– Джулия, что ты чувствуешь, вновь возвратившись в этот дом? – спросила тетушка Этель, приходившаяся двоюродной сестрой матери Джулии.

– Мне грустно, – откровенно ответила Джулия, не раздумывая, – Грустно, что уже нет дедушки Джона. И тети Клэр. И дяди Эндрю. И моей мамы… Из близкой родни у меня остался только Марчелло. Ну и Хельга, конечно!

При этих словах Хельга, сидевшая рядом, крепко обняла Джулию и быстро смахнула рукой навернувшиеся на глаза слезы.

После обеда гости разошлись кто куда, и Джулия, предоставленная сама себе, долго бродила по дому, переходила из комнаты в комнату, с грустью озиралась, рассматривала разные предметы, знакомые и незнакомые, и печально констатировала, что незнакомых было теперь гораздо больше. Дом изменился, как и все вокруг, как изменилась и она сама, и ее жизнь: ничего не осталось от прошлого, все унесла беспощадная река времени, река, для которой нельзя построить плотины… В одной из комнат девушка нашла старую музыкальную шкатулку, она помнила ее с детства, и чрезвычайно обрадовавшись, завела, прислушиваясь к знакомой мелодии. Она рассматривала старинные китайские вазы и развешенные на стенах картины, потому что они остались прежними, как и фотографии, с которых смотрели на нее такие родные лица. Затем Джулия остановилась перед тяжелой дверью, ведущей в кабинет дедушки Джона, святую святых, куда ей прежде почти не разрешали входить, чтобы не отвлекать деда от работы. Но теперь кабинет опустел, нога хозяина давно не переступала порог, и потому Джулия решительно толкнула дверь, уже не спрашивая ни у кого позволения, и вошла внутрь, вдохнула тяжелую атмосферу давно не проветренного помещения, прошла вдоль книжных шкафов, бережно погладила кожаные переплеты книг, потускневшие от времени, а потом села в кресло, казавшееся почти троном. Некогда здесь сидел великий Джон Иберсон, могущественный владелец бриллиантовой империи. Джулия по очереди взяла в руки рамочки с фотографиями, стоявшие на столе. Одна из них изображала маму и тетю Клэр – сестры стояли, обнявшись, они были еще совсем молоды, только оканчивали колледж, на снимке обе счастливо улыбались и от их искренних почти детских улыбок по щекам Джулии покатились слезы. Другая фотография была портретом самого дедушки Джона. С сигарой во рту, словно Черчилль, дед гордо смотрел с фотографии, его чуть прищуренные глаза, казалось, видели каждого насквозь, читали скрытые мысли, настолько проницательным был их взгляд. Как же она прежде любила деда! Вздохнув, Джулия отложила рамки и задумалась, а потом принялась машинально открывать ящики письменного стола, оказавшиеся незапертыми и, как следовало ожидать, – пустыми. Лишь в одном из них, она вдруг увидела еще одну фотографию: старую, черно-белую, поблекшую. Заинтересовавшись, Джулия взяла ее в руки и повертела, внимательно рассматривая. На снимке была молодая женщина в легком белом платье, со сколотыми на макушке темными волосами, напоминавшая чертами лица японку – очень красивая, изящная и какая-то воздушно-нежная.

Кто она? Почему Джулия никогда не видела этой карточки прежде, ведь судя по всему, она очень старая! И что делает здесь, в пустом столе дедушки портрет совершенно незнакомой женщины? Фотография не была подписана, черно-белый снимок бережно хранил свою тайну.

В этот момент дверь в кабинет распахнулась, громко стукнув о стенку, и стремительно влетела Хельга.

– Дорогая! Вот ты где! – возбужденно воскликнула она, – А я-то ищу тебя по всему дому!

– Я не смогла пройти мимо кабинета дедушки, – честно ответила Джулия, – Я так любила его, ты же знаешь! И так долго переживала его смерть. А здесь все – как будто он жив! Так и кажется, что вот-вот он войдет в эту дверь!

– К сожалению, его уже нет с нами, – вздохнула Хельга. – Я тоже очень любила его. А что это у тебя в руках?

В ответ Джулия протянула ей фотографию, которую Хельга с удивлением взяла.

– Вот, нашла в столе. Кто она?

Несколько мгновений Хельга внимательно разглядывала фотографию, а потом недоуменно пожала плечами.

– Понятия не имею! Какая-то японка… Может, кто-то из уборщиков оставил. Надо будет выбросить, зачем нам чужие фотографии в доме. Но, пойдем скорее! Тебе еще собираться, мы опоздаем на праздник. У тебя ведь есть вечернее платье с собой?

– Да, я взяла несколько, – обреченно кивнула Джулия. У нее было совершенно не праздничное настроение, хотелось остаться одной и в тишине предаться ностальгии, но разве же переспоришь Хельгу!

– Тогда скорее, идем! – воскликнула та. – Вечер обещает быть незабываемым, это я тебе говорю!

Джулия надела длинное ярко-синее платье, этот цвет так шел к ее глазам, блестящее и струящееся, и, разумеется, не забыла и бриллиантовое колье, стоимостью по разным оценкам от трех до семи миллионов фунтов. Было бы странно королеве бриллиантов появиться без этих украшений! Считала ли она, что бриллианты – лучшие друзья девушек? Да, разумеется, ведь с такими друзьями ей были не нужны никакие враги. Сверкающие камушки разрушили жизни ее родителей и брата, и теперь, медленно, но верно, принимались за ее собственную. Тем не менее, разглядывая себя в зеркале, девушка должна была признать, что выглядит она весьма и весьма неплохо, а если уж честно – то неприлично хорошо.

Под руку с одетой в короткое черное платье Хельгой, она вошла в банкетный зал и зажмурилась от неожиданно слишком яркого света, излишней роскоши, сверкающих огней, оглушенная громкой музыкой… Да, пожалуй, если описать этот праздник одним-единственным словом – это было бы слово «слишком».

Они медленно шли в сопровождении Кати и Мэриан мимо разговаривающих людей, незнакомых, сжимающих бокалы с вином и шампанским, и Хельга то и дело подталкивала Джулию, привлекая внимание сестры к той или иной заметной в обществе Северной Англии фигуре.

– Это Нил, отец невесты, – Хельга подбородком указала на довольно полного уже немолодого мужчину с красноватым лицом и большим мясистым носом. О том, что это отец невесты, можно было догадаться по тому, как, довольно улыбаясь, он принимал многочисленные поздравления от гостей вечера.

– А вот и невеста! Смотри, самая красивая и богатая невеста Уэльса! – Хельга снова толкнула Джулию, и она впервые увидела Карин-Синтию. Золотоволосая, невысокая, стройная, с карими смеющимися глазами и веселой улыбкой она казалась счастливой, легкомысленной, беззаботной и не обремененной никакими проблемами и в этом являла полную противоположность самой Джулии. Обе богатые красавицы-наследницы, они были непохожи, как день и ночь. Джулия темноволосая и голубоглазая, выше ростом, всегда задумчивая и печальная, напоминала холодный север, в то время как Карин-Синтия, напротив, вызывала в памяти воспоминания о жарком солнце, роскошных цветах и ярких красках южных широт.

Девушка танцевала с высоким загорелым блондином, тоже привлекательным, одетым в дорогой смокинг. Он был под стать своей спутнице, и они являли собой удивительно красивую и гармоничную пару, приковывавшую всеобщие взгляды в любом обществе, где бы они ни появились.

– Она и правда очень хороша! – признала Джулия. – Ее спутник тоже весьма красив! Это и есть тот самый Сальво, о котором я столько слышала за последние несколько часов? Они стоят друг друга! Подтверждаю, что мезальянса тут точно нет!

– Нет, что ты! – расхохоталась Хельга, махнув рукой. – Это Раймон. Один из местных плейбоев. Он уже много лет влюблен в Карин-Синтию. Она прежде встречалась с ним, пока не появился Сальво. Раймон тут же был отправлен в отставку. Но ходят слухи, что до сих пор страдает и мечтает вернуть потерянную подругу.

– Не понимаю, почему она выбрала Сальво, – заметила Мэриан, пожав плечами, – и что в нем такого особенного?

– Конечно, только ты бы и сама не отказалась от него! – тут же съязвила Кати.

– Прости, я забыла, что ты неравнодушна к Раймону! – Мэриан наклонилась к самому уху Джулии, – Кати влюблена в этого парня уже два месяца!

– Прекрати! – Кати явно смутилась, и ее всегда бледные щеки чуть порозовели, – Я всего лишь однажды позволила себе сказать, что он очень хорош собой, только и всего.