— Нет, это вздор, — махнула рукой Кизана Сунобу. — Амаи слишком приземлённая и меркантильная для того, чтобы влюбиться в кого-нибудь без оглядки. Думаю, она просто ушла из дома и уже завтра объявится с заготовленной сопливой историей вроде той, что ты сейчас сочинила.

Я прошёл на своё место, тихо сел и, повесив сумку на крючок, медленно обернулся. Ямада Таро сидел за партой, читая книгу, как и всегда. Его лицо было безмятежными, и только тёмные круги под глазами выдавали его беспокойство.

— Ты как, держишься, приятель? — тихо спросил я, наклоняясь к нему.

Он поднял голову и, серьёзно посмотрев на меня, шепотом ответил:

— Разумеется. Я должен — ради сестры.

========== Глава 20. Вы можете хранить молчание. ==========

Аято, как и обещал, объявил по громкой связи, где и когда будет проведён опрос. Он чётко и ясно дал инструкции каждому классу, и после уроков мы послушно остались в своих аудиториях, ожидая, пока классный руководитель не даст нам сигнал.

Для экономии времени опросы проводились в нескольких помещениях школы — так, чтобы сразу охватить все шесть классов. Нас вызывали по трое, и учительница провожала каждую группку до помещения и сидела там, как и полагалось.

Нашему классу досталась химическая лаборатория. Столы составили попарно — так, чтобы допрашиваемый сидел лицом к офицеру.

Мне достался довольно грузный пожилой полицейский с внимательными глазами и манерой кивать в такт своим словам. Он ответил на моё приветствие и пригласил меня сесть с чисто японской улыбкой — такая вежливая гримаска, талант к которой появлялся у всех уроженцев Страны Восходящего Солнца с рождения. Она означала, как правило, следующее: «Конечно, деликатность и воспитание мешают мне сказать это вслух, но ты паршивый иностранец».

Я сел напротив офицера, который представился старшим детективом Саки, и, сложив руки на парте, как примерный ученик принялся ждать вопросов.

— Итак, вы учитесь в классе «3-2», — протянул полицейский, глядя на документы, разложенные перед ним. — В одном коллективе с пропавшей Амаи-сан.

Я кивнул, а потом, спохватившись и вспомнив, что в Японии бессловесные ответы считались не особо вежливыми, подкрепил свой жест кратким:

— Совершенно верно.

Офицер склонил голову и передал мне большой лист бумаги, на котором была аккуратно начерчена схема нашей рассадки.

— Судя по этому документу, Амаи-сан занимала место как раз перед вами, — он постучал кончиком карандаша по правильному прямоугольнику, на котором было написано: «Фред Джонс». — Вы часто общались?

— Боюсь, что нет, сэр, — ответил я. — То есть, Саки-сан.

Полицейский неожиданно тепло улыбнулся и махнул рукой.

— Обращайтесь, как вам удобно, — вымолвил он, а потом, спустя мгновение, прибавил: — Моя дочка учится в параллельном с вами классе. Знаете её, такая красивая девочка с длинными косами?

Я удивлённо поднял брови. Конечно, я знал Саки Мию, но красивой назвать её мог разве что только родной отец. Эта девочка хотела стать певицей, но вступила почему-то не в музыкальный, а в кулинарный клуб.

— Мию мне рассказывала, что Амаи иногда позволяла себе повышать голос на соклубников, — произнёс Саки, откидываясь на спинку так далеко, как позволял стандартный школьный стул. — Ничего такого не было в последнее время?

— Я не состою в кулинарном, Саки-сан, — произнёс я, стиснув пальцы. — Поэтому не могу сказать.

Он кивнул несколько раз и продолжил меня расспрашивать. Многие вопросы были как раз такими, ответы на которые мы с Аято репетировали: как вела себя Амаи последнее время, не волновало ли её что-либо, не казалась ли она расстроенной, когда я в последний раз видел её, при каких обстоятельствах, как я провёл вечер четырнадцатого мая…

Как только мы закончили, я вскочил с места так, будто меня подстелили дробью, быстро поклонился и заспешил к двери. Меня трясло в нервном ознобе и тошнило, а ещё мне хотелось сдохнуть.

Я ответил на все вопросы так, как нужно было, чтобы спасти Ханако от незавидной участи, но на душе было пусто, как после атомного взрыва. Скармливая Саки эту ерунду про то, ка четверо примерных учеников делали уроки в кабинете школьного совета, я не мог забыть про ту картину, которая открылась мне вечером четырнадцатого на самом деле.

Успокойся, Фред. Она была уже мертва. Вы всё равно бы никак ей не помогли, только подставили бы Ханако под удар.

Ты поступил правильно, старик. Ты не мог иначе.

Только почему тогда мне так паршиво?

С трудом дотащившись до третьего этажа, я пошёл в туалет и, склонившись над раковиной, пустил холодную воду во весь напор. Опустив руку под струю, я постоял так чуть-чуть, а потом, словно очнувшись ото сна, плеснул себе в лицо немного воды.

Путь до аудитории занял у меня намного больше времени, чем обычно, но, хвала богам, я добрался до своей парты и сел за неё. Все мои соученики занимались своими делами: готовили уроки, шепотом переговаривались, читали, зависали в смартфонах, так что на меня никто не обратил внимания, кроме Масута, который, пройдя опрос одним из первых, улыбнулся мне, когда я проходил мимо.

После того, как полицейские с нами закончили, мы решили собраться нашей группкой в кабинете школьного совета — по инициативе Аято. Он отпустил Каменага, Тораёши и Рюгоку по домам, прибавив, чтобы они хорошенько отдохнули. Все три девочки поблагодарили его за понимание и удалились, оставив нас.

Мы расселись вокруг стола, и Аято с Кику и Мегами начали готовить чай. Ямада держались вместе, и Таро не отходил от сестры, которая была бледновата и явно хотела побыстрее оказаться дома. Масута, искоса посмотрев на них и подумав, что девочка расстроилась из-за пропажи своей подруги, тут же перевёл беседу на общую для нас всех тему: уроки.

Кику, принесшая чашки, тут же подхватила брошенный мяч, и через пять минут мы все вместе сидели бок о бок за столом, пили крепкий чёрный чай, приготовленный двумя президентами: прошлой и настоящим, а также непринуждённо разговаривали о всякой всячине. Конечно, тень Амаи маячила в каждом углу, и никто из нас не мог полностью отвлечься от её пропажи, особенно двое Ямада и я, но сама жизнь заставляла нас как можно быстрее вернуться в проторенную колею и забыть об Одаяке.

Мы задержались на добрый час, но оно того стоило: нам удалось расслабиться. Первой из-за стола встала Мегами: ей нужно было опять лететь во Францию. Она, сопровождаемая галантным Кушей, отправилась домой, чтобы переодеться и взять оттуда немного вещей. Затем засобирались и все остальные. Аято начал убирать со стола, и я ринулся помогать ему с редкостным рвением, которое редко когда проявлял. Он с благодарностью посмотрел на меня и улыбнулся, и за эту награду я был готов перемыть миллиард чёртовых чашек.

А потом мы — уже по привычному порядку — пошли домой вместе, и этот обычный путь показался мне самым чудесным.

А вот дома меня ждал сюрприз: и отец, и мать сидели на кухне и, как только я пришёл, позвали меня на семейный совет. К счастью, мои предки были американцами до мозга костей, поэтому не забыли ни об апельсиновом соке, ни о сэндвичах. Усевшись за стол рядом с ними, я начал с аппетитом поглощать угощение, отметив, что тунец и листовой салат — это отличное сочетание.

Родители же думали явно не об этом. Переглянувшись друг с другом, они синхронно уставились на меня, и папа заговорил первым:

— Фредди, сынок, ты ничего не хочешь нам сказать?

Я чуть не подавился своим бутербродом: это застало меня врасплох. Перед моим внутренним взором тут же промелькнули все те эпизоды, когда я касался себя, думая об Аято… Я был осторожен, но могло ли так случиться, что я произнёс его имя вслух, а они услышали?

С трудом проглотив кусок сэндвича, я потянулся за стаканом сока, чтобы промочить горло. Я рассчитывал чуть потянуть время, а потом уточнить, что именно он имел в виду, но тут на помощь мне пришла мама.

— Фред, — начала она, — недавно в твоей школе произошло… Ну, всякое. Сначала одна девочка погибла, теперь вот вторая куда-то ушла. И это не говоря уже об ужасном самоубийстве в нашем городе. Ты, кажется, рассказывал, что находился недалеко, когда этот мужчина бросился из окна?