– Привет, Ханджар, – и протянул руку в сторону тумбочки, на которой лежала деревянная ложка, так умело вырезанная старым плотником.

Ханджар, убедившись, что Роман сидит на койке уверенно, взял с тумбочки ложку и налил в неё жидкость из чёрного кувшина.

– Выпей командир, – сказал он, поднося ложку ко рту больного.

Роман послушно глотнул содержимое ложки, почувствовав горечь.

– Что это? – спросил он.

– Янтак (9), верблюжья колючка, настой, – ответил плотник, – надо ещё, стакан есть?

Погодин, почувствовав небольшое облегчение, самостоятельно встал, открыл тумбочку и достал кружку, в которую Ханджар налил немного жидкости.

Роман залпом выпил горькую настойку, вздрогнув и покорчившись как от боли.

Он стоял и прислушивался к своему организму. В голове светлело, нескончаемое бурление в животе уменьшалось.

– Кувшин оставлю, пей, пей, не переставая, много пей, закончится, верблюжью колючку найдёшь, завари кипятком и опять пей, – услышал он голос стоящего рядом Ханджара.

– Спасибо, что помог, а то я уже подумал, кончаюсь, – пободревшим голосом сказал Погодин.

– От этого не умирают, организм привыкает, пойду я, командир, – ответил Ханджар, поворачиваясь к двери.

Они вместе вышли на улицу, и Роман, ещё слабый, покачиваясь, вдыхал и вдыхал вечерний прохладный воздух.

– Спасибо ещё раз, дедушка Ханджар, – крикнул он вслед уходящему старику.

Он был ему необыкновенно благодарен за то, что пришёл и так легко вылечил, поднял больного с кровати, прикоснувшись рукой и налив какой-то горечи.

Всё воскресенье он пропил янтак, заваривая его в трёхлитровой банке, кипяча воду прямо в ней самодельным кипятильником, сделанным из двух лезвий для бритья.

На четвёртый день, как раз в понедельник, Роман полностью выздоровел, он уже с обеда воскресенья кушал в лётно-технической столовой без последствий и после завтрака с удовольствием принял участие в чаепитии, устроенном женщинами бухгалтерии автослужбы.

Они ему и рассказали, что это Болотов направил к нему Ханджара, который лечит заговорами всех, кто к нему обращается, и что он даже тяжелобольных с постели поднимает.

Так начинались первые дни службы лейтенанта Погодина, а потом всё пошло, как обычно: аэродром, автопарк, казарма, вывод техники на полёты, ремонт техники в автопарке, работа с личным составом в казарме.

В конце августа Болотов отправил Романа в командировку за запчастями на Каршинские окружные склады – пришла разнарядка на дефицитное навесное оборудование карбюраторных двигателей и автобус ПАЗ для перевозки лётного состава.

– Получить надо срочно, в течение трёх дней, а то прапора-узбеки их своим отдадут, – объяснил начальник автослужбы.

На скорую руку подготовили пришедший во вторник с рейса грузовой КамАЗ с опытным водителем сержантом Сергеем Литовко, взяли водителя на автобус и втроём после обеда в среду выехали на склады. Расстояние от Ашхабада до Карши больше тысячи километров, решили первую часть пути – триста километров – пройти в среду, остальные восемьсот – в четверг, в пятницу получить имущество и в субботу выехать обратно в часть.

В среду до темноты проехали только двести пятьдесят километров, заночевали в кишлаке, находящемся в пятидесяти километрах от Мары. Литовко спал в кабине, а Роман с водителем автобуса Андреем Кирсановым – в кузове на матрасах.

В четверг выехали с первыми лучами солнца с целью пройти паром засветло. В августе темнеет раньше, часов в девять, паром через Сырдарью в тёмное время не ходит, река к концу лета становится мелкой, пересохшей, вероятность сесть на мель велика, тем более ночью.

Быстро перекусив, двинулись в путь, до переправы через Каракум канал в Мары шли хорошо больше сотни, но на мосту застряли, потеряли часа полтора, было много тяжёлых машин, пробка растянулась километров на пять.

В Репетеке, центре Каракумов, остановились перекусить. Это было единственное место в пустыне, где есть вода и есть чайхана, цены зверские, но деваться некуда, многие проезжие обедают здесь. Руководил тут всем здоровый толстый туркмен с наглой рожей, но готовили здесь хорошо, а это немаловажный фактор для водителей, которые проводят полжизни за рулём.

Мальчишка туркмен принёс актепинцам (10) три порции самсы и чайник зелёного чая с леденцами. За обедом Литовко предупредил, что если будем опаздывать на паром, можно сократить дорогу, поехав через пустыню, но Роман, хотя и недавно прибыл в Туркмению, понимал, что через пустыню ехать опасно.

Гнали КамАЗ, торопясь успеть на крайний паром, но было ясно, что уже не успевали. Не успеем на паром – не успеем в пятницу на склады, в субботу имущество могут не выдать, придётся сидеть там выходные, прикидывал Погодин. И тут он вспомнил про то, что говорил сержант.

– Расскажи про объезд, что за дорога? – спросил Роман.

– Поздновато, конечно, но можно резануть сотенку, – сказал Литовко.

– Давай, – решил Роман, – чему быть, того не миновать.

Когда до Чарджоу оставалось километров двести, сержант свернул с трассы на грунтовку, которая проходила среди песчаных барханов, заросших саксаулом, дорога была накатана и выглядела вполне прилично.

– Раньше по ней щебёнку возили с парома, когда дорогу строили, – улыбаясь, сказал сержант.

Роману сержант Литовко не нравился, уже почти дембель, он вёл себя нагловато, выражая определённое превосходство перед лейтенантом, знал, что и как делать, куда и как ехать.

Солнце клонилось к закату, стрелка часов была на отметке без четверти восемь, на грунтовке появились песчаные заносы, водитель скинул скорость до шестидесяти, местность стала более ровной, барханы с саксаулами сменились голым песком с клубками верблюжьей колючки.

Проехали ещё полчаса, встречных машин не встречалось, сержант подвёл итог:

– Осталось километров пятьдесят, должны успеть.

Дорога шла чуть на подъём. Сергей вел машину уверенно, чувствовались опыт и какая-то лихость, которая всегда присутствует у уверенных в себе и своём автомобиле водителей. Впереди показался поворот, довольно резкий, занесённый песком, Литовко вынужден был скинуть скорость КамАЗа почти до нуля, машина остановилась, сержант дал газу, грузовик чуть дёрнулся вперёд и остался на месте. Сержант ещё раз газанул, КамАЗ опять дёрнулся вперёд и резко остановился.

– Что за чёрт, – вскрикнул Литовко, посмотрел в зеркало заднего вида, и с удивлением произнёс: – А колёса-то стоят.

Подёргавшись на месте без толку ещё какое-то время, сержант поставил рычаг коробки передач на нейтраль и спрыгнул на землю. Роман с Кирсановым тоже вылезли из машины, Литовко был уже под машиной в районе среднего моста.

– Скорее всего, что-то с поросёнком (11), мост заклинило, – изрёк Сергей.

Поросёнком в КамАЗах называют межосевой дифференциал, передающий крутящий момент от среднего моста к заднему посредством карданного вала, внешне по форме и размерам он напоминает зажаренного молочного поросёнка на столе.

– Надо его снять, хотя бы на среднем дотянем до Каршей, – изрёк Литовко.

В пустыне быстро темнело, наверное, было уже около девяти вечера, о пароме думать было бесполезно, самим хотя бы выбраться отсюда надо, подумал Роман.

Сержант вместе с Кирсановым подтащили переноску, принесли домкраты и начали поднимать средний мост, домкрат, не имея опоры, сразу полностью утонул в песке, подложили под него колодку – ушёл в песок вместе с ней, пытались под него что-то подложить – бесполезно.

– Надо снимать борт или доски с кузова подкладывать, – подытожил Литовко.

Промучились с подъёмом моста до полной темноты, все перепачканные в мазуте и грязи бойцы вылезли из-под КамАЗа. Дифференциал не выходил из зацепления, клинил главную передачу среднего моста, не давая ей вращаться.

Что-то делать в темноте было бессмысленно.

– На сегодня всё, сейчас чуть перекусим и спать, завтра утром продолжим, – сказал Роман.

Литовко с Кирсановым начали отмываться солярой, технической воды была всего одна двадцатилитровая канистра, её экономили, питьевой воды – три фляжки и шесть сухих пайков, вот весь запас, а сколько им здесь ещё торчать, было неизвестно, до ближайшего населённого пункта или парома было шестьдесят км, в пустыне днём может быть до пятидесяти жары, дорога оказалось неезженой, по ней сегодня за четыре часа никто не проехал.