– А помнишь, папа, – сказала Катя. – Ты мне рассказывал, что, когда был маленьким, считал, будто наша мостовая сделана из черепашьих панцирей. И ты боялся по ней ходить, потому что думал, черепахи расползутся под твоими ногами.

– Катя! Что тут происходит? – испуганно спросил папа. – Куда подевался газетный киоск у нашего дома? И кто эти люди? Катя! Я сплю или окончательно сошёл с ума?

– В это время ещё не выпускали столько газет, что б надо было торговать ими в киосках, – сказала Катя. – Ты задаёшь очень странные вопросы, папа! Открой глаза и сразу сам всё поймёшь.

Папа открыл глаза и понял, что сидит на диване в гостиной. Напротив маятник часов мерно отсчитывал время. На циферблате было две минуты первого ночи. Внезапно ему показалось, что он расслышал, как наверху в Катиной комнате скрипнула кровать. Он поднялся на мансарду, и осторожно приоткрыл дверь детской. Катя была в постели. Луна светила в комнату сквозь занавеску на окне, которая слабо волновалась, будто её только что задёрнули.

– Чепуха какая-то… – пробормотал папа себе под нос, и отправился в их с мамой спальню досыпать.

А утром он повторит эту фразу.

У папы Кати был автомобиль – старенький «Мерседес» «караван», которым он пользовался только в случаях, когда выезжал со своими гитарой и синтезатором в столичный город подработать. По родным узким улицам папа предпочитал ходить ногами. Поэтому, выйдя утром из дома, что б отправиться в студию, он почти сразу наткнулся на бумажного змея, который, лежа на обочине тротуара, вяло шевелился под слабым ветром. Змей был тем самым, из папиного сна – с глазами совы на крыльях. Тут-то обескураженный папа и повторил громко:

– Чепуха какая-то!

И он в очередной раз заподозрил у себя умственное расстройство. Папе даже показалось, что змей подмигнул ему одним глазом. А ещё папе вспомнилась фраза, которую в детстве частенько слышал от своего школьного учителя обществоведения Светланы Павловны: «Этого не может быть, потому, что не может быть никогда!» Но папа-то знал, что не все утверждения Светланы Павловны при тщательном рассмотрении являлись истинами. Поэтому папа Кати для начала внимательно оглядел Буковую аллею. Он приготовился к появлению почтальона со шпагой на поясе, но тот не показался из-за угла. Газетный киоск стоял на своём обычном месте, и никто не кричал на всю улицу, рекламируя любимые напитки. И тем не менее, папа решил, что эта непростая ситуация достойна тщательного рассмотрения. Он подобрал с брусчатки змея, и в глубочайшей задумчивости пошёл дальше.

Оторвал его от этого занятия, зазвонивший в кармане куртки, мобильник.

– Ты представляешь!?– заявил он папе голосом Катиной мамы. – Сейчас мне на рабочий телефон позвонила Светлана Павловна…

– Вспомни чёрта, и он – тут как тут… – ответил папа.

– Что? – спросила мама. – Ты меня слушаешь?

– Слушаю, – вздохнул папа.

– Так вот! Наша Катерина опять отсутствует на уроке краеведения! А у меня горит синим пламенем финансовый отчёт. Так что придётся тебе разобраться с поведением твоей любимой дочери. Не вздумай отлынивать и не поддавайся на жалость.

– Есть не поддаваться, – сказал папа, погрустнев.

– Всё! Отправляйся на поиски. Я – на телефоне.

– Угу… – согласился папа.

Бумажный змей в его руках насмешливо прищурился, мешая здраво мыслить, поэтому папа поддался первому же порыву и пошёл туда, где в последнее время уже видел пару раз Катю – к Мельничной улице и Набережной.

Проходя под аркой ворот, папа невольно остановился, вспомнив вчерашние события. На секунду ему даже показалось, что он слышит за одной из дверей, той, что некогда изнутри была заложена кирпичом, едва слышные голоса. Но он решительно отогнал от себя очередное наваждение и твёрдым шагом устремился вниз по улице.

Змей трепыхался в его руке. Ветер начинал усиливаться, а небо хмурилось.

Однако ни у дамбы, ни на Набережной, где обычно любили играть дети городка, Кати не оказалось. Папа даже прошёл выше по течению реки – к городскому парку, который был разбит в низине бывшего Мельничного пруда, для чего в незапамятные времена из него спустили воду, но и там, среди каруселей и аттракционов не нашёл дочери. Сообщать об этом маме он счёл преждевременным и поплёлся к центру, сокращая путь, через кварталы особняков.

Там Катю и встретил.

Она решительно шла ему наперерез.

– Ага! – сказал папа, когда та подошла ближе. – На ловца и зверь бежит.

– Точно, – ответила Катя. – Я тебя искала. Мне нужно серьёзно поговорить.

– Хорошее дело! – заметил папа. – Оказывается, это со мной нужно говорить! Я, вероятно, прогуливаю уроки.

– Да что там школа! – отмахнулась Катя. – Дело куда серьёзнее!

– Катя, не дури мне голову, пожалуйста, – попросил папа. – Она у меня и так затуманена. Ты почему не в школе?

– Пап… Ну, не занимайся мелочами! У нас с тобой очень важное дело. Пойдём.

– Постой, но как же школа? – пробовал осадить Катю папа, но та увлекла его за руку и он сдался:

– Ну, пойдем…

И Катин папа вновь попал на Мельничную улицу, вид которой уже находил назойливым. А подходя к башне городских ворот, он и вовсе задумался: не пора ли на пару дней съездить на гастроли в столичный город? Потом он укрепился в этой мысли, поскольку начали происходить и вовсе невероятные вещи.

Когда они вошли в арку, Катя постучала условным стуком в дверь прямо по вырезанному на дубовой доске рыцарскому шлему. В ту самую дверь, за которой, как был уверен её папа, была кирпичная кладка. И дверь распахнулась.

В проёме стоял маленький, едва достававший макушкой зелёной замшевой кепочки до Катиного пояса, лопоухий карлик. В руке его была свеча.

– Входите быстрее, нас могут заметить, – сказал он писклявым голоском, и прикрыл пламя свечи от ветра крошечной ручкой.

Потом они спустились по винтовой каменной лестнице в подвалы, о которых папа Кати и не подозревал. Там, в небольшом зале, освещённом десятком свечей, обнаружились ещё три лилипута под стать первому в таких же кепках разных цветов. От свечного света их уши сияли, как красные китайские фонари. Один из карликов стоял немного поодаль, держа на поводке толстого лохматого барсука. При появлении Катиного папы тот понюхал воздух полосатой мордой и издал недовольный ворчащий звук. После этого карлики дружно поклонились и хором сказали:

– Здравствуйте! Вы нас не знаете, но нам известно, что Вы – Катин папа.

– Мы – Катины друзья, – самостоятельно добавил тот, что с барсуком, отчего остальные посмотрели на него неодобрительно. Он смутился и отступил глубже в тень.

Барсук опять заурчал.

А папа, ошарашенный этим представлением, смог произнести только:

– Ага…

Тогда вперед выступил лилипут в малиновой кепке, и предложил:

– Присаживайтесь.

Папа понял, что этот – старший в их команде, и оглянулся. Сзади стояло обычных человеческих размеров пыльное кресло с ножками в виде львиных лап, из прорех которого выглядывали пучки не то сена, не то высушенных водорослей.

– Ничего. Я постою, – сказал папа, решив поберечь брюки.

Тут, заметив его неловкость, вмешалась Катя:

– Давайте, приступим к нашему делу?

И старший карлик, прокашлявшись, поведал, что их звездочёты предсказывают на завтрашнюю ночь небывалый ураган. Юго-западный ветер будет такой силы, что погонит воды залива в реку и повернёт её течение вспять, а та разольётся и затопит не только новые прибрежные улицы, но и часть Старого Города.

– Грустно, – сказал папа Кати. – Но я-то что могу здесь поделать? И потом, это – не первый ураган в нашей жизни. Как-нибудь переживём.

– Такого не было многие сотни лет, – с досадой, будто разъяснял ребёнку, сказал карлик. – Дело в том, что прежде, чем затопить ваши улицы, вода уничтожит наши жилища.

– Папа, под этим городом есть ещё один – их город. Под землёй. Ты что, не понимаешь, что ли? – опять вмешалась Катя.