Долго мне пришлось изощряться, чтобы залезть в колючие кусты и достать крошечное существо, просящее о помощи. Когда мне удалось схватить его за лапку и вытащить из кустов, то в свете уличного фонаря я увидела серенького окоченевшего и трясущегося от мороза котёнка. Я тут же засунула его за пазуху и быстро побежала к своему общежитию. От его холодного и дрожащего тельца даже мне стало холодно.
Первое, что надо было сделать, это согреть его и накормить. С первым я быстро справилась, согрев его горячей струёй воздуха из включенного электрического фена для сушки волос, а вот вторая задача была посложнее – у меня не оказалось еды для котёнка. Жареная или варёная картошка – это не блюдо, которым надо кормить котёнка. Однако, как тут же выяснилось, мой найдёныш с большим удовольствием уплетал разжеванную мной жареную картошку.
Пришлось в тот вечер походить по соседям и просить у них какую-нибудь пищу для моего маленького друга, которого я назвала "Серым" или, если ласково, "Сереньким". Мои соседи быстро откликнулись на мою просьбу и принесли мне в комнату много разной всячины – молоко, простоквашу, рыбу и даже кусочки сырого мяса.
Я так по-матерински весь вечер заботилась о моём Сером, что первый раз за всё время после разлуки с Аленом я быстро заснула, крепко прижав к своему теплому телу маленькое кошачье тельце, так ни разу не вспомнив о своём любимом.
Утром я подумала–вот спасение от своих бед и путь выздоровления, надо помогать, заботиться и направлять свою энергию и жизненные силы на тех, кому в 100 крат хуже и больнее, будь-то человек или бездомное животное.
Эта терапия помогла мне только на первых порах, какие- то 2-3 дня, пока я занималась проблемами питания и вопросами отправления естественных нужд моего найдёныша.
На следующий день я в магазине купила 2 маленькие пиалы для первого и второго блюда, а в школе у учителя труда нашёлся фанерный ящик, который я засыпала песком и из которого сделала для своего котёнка комнатный туалет.
Теперь жизнь моя не была такой бессмысленной и одинокой. Серенький днём лежал на подоконнике и грелся на солнышке, а вечером, даже ещё не услышав моих шагов на 2-м этаже общежития (а почуяв каким-то своим кошачьим чувством), бежал к входной двери и мяукал. Это мяуканье я начинала слышать на лестнице между первым и вторым этажами.
Мои соседи тоже удивлялись и говорили, что никогда не слышат голос Серенького, когда готовят еду на кухне, которая находилась почти напротив моей комнаты, а слышат его мяуканье за 2-3 минуты до моего прихода, и тут же говорят друг другу: "Раз Серый голос подал, значит, Ольга Григорьевна к общежитию подходит."
Вот таким умным, ласковым и нежным оказался котёнок, которого я спасла в один из зимних вечеров и приютила у себя, не зря ведь я жила в населённом пункте, называющемся "Приютное".
Теперь я каждый день спешила домой – меня с большим нетерпением ждало маленькое пушистое существо. Раньше я никогда днём не приходила в общежитие, если между уроками были так называемые "окна"– свободное время между занятиями, а теперь я спешила домой, мне хотелось покормить и лишний раз пригреть и приласкать Серого.
Видно, ту любовь, ту невостребованную нежность и ту нерастраченную ласку, которые я хотела дарить своему любимому человеку, я теперь отдавала другому "мужчине" из семейства кошачьих. Он платил мне тем же, часто облизывая своим маленьким шершавым язычком мои пальцы, шею и щёки, лёжа рядом на подушке, уткнувшись своим мокрым носиком в моё голое плечо и мурлыча от удовольствия.
Так мы и жили с Сереньким в любви и в согласии, скрашивая друг у друга часы и дни одиночества, хотя с появлением в моей комнате котёнка одиночество уже так сильно не ощущалось, как прежде.
Приближалась весна… Я думаю, это было самое красивое время года в тех местах, потому что всё начинало зеленеть и цвести, а несколько км диких полей превращались в разноцветные калмыцкие ковры, "тканевой" основой которых являлись тюльпаны разных цветовых оттенков.
Как жители, живущие рядом с лесными массивами, хорошо знают места, где растут грибы, так и местные жители калмыцких степей хорошо знали те места, где дикие тюльпаны росли целыми плантациями.
Кажется, в апреле начинался тюльпанный сезон. Все, у кого имелся хоть какой-нибудь транспорт или "колёса", на выходные дни уезжали далеко в степи и нарывали тюльпаны. Я до сих пор не знаю, рвали они цветы только для того, чтобы украсить ими свои дома и квартиры (хоть как-то украсить своё унылое и бесцветное степное бытиё), или какая-то часть тюльпанов шла на продажу.
С появлением этих цветов на полях, а затем в руках наших учеников в виде больших букетов несколько осложнилась моя работа в школе и мои взаимоотношения с коллегами. Учителя стали ревновать своих учеников ко мне, особенно классные руководители ревновали детей своего класса ко мне.
На выходные дни наши школьники ездили со своими родителями в поля за тюльпанами, а потом приносили огромные букеты цветов в школу и дарили их своим любимым учителям. Так уж получалось, что в ту весеннюю пору самым любимым учителям оказалась я. Ну, это и понятно, я – новый человек, молодой специалист, по возрасту – почти их ровесник.
Старшеклассники были моложе меня всего лишь на 5 лет. Наверное, в прежние времена ученики отдавали свои тюльпаны равномерно– каждому учителю на каждом уроке, а в этот раз всё оказалось по-другому.
Когда я заходила в класс, всё было как всегда, но стоило начаться уроку, как словно по взмаху волшебной палочки, весь класс превращался толи в тюльпанную оранжерею, толи в цветочный рынок, где на каждой парте, как на прилавке, появлялись букеты разноцветных тюльпанов.
Я понимала, что это цветопреподношение пора прекращать, и спрашивала у ребят, остались ли у кого-то ещё цветы (для других преподавателей), на что получила отрицательный ответ. Ребята не понимали мой вопрос и обещали, что ещё завтра принесут цветы. Я же задавала свой нелепый вопрос лишь для того, чтобы узнать, остались ли ещё тюльпаны у ребят для других учителей.
Мне приходилось половину полученных букетов обратно возвращать мальчишкам и девчонкам, объясняя им ситуацию. Я не хотела вызывать ревность учителей и портить с ними отношения. Ученики меня правильно понимали и соглашались со мной.
Когда после каждого урока я заходила в «учительскую» не одна, а с большими букетами тюльпанов и с одним или двумя учениками, помогавшими мне донести цветы до двери той самой «учительской», преподаватели с улыбкой на губах, но без особой радости говорили:"Ох, Ольга Григорьевна! Любят же Вас наши дети!"
Это моё «явление народу» с цветами было ещё как-то понятно и объяснимо после проведения 1-го урока, а когда я заходила в учительскую с такими же охапками тюльпанов и после последнего урока, то обстановка среди учителей накалялась не на шутку, и мне даже приходилось оправдываться.
Я отказывалась от цветов в пользу других учителей, а ученики в ответ мне говорили, что у них и для других учителей цветов хватит… Но они меня, как оказывалось, иногда обманывали.
Когда я слышала обращенный ко мне вопрос: "В каком классе, Ольга Григорьевна, у Вас сейчас урок был?", то потом, после моего ответа, слышался такой комментарий: "А я в этом классе до Вас урок проводила, и у ребят не было цветов на партах, иначе они бы мне тоже подарили…"Мне становилось очень неудобно и дискомфортно. Что я могла промолвить учителям в ответ? Сказать, что ребята прячут свои букеты тюльпанов внутри своих парт, чтобы потом их подарить тем, кому они хотели? Это ведь дело добровольное, мотивированное желанием души и сердца.
Конечно, я оставляла много своих букетов на столах других преподавателей в «учительской», к тому же я просто физически не могла их донести до своего общежития, путь был не близким – км 4 или 5.
Никогда больше в моей жизни не было столько цветов, как в ту весну в Калмыкии, разве что, после моей свадьбы и в тот день, когда через 34 года после описываемых мной событий самолёт, выполняющий рейс Москва–Бейрут, приземлился на ливанской земле .
