Невысокий, широкий, в каком-то лохматом пальто, напоминающий медведя; глаза тёмные, блестящие азартом, крепкие скулы двигаются, играют – Миха ожидает короткой паузы в галдеже за столиком, чтоб продолжить своё – о пространстве, в котором человеку станет не просто удобно: он будет жить полезно. Не только для самого себя, но и для общества…

Эти слова о пользе, обществе не казались смешными и наивными – то ли Миха произносил их по-настоящему искренне, то ли – и скорее – действительно атмосфера была такая: тогда ещё верили, что вот-вот начнётся некая новая эра, что они в самом деле первое поколение новой России. Вот окончат институты и войдут в большую, взрослую жизнь хозяевами, произведут ремонт, расчистят кучи хлама и мусора.

Да, подъём был мощный, энергия захлёстывала. Её и сейчас хватает – и это отлично, – но Россия уже давно не видится единственным местом приложения своих сил. Вернее, прикладывать здесь силы всё рискованней, да и попросту слишком много их нужно приложить, чтоб сделать даже самое малое, пустяковое…

В Михе Аркадий сразу узнал друга, соратника по будущему делу. Потому, наверно, и не гас этот внутренний экранчик, не давая сосредоточиться на другом, – светил, убеждал: найди, познакомься как следует. И Аркадий пошёл в комнату к парню со второго курса, Сергею, который тоже был тогда в «Алёнушке», общался с Михой как с давним приятелем.

Как и Аркадий, он приехал из какого-то периферийного городка, поражал начитанностью, кругозором. Казалось, всё знал. С Сергеем советовались пятикурсники насчёт дипломов, преподаватели предрекали ему большое будущее. Ходили слухи, что ректор хочет оставить его при универе.

Позже Аркадий часто о нём вспоминал, пытался найти через соцсети, общих знакомых, но никто о Сергее ничего не знал. Даже не могли вспомнить, окончил он Гуманитарку или нет. Потерялся, растворился – и всё. Такое случается…

В общежитии Сергей уже на втором курсе находился в привилегированном положении – ему дали отдельную комнату. Не совсем это была, конечно, комната – изначально наверняка нежилое помещеньице, склад для каких-нибудь тумбочек-полочек, инвентаря уборщицы, – но там были оконце, батарея, место для кровати, стула, стола. Так что Сергею завидовали – готовиться к зачётам, читать, когда у тебя соседи, невозможно. Оставалось или болтать, выпивать, или идти в библиотеку, искать пустую аудиторию в учебном корпусе. Благо общага находилась от него через квартал…

Чувствуя странную, какую-то новую для себя неловкость, хотя чего проще – спросить контакты такого-то чувака, Аркадий, стоя в дверях, понёс что-то про связь психологии с архитектурой, потом как бы случайно вспомнил о разговоре в «Алёнушке» и между прочим о Михе.

– Кстати, – вывернул на цель визита, – ты не знаешь, кто это? Интересные у него мысли, кажется, хотя и странные.

Сергей, явно удивлённый всей этой речью, ответил, что знает Миху – познакомились с месяц назад в дискуссионном клубе.

– По субботам собираемся. Базар, понятно, но взбадривает. Даже бред ведь полезен – есть от чего отталкиваться. – Второкурсник Сергей говорил тоном пожилого профессора. – Есть Михин пейджер, могу дать.

В то время почти все носили пейджеры. В карманах, футлярах, пристёгнутых к ремню. Это изобретение казалось чудом: где бы ты ни был, где бы ни был нужный тебе человек – можно послать несколько слов, решить проблему, договориться о встрече. Конечно, у некоторых уже появились мобильники, но стоили дорого. Нет, на саму мобилу можно было скопить, а вот оплачивать связь – нереально… Если б тогда кто сказал, что года через три о пейджерах и не вспомнят, мало бы кто поверил.

Теперь Аркадий слышал это слово разве что на радиостанциях – «эфирный пейджер». И начинали накатывать, как мелкие волны на пляже, воспоминания о студенческом времечке. Но иногда приходила волна такая, что накрывала с головой, заливала уши, перекрывала дыхание, и Аркадию требовались усилия, чтоб вернуться в разговор в студии…

Получив номер Михи, ещё дня два не решался послать сообщение. Выстраивал мысленно текст, и всё казалось то наглым, то двусмысленным… Другим парням отправлял запросто, первыми пришедшими в голову фразами, а тут застопорился. Но в конце концов послал – напомнил про «Алёнушку», предложил в ней же встретиться. Очень быстро пришёл ответ: «Конечно! Тоже хотел».

Ещё по одному сообщению – уточнение времени. Потом – встреча. Так началась их дружба.

Учёба быстро отошла на второй план. Главным стало общее дело – антропологическая архитектура и дизайн. Звучит и теперь странновато, а тогда однокурсники попросту хмыкали и пожимали плечами: фигня какая-то. Одно дело поболтать под рюмку, а другое – тратить многие часы.

Это было новое направление. Не направление даже, а философия. Молодые ребята в разных точках мира пытались создавать здания и пространства внутри и вокруг них такие, чтобы человек был по-настоящему счастлив. Не в узком смысле, а в глобальном. Счастье – это ведь не валяться сутками перед плазмой, счастье – желание что-то делать с удовольствием. «Деятельность души в полноте добродетели», как сформулировал Аристотель. В трущобах или заваленных дорогим хламом дворцах душа не хочет жить, и человек или впустую злится, или впадает в тяжёлую, бесплодную дремоту.

– Конструктивисты тоже добивались пробуждения души, – объяснял Аркадий, часто пересказывая слова Михи. – Чтобы душа начала действовать. Для двадцатых годов их идеи были прогрессивными, и люди с радостью селились в домах, создаваемых ими. Или взять американскую традицию коттеджей на одну семью. С лужайкой, садиком… Жить в квартире на каком-нибудь тридцатом этаже – там признак бедности… Деревья в парках, цвет мебели, расположение окон – всё это очень важно.

– А ты-то здесь при чём? – спрашивали однокурсники. – Ты ж психолог, а не архитектор, не этот… не дизайнер.

Слово «дизайнер» тогда ещё у многих вызывало иронию.

– Вот поэтому у нас столько уродливого в архитектуре, что психологи к ней не имеют отношения. – В таких разговорах Аркадий постепенно оттачивал дикцию, учился выражать мысли стройно и внятно. – Вернее, их не очень-то пускают… Но цивилизация пришла к мысли, что в разрешении каждой проблемы должны участвовать представители разных профессий. А среда обитания человека – не только в экологическом смысле среда – это проблема. Психологическая среда, наверное, проблема ещё большая, чем экология.

Кроме недоумевающих, готовых крутить пальцем у виска, находились и поддерживающие, и те, кто видел в их с Михой идеях способ заработать.

Начали поступать предложения от строительных, дизайнерских фирм проконсультировать, спланировать. Платили неофициально, в конвертах. Деньги были невеликие, да и работа не такая уж сложная, главное – по душе… Количество предложений росло, стало ясно, что вскоре пойдут и настоящие заказы.

Раньше, сдав летнюю сессию, Аркадий отправлялся домой на два месяца – до сентября. Теперь же, после третьего курса, лето обещало быть насыщенным делами. Но маму навестить он считал необходимым. Хоть неделю провести с ней.

Без всяких опасений позвал с собой Миху. Тем более тот на свою родину вроде не собирался, да и вообще о семье говорить не любил.

– Поехали. У меня там комната отдельная. Посмотришь на наш город. Пруд есть – покупаемся.

– Да, – Миха согласился без показушного стеснения, – поедем. А потом в Москву.

В Москву собирались не просто так – там появились заинтересовавшиеся их работой, наметились партнёры и клиенты…

Мама встретила Аркадия с другом растерянно, даже ничего сказать не могла. Потом отвела сына на кухню, закрыла дверь.

– Думала, невесту привезёт, а он вон чего! – глядя не на него, а в сторону, словно там стояла соседка, или Юрка, или кто-то ещё, стала жаловаться. – И что теперь? Позор-то-о…

– Мама, – вставил Аркадий, – это мой друг.

– Знаю я таких друзей, с первого взгляда вижу. Ой, позор-позор!.. Ну а что, этого и следовало ожидать: яблоко ведь от яблони… Господи-и…