И эта тварь сейчас каждый день проводит с моим сыном. С моим мальчиком, которого у меня отобрала.

Я никогда раньше не видела их вместе… только тот единственный раз, когда они ссорились. Тот раз, о котором все благополучно забыли, и сейчас Альварес придерживал свою жену за талию и даже что-то шептал ей на ухо. От чего ее фарфоровые щеки покрывались румянцем. Нежная кукла-убийца, порезавшая мне лицо с хладнокровием мясника.

– Вова, можно я так буду вас называть?

– Конечно.

– Представьте нам вашу девушку? Кто это?

– Моя королева, – и усмехнулся.

– Ладно, – смерила меня завистливым взглядом, совсем не так, как Танечку в свое время, – расскажите о новых способах пластики груди.

А я бросаю взгляд на Альвареса, и сердце обрывается от глухих и быстрых ударов. Я же забыла его, я же больше ничего не чувствую. Мое тело и душа умерли. Они были вырезаны из меня вместе с моим малышом. Я переоценила свои возможности. Мне стало душно, у меня все заплясало перед глазами, и от боли свело даже кости. Извинилась, пошла на балкон. Осенняя прохлада оросила лицо каплями мелкого дождя, и дышать стало легче.

Зачем он стал еще красивее, чем был? Почему за это время не изменился? Какого черта у него все так же дьявольски блестят глаза, так же лоснятся иссиня-черные волосы, и смуглая кожа сводит с ума этим южным горячим оттенком. И эта белоснежная улыбка. Самоуверенная, наглая. Улыбка, от которой сводит низ живота.

И мне кажется, что он сейчас хрипло скомандует «на колени», и я, как натасканная собачонка, покорно исполню любой приказ… и самое мерзкое – скулы свело от желания исполнить. Вот за что я его ненавидела. За то, что сделал из меня тряпку, стер, как личность. Он и его жена превратили меня в бесхребетное, продажное существо.

Я подождала, пока Владимир окончит с ними говорить, и только тогда подошла к нему и позволила отвести себя за столик.

– И что было от тебя нужно мисс Вселенной?

– Подтянуть тут, подтянуть там. Ее мужу не нравятся ее соски и ее нижние губы, она хотела бы заузить вход во влагалище.

– Вова!

– Что? Это естественные желания моих пациенток. Я ведь занимаюсь пластикой всех женских частей тела. Сказала, что хочет стать маленькой везде для своего мужа.

Я выронила вилку и судорожно глотнула воздух. Не хочу думать о том, что Он с ней спит, о том, что трахает ее… трахает тварь, которая меня изуродовала. Или они задумали это вместе?

Ни ревность, ни остатки страсти к испанцу мне не понравились. Я разнервничалась. И это означало, что я еще не готова встретиться с ним. Не готова хладнокровно прийти на работу и выдержать их присутствие.

– Моя жена изъявила желание пересесть к вам.

Проклятый, ненавистный голос, от которого все тело покрылось мурашками.

– Вы не против?

И посмотрел на меня, прямо мне в глаза, немного нахмурив резко очерченные черные брови.

– У вас…необыкновенные глаза. Это линзы?

– А что не так с моими глазами?

– Они слишком синие.

И не могу удержаться, чтобы не рассматривать его. Не могу контролировать сильное биение сердца и кровь, несущуюся по венам. Как плохо я себя знаю. Оказывается, стоило его увидеть так близко, стоило подойти вплотную, и меня начало выворачивать, выкручивать, трясти от его близости. Красивый. Подлый мерзавец стал еще красивее за это время. Возмужал, заматерел, повзрослел. И эта распахнутая на груди рубашка с витиеватой цепочкой, отливающей бликами на смуглой коже, гладко выбритые скулы, запах дорогого парфюма. Взгляд упал на его губы, и у меня пересохло в горле. К черту ублюдка. Он со всеми так. На всех так действует.

– С такими родилась.

– Я только один раз такие видел.

– Поздравляю – это ваш второй.

Ему явно не понравился мой тон, и наглый блеск в глазах сменился злостью. Как бы ему сейчас хотелось вытащить меня в коридор или в туалет и трахнуть, как он привык это делать с другими женщинами. Беспардонно вставлять в них свой член и самоуверенно наслаждаться своим триумфом. Проклятый кобель за эти годы перетрахал каждую юбку, которая к нему приближалась, невзирая на возраст. У него даже был роман с шестидесятилетней владелицей картинных галерей во Франции. Прикупил себе там несколько картин, украшал свой дом, свое гнездо дьявола с ворованным счастьем, которое украл у меня.

– Не помешаю? – Владимир вернулся с бокалом белого вина для меня и галантно мне его подал. Как вовремя. Как же вовремя. Мне была нужна эта передышка.

– Спасибо, любимый, – ласково улыбнулась, встретила взгляд Владимира, полный недоумения.

– Пожалуйста, моя королева.

Подыграл мне и выразительно улыбнулся. Я расслабилась. Рядом с этим человеком я чувствовала себя уверенно, знала, что он сможет меня защитить от этого подонка. Альварес потянул носом с каким-то злым презрением. Ему явно не нравился Володя, а вот я нравилась. Это было видно. За эти годы я научилась распознавать похоть в мужских глазах, вожделение, голод. Меня учили их вызывать, учили смотреть в камеру, принимать различные позы, которые должны свести мужчину с ума. Но с Альваресом пока что рано играть в такие игры. И у меня совсем иная цель. Мне мало, чтобы он захотел меня трахать, мне мало, чтобы он захотел меня сделать своей любовницей, я хочу заставить его меня любить…. я хочу отобрать у него душу, так, как он отобрал у меня мою, разорвать ее в клочья и пройтись по ней каблуками, втаптывая в грязь.

И я много сделала и еще сделаю для этого. И у меня еще есть время изучать его дальше. Изучать настолько хорошо, чтобы у него не осталось ни единого шанса. Но сейчас я еще не готова. Я все еще трепещу от его взгляда, я все еще дрожу от звука его голоса, представляю его руки на моем теле, а губы на моих губах, и понимаю, что хочу его сама. А значит, еще нужно себя воспитывать, выжигать в себе эту страсть, вытравливать до хладнокровия.

– А о чем вы здесь так мило беседуете?

Каролина уселась напротив меня рядом с Армандом и кокетливо улыбнулась Владимиру. Интересно, своему гинекологу она тоже так улыбается? Да, я знала, что ее гинеколог мужчина, а также знала, сколько абортов она сделала до того, как украла у меня сына. Один на сроке шестнадцать недель. После этого у нее никогда не могло быть детей.

Я с трудом сдерживала себя, чтобы смотреть на нее без злости, без желания выцарапать глаза или выдрать ей волосы. Еще не время. Потом, позже я причиню ей такую же боль, как она причинила мне.

– Ваша эм..ииии…эммм, – нарочно застопорилась, чтобы унизить и показать, что не знает о том, кто я для Владимира.

– Моя невеста. Виолетта – моя невеста и будущая жена, а еще она моя королева.

Если бы я могла, я бы сейчас расцеловала Владимира в обе щеки и, запищав, повисла у него на шее.

– О как. Неужели в женщинах осталась что-то, что еще может вас привлекать и быть для вас неизведанной тайной?

– Что есть тело? Тело – это глина, пластилин, если угодно. Оно ломается, сохнет, стареет и так далее. Кто любит только тело, тот непостоянен. Заведомо ветренен и несерьезен. И даже глуп. Так как и собственное тело придет в убогость. Любят душу, любят то, что скрывается под глиной. А там, – он посмотрел мне в глаза, – там столько тайн, что жизни не хватит их отгадать.

– Да вы поэт.

Альварес оторвался от сотового и посмотрел на Владимира с косой усмешкой.

– Эта женщина из меня делает многорукого и многоликого. Для нее я кто угодно.

– Завидую… после родов всегда будет рука, которая вылепит совершенство. Жаль… у меня такой возможности не было, и я подурнела, потолстела.

Она деланно надула губы, а я стиснула вилку пальцами. Только не в эту тему.

– У вас есть дети? – спросил Владимир. – Если б вы не сказали, то, глядя на вас, я бы предположил, что вы никогда не рожали.

– Вы льстец. – на её лице не дрогнул даже мускул. – Милый, покажи им фото Матео. Покажи им нашего чудесного мальчика.