Петя призадумался, понял ли он эту аргументацию.
– Военная логика, привыкай, – заулыбался дядя Женя. – Самое смешное, что это работает!
Первый караул проходил для Пети бодро и весело. Он наслаждался своим новым статусом военного.
– Ага, в салоне ничего. Теперь багажник открывайте!
Гражданские вели себя по-разному. Некоторые не говорили ни слова, робко поглядывали на пулемёт, спешили выполнить всё, что скажет Петя. Причём Петя не мог понять, чего они так боятся. Неужели думают, что он начнёт в них стрелять? А может, это и есть диверсанты? Им есть что скрывать, вот и боятся? И Петя досматривал тщательнее.
Другие были разговорчивые и приветливые. Говорили в основном про политику и, особенно женщины, хвалили: «Молодцы, ребята, что вы нас защищаете!» Это было очень приятно слышать. Предлагали сигареты, приносили даже домашнюю снедь, хотя Петя давно заметил, что на блокпосте и так ни в чём нет недостатка.
Третьи были угрюмы и искали сочувствия: «Когда же всё это кончится?», «Вы-то, ребят, хоть знаете, скоро ли войне конец?» Откуда же Петя мог это знать? Но ему хотелось, чтобы не очень скоро: надо ещё успеть отличиться… Чтобы явиться потом к Светке и дочерям при параде, в орденах.
– Броник затяни на поясе, легче будет, – сказал появившийся вдруг у него за спиной Саня.
– Да для меня он и так пушинка, – весело отозвался Петя, хотя поясницу действительно уже поламывало.
– Да ты в нём и с «покемоном» просто Шварценеггером выглядишь! Дай сигаретку, небось, надавали уже?
– Да-да, конечно, держи пачку. Тебе какие?
– Давай эти.
– О, братан, а ты опять стал богатый, я ж говорил! – появился тут же и Худой. – И погремуха теперь Шварц будет, тебе идёт! Во! Только меня, брат, не забывай. Мне любые, лишь бы дым пускали!
– Держи-держи. А ты что не на посту?
– Да не гони, нормально всё. Мне ж тоже волыну дали, – Худой похлопал по автомату. – Значит, я тоже теперь свой, ополченец!
Его логики Петя даже не пытался понять.
VII
Отдельный разведвзвод собирался на боевые. Бойцы, выстроившись на плацу и выслушав боевую задачу, повязывали теперь полоски бинтов или ветоши на руки и ноги – для опознания друг друга, – подтягивали поудобнее ремешки разгрузок, вкручивали запалы в гранаты. Выдвигаться предполагалось в кузове газельки – для неприметности. Дальше, на передовой, предстояло спешиться, скрытно приблизиться к позициям противника, выяснить приблизительную численность живой силы и количество бронетехники, особенно танков. Подобные задания они выполняли нередко, однако теперь было неожиданное новшество: с ними на задание пойдёт один из старших офицеров – Андрей. Не вполне понимая, зачем такому большому чину, в звании майора, лазить с ними по полям, бойцы, однако, одобрительно поглядывали, как он готовится разделить их работу: подтянул ремешки разгрузки, плотно обхватившей его мощную фигуру, разложил по многочисленным карманам магазины и гранаты, повесил на грудь бинокль, затем автомат с двумя смотанными скотчем магазинами и подствольником и, наконец, закинул за плечи внушительный тубус реактивного огнемёта. Кто-то хотел пошутить между своих – мол, может, ему ещё пулемёт дать? – но не решился. Всё-таки желание быть непременно на передке вызывало уважение. Только один военнослужащий был недоволен – командир разведвзвода, – но сказать, конечно, ничего не мог.
А из окон штаба за ними наблюдала пара глаз, полных восхищения и затаённой тревоги. Свете вдруг стало жаль, что она не умеет читать молитвы. Она бы прочитала сейчас какую-нибудь молитву за воина, отправляющегося в поход. Есть же наверняка такая молитва! Она даже хотела поискать в интернете, но её отвлекла работа. «Всё будет хорошо! – подумала Света. – Вон он какой богатырь!»
Бойцы тем временем залезли в низкий кузов и закрыли над собой тент. Газелька заворчала старым мотором и затряслась по разбитой дороге, а Света углубилась в работу, чтобы быстрее пролетело тревожное время ожидания.
Водитель машины сидел в кабине один и в гражданской одежде – опять же для маскировки их выдвижения. Прибыв в нужное место, он загнал машину в лесополосу, заскрипел ручником и вылез из кабины. Бойцы молча спешились и пошли сначала гуськом вглубь посадки вслед за рослой фигурой с зелёным тубусом за спиной, на ходу распределяясь попарно. Водитель закрыл кузов, накинул тент и, задумчиво проводив их взглядом, уехал.
Шли затем довольно долго парами, огибая открытые пространства и слишком густые заросли. Первой парой шли, конечно, двое офицеров, когда младший по званию заговорил:
– Товарищ майор, мы тут на передке, разрешите без формальностей.
– Да, конечно, валяй, – ответил Андрей подчёркнуто дружелюбно. – Вы нас так прям к укропам заведёте!
– По нашим картам, до них тут не менее двух-трёх километров.
– Но карты, сами понимаете…
– Так мы здесь как раз для того, чтобы уточнить карты!
– Всё равно, дальше посадки кончаются, мы можем уже оказаться у них в прямой видимости. Вы же знаете, у них там полно снайперов из западных ЧВК с крупнокалиберными винтовками, уверенно работают на два километра и даже больше. Кроме того, посадки на передке, как правило, минированы обеими сторонами, тут какие хочешь мины, растяжки, «лепестки», – и он подал жестом команду взводу остановиться и занять круговую оборону. Бойцы послушно расходились парами в разные стороны, а Андрей смотрел на него внимательно и удивлённо.
– Почему вы взяли командование на себя, товарищ лейтенант? И почему отказываетесь выполнять боевую задачу?
– Товарищ майор, не отказываюсь! Просто глупо лезть туда всем взводом. Как прикажете, сходить мне или послать одного из бойцов?
Андрей окинул взглядом бойцов, расположившихся вокруг на местности: видно было всех до одного. Затем взглянул на лейтенанта: тот потупил взгляд и теребил пальцами предохранитель автомата.
– Я сам схожу, – ответил Андрей.
Майор двигался теперь вперёд по реденькой лесополосе в одиночестве, оставив за спиною залёгших бойцов и их лейтенанта. Всё же Андрей остался собой доволен: бойцы не знали, что это на самом деле его первый боевой выход; но он не только не позволит запятнать честь мундира, но и возьмёт на себя основной риск. Лейтенант по-своему прав, опасаясь за бойцов: их тут никто ничему толком не учил… А всё же как громко слышен здесь каждый шаг! Невозможно идти по лесополосе бесшумно!.. Но вот растительность редеет, теперь можно будет рассмотреть что-то в бинокль. Но нет, там, оказывается, ещё небольшое поле, за ним опять посадка. Может быть, из неё будет видно? Огибая поле по-над посадкой, попробовал углубиться в неё, но нет, густой бурелом, опять в обход, далее сквозь неё, опять поле, и опять ничего толком не видно! Снова обходить, пробираться, стараясь не шуметь, хотя куда там…
Так он продвигался всё дальше, петляя по незнакомым посадкам, между деревьев без листвы, реденьких кустарников и густых буреломов, оставленных попаданием снарядов, а кое-где – проходом техники, ломившейся здесь некогда сквозь лесополосу. Вот здесь, похоже, раньше танк прошёл, тут БМП, там, понятно, несколько снарядов легло.
Ноги в новеньких берцах ступали по палой листве, хрустели мелкими ветками, и вот одна вдруг потащила за собой тонкую проволоку. Зло хлопнул запал гранаты, Андрей быстро залёг, прижавшись к земле всем телом и головой и озираясь одними глазами. Три секунды падали в вечность бесконечно долго. Если она, граната, может быть, где-то на земле, за каким-нибудь бугорком, может, и пронесёт? Но нет, вот он видит её в ветвях у себя над головой.
– Господи, помилуй меня грешного!
VIII
Петя отдыхал после очередного караула, удобно расположившись в плетёном кресле на крыльце здания бывшего клуба. У ног его, словно верный пёс, стоял, опираясь на разложенные сошки, полюбившейся уже ему ПКМ. Петя наблюдал за работой «роботов», копавших теперь окоп: двоих только что привезли из села, они были пойманы за какое-то мелкое хулиганство. Дядя Женя с двумя бойцами специально ездил за ними на уазике, откликнувшись на жалобы гражданских, регулярно обращавшихся к ним за решением проблем с мелкой преступностью, поскольку обращаться было больше некуда: с началом войны бывшая милиция по большей части разбежалась или вступила в ряды ополчения. Третьим «роботом» был старый знакомый – Худой, вернувшийся в этот статус после самовольного оставления поста. Под глазом у него красовался огромный синяк – результат воспитательной беседы с ним командира. Тот сначала пытался объяснять Худому что-то про «преступление против воинской службы», вспоминал свою срочную службу ещё в Советской армии. Худой, однако, не хотел признавать себя виновным, пытался по обыкновению юлить, что ещё больше возбуждало командирский гнев. Гнев прорвался наружу после совсем уж неудачной фразы Худого: «Командир, ну чего ты чудишь?»