Фёдор входит на террасу хмурый — очевидно, что-то не заладилось на работе. Ладно, пусть они там посуетятся и его пообихаживают: как показывает опыт проживания с землянами, их мужчины после еды добреют. А потом этот экстраверт сам всё расскажет, не за чаем, так в гараже.

Впрочем, прорывает его ещё за супом:

— Танька у себя?

— Как обычно, — отвечает Мари.

— Поговорить с ней надо, — ложка скребёт по фаянсу тарелки.

Открываю окно и высовываю фоторецептор:

— Говори-и?

Он, всё ещё мрачнее тучи, зло втыкает вилку в поджаристую фрикадельку:

— Савицкий…

Это начальник его лаборатории. Молча жду продолжения.

— Запорол мой проект, зар-раза страшная.

Предположительно, они принимают участие в разработке какого-то нового военного спутника. Степень секретности не позволяет Фёдору рассказывать о работе, но он периодически пристаёт ко мне с вопросами по столь специфическим деталям, что вычислить конечную цель не cможет только полный идиот.

Всё так же молча жду подробностей.

— Говорит, слишком рискованно, а на самом деле Олега, своего племянника, пробивает. А там не разработки, а чёрт-те что и сбоку бантик. Я тебе просто показать хотел…

— Я не буду вмешиваться в ваш технический прогресс.

— Да я тебе просто на листочке почерчу и объясню оба варианта, а ты скажешь, какой рациональнее.

Соблазняет. Но я давно приняла твёрдое решение по этому вопросу.

— Нет, — мой ответ его сильно огорчает, но я знаю, чем подсластить пилюлю. — Но могу рассказать, что делают в этом случае на моей планете. Тебе надо чётко сформулировать, в чём разница между вашими проектами, и обратиться с этим к контролёру… то есть вышестоящему начальнику.

По-моему, я сказала что-то не то. Во всяком случае, на лице Фёдора нет никакой радости насчёт моего предложения:

— Это же кляуза!..

Кляуза. Запросить дополнительные словари, найти слово, проанализировать. Всё равно не понимаю…

— Объясни-и?

Смотрим друг на друга, каждый старается вникнуть в логическую цепочку другого.

— А как это ещё называется?

— Выбор более рационального варианта. Решение спорного вопроса третьим компетентным лицом, чей ранг позволяет пресечь назревающий конфликт.

— У вас все дела так решаются? — взгляд скептика, устремлённый на мой фоторецептор.

— Подождите, — Мари поднимает ладони, как бы разводя нас в стороны. — Прошу вас, давайте по очереди. Татишь, — это она так на свой лад переиначивает «Таньку», — как бы ты поступила в подобном случае? Именно ты сама?

— Когда я видела, что решение командира нерационально и его можно улучшить, я сперва обращалась непосредственно к нему, частным порядком. Если он не принимал мою позицию, я обращалась к вышестоящему контролёру и оставляла решение за ним. Если у меня были просчёты и командир был прав, мне на это указывали. Если был неправ командир, ему на это указывали. Если ошибка командира была слишком серьёзной и ставила под угрозу конечную цель, его могли понизить в звании и даже поменять нас местами, — землянам детали знать не нужно, но вообще, именно так мне и пришлось выкарабкиваться из космодесанта. Полгода меня там промариновали в рядовых в связи с приговором, но потом всё-таки признали, что я могу быть намного полезнее на других должностях. Так от командира звена до капитана катера, оттуда в младшие инженеры и прочь с передовой.

— И что, неужели это всех устраивает? — скептически спрашивает Фёдор.

— У нас, в отличие от землян, главным критерием оценки единицы общества является уровень интеллекта. Если ты оказался недостаточно пригоден для назначенного места, значит, тебя передвинут туда, где ты будешь полезнее для Империи. Фёдор, если ты имеешь в виду, не мстили ли мне за такие рокировки, — нет, не мстили. У нас все понимают, что мы работаем на общую цель, и эта цель — могущество и превосходство нашей расы. Упрямство и недоработки на местах могут ударить по всем. Поэтому с решением командования не спорят, если нет достаточных аргументов. Но если аргументы есть, тебя всегда выслушают и решат, кто прав, а кто неправ. Поэтому нет ничего предосудительного в том, чтобы обратиться к контролёру, особенно если в дело замешаны государственные интересы, финансы и время, потраченное на разработку проекта.

— С одной стороны, ты говоришь разумно, но с другой это всё-таки подло, что-то делать за спиной у другого, — вздыхает Скворцов-старший.

— Решай сам.

Эмоции, эмоции… Как меня достали земляне этим своим хождением на поводу у эмоций! Зато я начинаю понимать о них кое-что новенькое. Два года назад я бы вообще не смогла разобраться, что подлого в подобном поступке. Сейчас мне ясно, почему с их точки зрения это так: ответ лежит в семейности. Земные гуманоиды живут маленькими стаями с нестрогой иерархией. Их менталитет настроен прежде всего на поддержание порядка и обеспечение именно своей стаи. Следовательно, любое публичное действие подсознательно воспринимается всеми нацеленным именно на получение выгоды для собственной семьи — ну, или если семьи нет, то для себя. В благородные мотивы поверит едва ли один из десяти. Сообщество, сколотившееся из группы стай и называемое «нацией», у них вторично. У нас же вся эта система работает совсем иначе: исходя из земной логики, далеки — сколько бы их ни было, хоть два, хоть триллионы, — имеют одну-единственную стаю с одним-единственным постоянным вожаком, он же диктует иерархию, идеологию и общую политику. Поэтому далеки всегда работают на благо государства и не отделяют себя от него, а если кто сдвигается идеологически, то сразу выпадает из системы и уничтожается. Вот почему Фёдора покоробило от моего предложения — у нас с ним по умолчанию разные установки.

Вообще, это полезный опыт, его надо записать. Учитывая, как мало у нас данных о гуманоидных семьях, мои заметки могут когда-нибудь пригодиться для стратегического планирования. Далеки давно знают, что землян можно подкупить, вопрос стоит лишь в цене. Но причины, причины — до сих пор мне не попадалось ни одного толкового исследования на эту тему. Теперь причины сформулированы. Всего-то надо было пожить пару лет в большой стае гуманоидов с Сол-3. Возможно, с потребностью в защите и обеспечении семьи связана и их легендарная выживаемость — земляне точно всех выживут. Сколько мы их молотили, да и не только мы, а они вечно ухитряются снова подняться, развиться и начать очередную космическую экспансию, конкурируя с ведущими цивилизациями Рокочущей Спирали. Не случайно они у нас вторые в списке после Галлифрея, и нечего валить на какой-то мифический импринтинг.

Я заношу очередной абзац в будущий научный труд, а постепенно остывающий Фёдор и присоединившийся к нему Пашка пьют чай, закусывая его любимым десертом — сушками и обычными несладкими печенюшками в виде зверей, которые макаются прямо в маслёнку. Это каждый вечер повергает Мари в беспросветный ужас — столько лет вместе живут, а она всё никак не привыкнет к манере мужа ковыряться крекером в брикете сливочного масла. К вопросу о масле, только о другом:

— Фё-о-одор. Двигатель машины начинает барахлить.

— Ага, — соглашается он, закидывая в рот кита с солнечно-жёлтой стружкой на хвосте. — Будешь с нами чай?

Мой «чай» здесь по умолчанию — горячее молоко, но от него клонит в сон.

— Не сейчас.

— Может, оставим ремонт до выходных? Я сегодня устал.

— Посмотрим, что с мотором — и если непорядок, я сама отремонтирую.

— А, тогда согласен, — он знает, что я ничего не испорчу. И впрямь, сложно что-то сломать в его тарантасе. Слишком примитивная конструкция.

Пашка сосредоточенно ковыряет в маслёнке печеньковым медведем. Слишком сосредоточенно.

— Не надейся, — говорю. — Всё равно проверю домашнее задание, когда закончим в гараже. А пока зубри свои картавые глаголы.

— Дядь Федь, можно я с вами в гараж?

Паршивец же. Я бы не позволила, но Фёдор обязательно разрешит, он считает, что мальчику ковыряться в железках полезнее, чем в учебниках. Конечно, с таким аргументом не поспоришь, но ведь для Павла это — лишь предлог увильнуть от немецких упражнений. Он ненавидит иностранные языки. Единственный довод, который на него когда-то сработал, это моё: «Допустим, Доктор берёт тебя в путешествие. Вы попадаете в фашистскую Германию, прямо в штаб Гитлера, и ты слышишь секретные планы, которые можешь сообщить Сталину. Если, конечно, поймёшь, о чём там говорят. А как ты поймёшь, если не учишься?» Жажда приключений во времени сработала, Пашка начал нога за ногу делать хоть что-то и подтянулся до твёрдых «четвёрок». Про переводчик ТАРДИС я, естественно, ему не сообщила, заявив, что Доктор и далеки знают достаточно много, чтобы уметь говорить на почти всех языках космоса. Потом повторила эту фразу не только по-немецки и английски, но и по-французски, по-японски, по-фински и даже по-гэльски, чем наповал сразила Пашку, он и про язык-то такой не слыхал.