— Са … Саске!
Хаку, в такой же, как и у него, длинной ночной рубашке, с распущенными волосами, испуганно окликал омегу, попутно тряся того за плечи. Он был реально испуган, если забыл, как всегда делал в последнее время, поддерживать живот.
— Саске! Проснись! Ты …
Омега поспешно огляделся вокруг. Увидев порядком исписанный блокнот, просиял:
— Как можно так пугать?! Я знаю, что ты не можешь говорить … Но ты так метался, так бился … словно боролся с кем-то … и как будто … как будто кричал. Что с тобой? Тебе приснился страшный сон? Что тебе приснилось, Саске?
Саске поспешно оперся о футон, стараясь скрыть, как ходят ходуном дрожащие руки. Мор̀ок постепенно отступал, оставив после себя тяжесть и сдавленное в так и не вырвавшемся крике горло. Машинально провел по волосам, аккуратно убрал взмокшую от пота челку назад. Он смотрел в испуганные глаза, слушал, как его окликают, и каким встревоженным тоном. Черт, ему все это очень не нравилось, но привлекать внимание Хаку к своим проблемам хотелось еще меньше.
Обнаружив, что пальцы судорожно сжаты, он неспеша разжал их и также медленно посмотрел прямо в ореховые глаза напротив. Считывая каждую эмоцию. Хаку был не просто напуган и взволнован … Он словно боролся сам с собой. Как Саске — со своими страхами пару минут назад.
Придвинув блокнот, Саске перелистнул страницу и небрежно нацарапал, делая себе скидку на раннее пробуждение. Поблажку:
— «Просто небольшой кошмар. Забудь».
Но лицо Юкки исказилось какой-то странной гримасой. Как будто это он шумел, и это ему снилось … Что бы там ему ни снилось. Саске нахмурился:
— «Ты чего загоняешься? Наверное, боишься рожать».
Он не ожидал, что невинный, по сути, вопрос, послужит, образно говоря, последней каплей. Как говорят мудрецы … Последняя капля в чашу терпения может стать первой каплей цунами.
Юкки Хаку неожиданно, замолчав и перестав охать, поклонился как можно ниже. Невзирая на свой довольно-таки подросший живот. Свой очень большой живот. Низко-низко. Так, что волосы упали вниз, словно темно-каштановая преграда. Между словами Хаку, когда тот заговорил — негромко, то и дело, останавливаясь и прерываясь. Как говорят те, кто испытывает страшный стыд, а переиначить не может ничего. И — делает паузу, чтобы собраться с духом, чтобы продолжать говорить.
— Ты помнишь, как я, Сай-кун и ты обсуждали свое будущее? Там … Три года назад … в туалетных комнатах «Акита рёку»?
Призадумавшись на секунду, Саске кивнул. Ну да. Было дело. Их хулиганский «В», наверное, пятьдесят процентов учебного времени проводил именно там, куря и придумывая новые каверзы на тему «как достать математика». При этом умудряясь иметь высокую успеваемость … Саске тряхнул головой, и Хаку невольно залюбовался, как в неясном свете разгорающегося рассвета, красиво и загадочно переливаются белоснежные и черные пряди волос, перекликаясь с дрожанием не менее загадочных, черно-белых, ресниц. Словно попав в лунное освещение … В самом деле … Как говорил когда-то Забуза-сан … Это особенный омега. Если бы они с Саске не дружили, он бы его ревновал … Вспомнив, зачем он затеял это признание, что он готовился и ждал этого, Хаку осторожно привстал и постарался как можно решительнее взглянуть в тревожные глаза приятеля. Потому что … Он действительно знал, что Саске привезут сюда. Ему сообщили. Он понимал, что, скорее всего, это и не будет рядовая встреча. Слишком упорно в свое время он прятался от Учиха … И что, когда им всем говорили «начните жизнь заново», самое главное и важное составляющее этого совета — сказать правду. Какой бы неприглядной она ни была. Но …
… Но, несмотря на решимость, все-таки ему было неуютно. Не по себе. Юкки рвано вздохнул:
— Там … когда мы остались наедине … Когда я, дождавшись ухода Акаши, предложил тебе … «Хостесс Лав» … Я …
Слегка округленное, миловидное личико омеги неуловимо исказилось, он, волнуясь, облизнул губы и поспешно продолжил:
— Я сделал это не потому, что хотел помочь, а потому, что … понимаешь, Саске. Я сам участвовал во всем этом.
Саске резко сел на футоне. Что?! О чем Хаку?! Что значит … участвовал?! Прекрасно считав жест, прекратив путаться и сбиваться, Хаку монотонно продолжил говорить, стремясь покончить со всем этим дерьмом:
— Не … не то, чтобы лично, но … но, Саске … я знаю, что тебя донимали. Запугивали. Угрожали. Шантажировали. Я все слышал. Все! Этот тамада … Он действительно все знал. Знал, что «Хостесс Лав» — красивая вывеска. А на самом деле, если заплачено, клиенты получат не только сексуальные услуги молоденьких омег. Но и такие проблемы, о которых лучше не знать. Ни тебе, ни мне. Хотя ты и сам догадался … И, к сожалению … Подобное устраивалось не без участия Забузы-сана. Он руководил «подготовкой» западни для подобных бедолаг. А я … я все знал. Прежде всего, потому, что Забуза-сан был моим альфой. Я сказал тебе это тогда … если помнишь.
Ну да … Саске припомнил вдруг … как Хаку говорит ему «Момочи Забуза, мой парень». Почему он принял это как данность? Что у старшеклассника такие знакомые? Такие криминальные знакомые?! Даже если учесть, что его родители были из шоу-биза?! Но, черт возьми! Среди всей дряни, в которую окунулся Саске, среди всех тревог и приключений … Когда ты сжигал себя на костре вины за то, что тебя вынудили сделать … и неважно, что потом все запуталось и показало события совсем с другой стороны … Вдобавок ко всему вышеперечисленному … Саске, на краткое время закрывший лицо ладонями, чтобы остановить мелкую дрожь, поднял голову.
Он знал, что не все так просто, когда Хаку пропал и не ответил ни на один звонок, ни на одну sms-ку. Вернее, догадывался. Подсознательно и неопровержимо. Но одно дело — догадываться, в глубине души надеясь, что перевернувшийся мир не коснулся хотя бы дружбы. И совсем, совсем другое дело — увидеть воочию. Услышать. Противоречие … как с родным домом … Неопровержимое подтверждение подозрений.
Тем временем, взволнованный, возбужденный Хаку принялся расхаживать взад-вперед, стараясь не смотреть на шокированного Саске, даже перестал поддерживать живот. И эта походка вперевалочку, раскачиваясь, чтобы удержать равновесие, в другое время, наверное, рассмешила бы … но не сейчас.
— Ой!
Хаку внезапно остановился, держась за поясницу. Саске хотел было поинтересоваться, а когда, собственно, ему ставят роды и, может, хватит на сегодня душещипательных бесед … но тут омега зажмурился и отчаянно выпалил:
— Это я был вторым тамадой! Я читал текст по бумажке!
— Да чтоб я сдох!
Саске рефлекторно сжал руки, выпрямился, так, что, казалось, стал выше ростом. Он думал, это все?! Услышать то, о чем подозревал … Принять, потому что он тоже — вывезенный? Но … тамада?!
Он ничего не соображал и, кажется, от злости плохо видел … Так … туман … Только урывками. Вот он сидит на террасе … Когда успел выйти туда? Стало душно? Или просто противно? Вот смотрит на свои же руки. Только трясущиеся и лежащие на коленях. Как будто он боролся сам с собой. Чтобы не придушить ненароком. Кого?
— Тты заговорил! Саске! Ты говоришь! Целую фразу! И даже не …
Лицо Юкки рывком появляется перед ним. Омега по-прежнему испуган, и, похоже, напрочь забыл про свое положение … Живот, карикатурно-огромный, нависает над Саске, и у того даже складывается ощущение, что живот и Хаку — это отдельно.
На террасе холодно. Потому что день еще не разошелся вовсю … И дневной жары нет … Но Саске почему-то задыхается. Перед лицом опять, попеременно, то лицо Юкки с непередаваемо-жалобным выражением, то стакан с газированной водой. Пузырьки прыгают и лопаются. Или это прыгает рука Хаку? Саске отодвигает от себя суетящегося каштановолосика. Сейчас. Ага. Он сужает потемневшие глаза:
— Пошел вон!
Он хочет добавить почти ласково «сука», но тут Хаку выпрямляется, как можно выпрямиться в его состоянии и … начинает рожать.
—Так и знала, что найду тебя здесь.
Наруто, развлекавший себя тем, что кидал камешки в воду, хмуро посмотрел.
