Возникает вопрос, как поступать переводчику в случае ошибки автора. Мне кажется, что лучше её исправлять. Если же переводчик оставляет неверное или неточное слово либо выражение оригинала, то надо сделать примечание, но не для того, чтобы унизить автора, а чтобы читатель не подумал, что ошибка на совести переводчика.
Особенно важно поступать так при использовании иностранных текстов в научных работах. Был случай, когда при защите весьма интересной диссертации, посвящённой символизму в индонезийской литературе, диссертанту было сделано указание на ошибки в тексте.
В одном месте было сказано, что праведный халиф Али приходился племянником пророку Мухаммаду (он приходился ему двоюродным братом), а в другом, что пророк перед вознесением совершил полёт в Мекку (на самом деле он жил в Мекке, и согласно хадисам, летел в Иерусалим, где и вознёсся).
Мечеть Аль-Акса (Иерусалим). С ней мусульмане связывают Мирадж – вознесение пророка
Когда председатель диссертационного совета указал диссертантке на неточности, она в своё оправдание ответила, что так было сказано в оригинальном тексте. В ответ последовало резонное замечание, что подобные погрешности надо оговаривать в тексте или в примечаниях.
В науке это общее правило, и помню, как мой покойный учитель Павел Михайлович Мовчанюк говорил, что если автор научной работы приводит чьё-либо высказывание без комментариев, то значит, он с ним согласен.
Продолжив эту мысль, можно сказать, что если переводчик оставляет ошибку автора без исправления или без комментариев, значит, он сам её совершает. Поэтому можно с уверенностью заявить, что все ошибки в переводе принадлежат переводчику и лежат на его совести (и на совести редактора, если он у книги был).
В поддержку данного мнения можно привести и положение из «Хартии переводчика», гласящее «За перевод отвечает только переводчик, каковы бы ни были отношения или договор, связывающие его с лицами и учреждениями, использующими перевод».
А вот что писал на эту тему известный переводчик Виктор Суходрев:
«У нас, переводчиков, существует негласное правило, согласно которому в случае явной оговорки того, с кем работаешь, следует при переводе исправить её, не акцентируя внимание подопечного на допущенную оговорку. Я, во всяком случае, всегда так поступал. Помню, вскоре после печально известных событий в Чехословакии 1968 года сопровождал я Косыгина во время его официального визита в Швецию. Практически всегда свои поездки за рубеж он завершал пресс-конференцией. Так было и на этот раз. Сделав официальное заявление, наш премьер стал отвечать на вопросы. Среди журналистов находились представители средств массовой информации многих стран мира, именно потому перевод вёлся на английском языке как наиболее доступном для всех. Затрагивали острые темы, немало вопросов было и о Чехословакии. А потом Алексея Николаевича спросили, как он оценивает уровень жизни в Швеции. К моему великому удивлению, всегда чёткий, аккуратно выбиравший слова Косыгин вдруг ответил, что весьма высоко оценивает уровень жизни… в Чехословакии. Я, разумеется, не моргнув глазом перевёл – «в Швеции». Из зала послышалась реплика: «Спросили о Швеции, а он сказал о Чехословакии!» И тут же последовал ещё один вопрос о Швеции. Косыгин, к моему ужасу, вновь назвал Чехословакию. Я опять перевёл с поправкой на Швецию. Послышались смешки: кое-кто в зале знал русский язык. Только после того как к Косыгину быстро подошел один из членов нашей делегации и обратил его внимание на допущенную оговорку, Алексей Николаевич спокойно подвел итог своего ответа: «А кстати, в Чехословакии, как и в Швеции, тоже высокий уровень жизни».
В другой раз, во время визита Косыгина в Лондон, ему был задан каверзный вопрос о сидевшем в нашей тюрьме англичанине, которого осудили за то, что он привёз в СССР антисоветские печатные материалы. Я знал, что речь идёт о молодом аспиранте Джеральде Бруке. Его приговорили к пяти годам заключения. Так вот, Косыгина спросили, не считает ли он это наказание слишком суровым и возможно ли помилование Брука. Алексей Николаевич стал отвечать на вопрос, явно не зная сути дела. Он сказал, что ни о каком помиловании не может быть и речи, поскольку Брук получил свой срок за шпионаж. Мне моментально пришлось сделать поправку: в переводе прозвучало, что Брук был осуждён за совершённый им серьёзный проступок. Косыгин потом поблагодарил меня за уместную поправку».
Нередки и собственные ошибки переводчиков. Есть случаи, когда фразу: «Did I tell you a joke?» переводят как: «Я тебе рассказывал шутку?». В русском языке вообще нет словосочетания «рассказывать шутку», можно либо шутить, либо рассказывать анекдот. И здесь следовало перевести: «Слышал анекдот?». Известно, что в русском языке слово «анекдот» имеет два значениия, а именно: 1. короткий устный рассказ с неожиданной остроумной концовкой; и 2. рассказ о поучительном или забавном случае из жизни исторического лица, тогда как английское anecdote имеет лишь одно них, второе. Первому же значению русского слова анекдот соответствует английское joke, в зависимости от контекста означающее «шутка, острота, анекдот».
На важных переговорах обычно участвуют два переводчика, работающие по очереди, и однажды это правило помогло избежать немалого конфуза. Во время визита в Москву наследного принца Саудовской Аравии Абдаллы ибн Абдель Азиза (впоследствии ставшего королём и умершего в январе 2015 года) переводчик (выпускник ВИНЯ) сказал, что высокопоставленный гость просит подарить ему один большой танк и один маленький танк. Партнёры высокого гостя замялись, решив, что тот намерен военным путём ускорить своё восшествие на престол, отстранив своего брата короля Фахда, но к счастью, отдыхавший при этом второй переводчик (выпускник ЛГУ) вмешался и поправил, что принц просит медведицу с медвежонком. Ошибка произошла потому, что на саудовском диалекте слово дубб – медведь, звучит похоже на даббаба – танк (оба слова происходят от корня дабба – ползать), и военный переводчик реагировал на более знакомый термин.
Абдалла ибн Абдель Азиз
Источник: www.rospres.com
Был и случай неловкости, связанный с тем, что в некоторых языках (китайском, вьетнамском) звучащие одинаково слова имеют разное значение в зависимости от их интонации. Так, однажды в нашем представительстве в Ханое консул попросил местную служащую «дань чинь» (dahn trinh – поставить печать) на каком-то документе, но произнёс слова не в том тоне, что следует, и получилось, что он просит её «отдать девственность». Вьетнамка, не растерявшись, ответила, что, к сожалению, не может этого сделать, поскольку она уже 12 лет замужем и у неё двое детей.
В посольство одного из «новых лимитрофов» в некой арабской стране как-то пришло письмо со штампом на конверте «Кисм ал-мухабара», что в переводе означает «Отдел доставки» или «Экспедиция». Но второе слово во множественном числе звучит «Мухабарат» и означает название секретной службы этой страны. Не очень квалифицированный переводчик увидел одиозное слово, перепугался и распространил панику по всему «незалежному» представительству. Со временем всё успокоилось само собой, поскольку письмо было из Министерства сельского хозяйства, не имело отношения к силовым структурам и носило совершенно безобидный характер.
Студенты экономического факультета Университета Аляски собрали коллекцию парадоксальных ошибок в рекламных материалах, сделанных американскими компаниями из-за неточных переводов или из-за незнания реалий других стран.
