть по последней парижской моде. Имей в виду, это дальний родственник хорошо известного тебе господина полковника Архипова. Поэтому ты уж, братец, расстарайся.

Соломон Циммерман всплеснул руками: царица небесная, дева Мария! Да для господина полковника все что угодно! Господин желает заказать летнее платье? Межсезонное? На всякие жизненные ситуации? Тогда вы пришли в правильное место, достопочтимые господа офицеры!

В мастерской поднялась невиданная суета. Откуда-то из подсобок появились двое подмастерьев, увешанные матерчатыми метрами. Агасфера почтительно поставили на низкую скамеечку и принялись хлопотать вокруг.

Узнав, что своего материала свалившиеся на голову клиенты не принесли, Циммерман возликовал еще больше. Один из подмастерьев был немедленно послан в соседний магазин за последними образцами самых наимоднейших расцветок и самого высокого качества.

Суета усилилась, когда из магазина прибыли посланцы с несколькими образцами тканей. Образцы Циммерманом были немедленно забракованы, высмеяны, а приказчики отправлены обратно со строжайшим наказом принести самое лучшее из последнего привоза.

Через полтора часа Терентьев и Агасфер покидали мастерскую, провожаемые бесконечными благословениями и пожеланиями счастья и благополучия как циммермановского семейства, так и прибежавшего на шум соседа-галантерейщика. Вид у Агасфера был несколько усталым – будто он вскопал пару-тройку десятин земли в монастырских садах. Терентьев же, посмеиваясь, предложил выбор: либо тотчас же взять извозчика и ехать по намеченным утром объявлениям о продаже «хитроумных старинных механических изделий», либо сначала отобедать в ближайшей приличной ресторации.

– Впрочем, давайте-ка пока у почты притормозим, – вдруг предложил бывший ротмистр. – Совсем забыл, что долги время от времени возвращать надо. А «литовские кредиторы» – люди серьезные и злопамятные. Никак нельзя про них забывать!

– Литовские кредиторы? – удивился Агасфер. – Про евреев-заимодавцев слышал, про скопцов, которые в долг под зверские проценты дают, знаю. А вот про литовских – ей-богу, не слыхал. Впрочем, 20 лет отсутствия в Петербурге – срок немалый. Очень многое, конечно, тут изменилось.

– Не слыхали? Ну и слава богу, что не слыхали! – Терентьев закусил губу, словно проговорился о чем-то запретном, и, хлопнув извозчика по ватному плечу, выскочил из экипажа.

В почтовую контору он сходил один и вернулся довольно быстро.

– Ну-с, теперь и желудочные потребности удовлетворить надобно! – бодро заметил он. – Эй, борода, где тут ближайшее приличное заведение?

Таковым оказался один из ресторанов Палкина, однако, когда извозчик стал притормаживать лошаденку перед огромными застекленными дверями, Агасфер, оглядывая толпу у входа, засомневался:

– Может, еще куда поедем, Владимир Семенович? Народу-то сколько! Пока достоимся, и ужинать пора настанет…

– А это очень даже хорошо, что народ стоит и дверь закрыта! – жизнерадостно воскликнул Терентьев, легко перемахивая через край экипажа и приглашая следовать за ним. – Сейчас мы с вами проведем эксперимент, который может вам показаться несколько обидным, но в целом окажется поучительным! Пойдемте, пойдемте, милостивый государь!

Терентьев легко оттер плечами клубившихся перед запертой дверью молодых и не очень людей в модных визитках и смокингах, с непременными тросточками в руках, и властно постучал перстнем в зеркальное стекло, за которым маячила спина швейцара. Тот, не оборачиваясь, только отмахнулся: недосуг, мол… Терентьев, постучав громче, ловко укрылся за спинами прочих желающих попасть к «Палкину».

Швейцар, насупив брови, наконец-то соизволил обернуться, вычислил набитым взором стоявшего у самых дверей Агасфера и укоризненно покачал головой. Приблизив заросший густыми усами и бородой рот к щелке в двери, он выговорил:

– Нешто неграмотным будете, господин хороший? – и указал рукой на массивную табличку, закрепленную на одной створке двери:

К сожалению, вход в ресторацию – только по предварительной записи!

Не успел Агасфер и рта раскрыть, как вперед выступил Терентьев.

– Ты что же это, братец, совсем ума лишился?! Ты перед кем, насекомое, дверь запираешь?! – Он подкрутил свои «зверские усы» и шарахнул носком сапога по двери так, что она жалобно тренькнула.

Испуганный швейцар уже снимал с дверей цепочку:

– Извините, ваше благородие! Не узнамши… А вы все назад осадите! Назад! Его высокоблагородие господин ротмистр третьего дня записаться на обед изволили!

Стягивая перчатки, Терентьев продолжал допрашивать съежившегося швейцара:

– Хамье! Кто из мэтров сегодня работает? Василий? Позвать!

А метрдотель уже спешил навстречу, делая приглашающие жесты.

– Давненько, давненько честь не оказывали, ваше высокоблагородие! Я как раз намедни вспоминал: что-то позабыл нас господин ротмистр Терентьев! И своих пытал: никак его высокоблагородие обиделся на кого-то за неуслужливость? В общей зале изволите столик выбрать али кабинетик освободить для вашего высокоблагородия?

– Некогда нам сегодня по твоим клоповникам рассиживаться, Василий! Прикажи где-нибудь в приятном уголке столик накрыть, да стулья лишние убрать!

– Сей момент! – метрдотель словно растворился в воздухе. И тут же рядом появился официант, с почтительным поклоном указывающий на уютный столик в углу.

– Господам там будет удобно! – шепнул он.

Хрустя крахмалом, над столом взметнулась свежая скатерть, на ней мгновенно появились шандал с двумя свечами, приборы, изящно завернутые в такие же накрахмаленные салфетки. Метрдотель Василий с толстой, красного сафьяна, папкой меню в руках, подобострастно осведомился:

– Чем угощать прикажете? Волжская рыбка имеется, пулярки нынче у повара необычайной вкусноты и нежности…

Терентьев протестующе поднял руку, сделал скромный заказ и в упор поглядел на спутника, отрешенно глядевшего куда-то в угол.

– Простите за наглядность, господин Агасфер! Никак не желая произвести на вас впечатление своим нахальством завсегдатая, я все же, как мне кажется, сумел убедить вас в том, кто является истинными хозяевами Петербурга. Сумел? Вспомните толпу светских бездельников у входа, вспомните отношение к ним здешней обслуги… К сожалению, не сумел продемонстрировать вам – это случится через пару-тройку часов, в сумерки – как многочисленные агенты Охранного отделения, которыми заполнен город, будут провожать каждого из этих франтов подозрительными взглядами, многих возьмут на заметку, а кое-кого и вовсе сволокут в участок на предмет выявления лояльности к властям предержащим… И совсем другое дело – офицеры! Опора трона! Санкт-Петербург, господин Агасфер, – город чиновников и офицеров! Причем офицерам отдается предпочтение – пока чиновники решают свои и государевы вопросы в своих многочисленных присутствиях под сенью пальм и сикомор!