Михаилу, особенно в начальный период их знакомства, отчаянно хотелось выслушать историю падения избалованного барчука, пресыщенного женщинами и остальными удовольствиями (именно в такой последовательности) и обратившегося при помощи менее состоятельных льстивых друзей к наркотикам – столь привычному бичу современного поколения золотой молодёжи. Он даже позволил бы ему опуститься на самое дно, быть оставленным отцом, друзьями и, пусть так, выйти с честью из испытания, сломать себя, свои привычки и сущность наркомана – лишь бы знать, чувствовать, предполагать, что он был на этом дне. Но, как рождённый ползать не предназначен летать, так и небожителю нечего делать на земле грешной посредственности. Сергей был достаточно рассудителен, чтобы избегать ненужных соблазнов, благо жизнь и так дарила их ему во множестве. Спокойное, если не сказать холодное отношение к наркотикам, алкоголю и излишествам вообще довершило его байронический образ, и весь окружающий пусть и не мир, а только мирок, но зато-таки свалился как подкошенный к его развитым плаванием бедрам. Этот мир, большей частью представленный женским полом, смотрел на него подобострастно, по-собачьи и готов был плясать на одной ноге, лишь только хозяин недовольно поведёт бровью. Тем не менее, он так и не познал любовь, ибо любовь есть страдание; любить значит отдавать и не думать о том, получишь ли что-нибудь взамен; это тоска, одиночество и боль – в целом странное наслаждение, доступное лишь посвящённым, но Сергей, очевидно, не был из их числа. Слишком быстро всё валилось как подкошенное от одного его скучающего взгляда, чересчур поспешно расставались немногие избранные со столь опекаемой до этого невинностью, очень докучала эта их не знающая разумных границ привязанность, слепая, как дряхлая старуха, смерть, которой даже очки с диоптрией не помогут уже прозреть и разобрать, на кого она занесла свою подточенную ржавчиной косу.
К чести Сергея стоит отметить, что, в отличие от своего литературного дежавю Печорина, он умел наслаждаться данным ему провидением, радовался жизни, не сходил с ума от праздности, плавал, путешествовал и наверняка со временем нарожал бы каких-нибудь таких же улыбающихся, оторванных от мира придурочных детей, дожил бы на прогрессивной диете до ста лет и, перевалив вековой рубеж, спокойно и с достоинством покинул бы этот мир, окружённый толпой детей-внуков-правнуков, готовых разнести его позитивное ДНК по всей территории нашей планеты, и чего там – по всей вселенной, дай только добраться, а уж мы за себя постоим… Но, хотя мы и живём в век изобилия, в целом свободного от войн и прочих неприятностей общечеловеческого масштаба, судьба до сих пор не лишилась ещё чувства юмора, а потому любит иногда потешить себя всяческими необычными метаморфозами, одна из которых – в виде некоторого не очень колючего, но всё же тернового венца – досталась Сергею.
Ему было двадцать восемь лет, и его отец сделал приличное состояние в девяностых, которые почему-то модно сейчас называть лихими – какой же тогда эпитет заслуживают лихие конники Будённого времён Гражданской? Сумма была достаточной, чтобы не засветиться в первой сотне русского Forbes и не привлечь внимание совсем уж власть имущих, но всё же принадлежать к кругу избранных родиной счастливцев, которым благодаря уму и решительности удалось урвать свой скромный кусочек пирога отечественной промышленности, который на рубеже двухтысячных весил, по рассказам отпрыска, что-то около полумиллиарда уж точно не рублей. Отец Сергея, Павел, к этому рубежу, будучи человеком рассудительным и не жадным, – черты, унаследованные и сыном, – уже покинул прямое управление бизнесом и наслаждался плодами своих трудов, за которые его как минимум трижды пытались убить и один раз почти успешно. Он был похож на русского купца начала двадцатого века: прижимистый, но не жадный, жестокий, но лишь в той мере, в какой этого требовала от него «профессия», чадолюбивый, хотя, вырасти единственный наследник бесхарактерным идиотом, папА переступил бы через молодого Палыча не поморщившись. В жизни этого мини-Третьякова наших дней достаточно уже было эмоций, а потому он удалился на заслуженный покой, развлекая себя подстриганием газона перед домом размером с приличное шато и уделяя изрядное количество времени самой что ни на есть прикладной благотворительности: помогал детским домам, больницам, сам проверял, ездил, радел о деле. И пусть бы даже двигала им при этом мысль о вечном и о том, что неплохо бы подстраховаться на ниве благих дел, но покинутым детям и больным было глубочайшим образом начхать на мотивы дающего – важно было то, что он давал.
В декабре 2003-го он, однако, попал под волну лёгкого передела собственности, затеянного командой нового столпа демократии в России, провозгласившего лозунг «пора делиться». Строптивых, вроде Ходора, лишали имущества и свободы, тех, что были на виду и в первой тридцатке, малость только пощипали, взяв обязательство не лезть в политику, обещая в этом случае поддержку, зато середняк, который был в тени и никак не тянул на показатель инвестиционной привлекательности страны, прижали посерьёзней уже верные псы государевы – не всеми же президенту заниматься лично. И вот именно в последнем факте и затаился подвох, ибо сам властитель всё-таки, люби его или нет, но, надо признаться, был личностью до некоторой степени масштабной, и, в целом, пока ещё не испорченный, разумный Цезарь не сходил с ума в агониях собственного всевластия, тогда как его окружение, набранное по предсказуемому, но не всегда оправданному принципу «знал-доверяю-свой», требовало к себе прямо-таки раболепного отношения. Любой предприниматель в любой стране всегда готов к смене правил игры и, если понадобится, отдаст часть, как говорил г-н Бендер, чтобы сохранить целое, но не всякий человек, сделавший себя сам и рисковавший при этом жизнью, сможет поднять лапки и лечь под бездарного выдвиженца, которому к тому же придется регулярно вылизывать зад.
Подставляя свои уши потокам нежно ласкающей лести, Михаил медленно, растягивая удовольствие, потягивал виски из бокала, и не успел он даже посетовать на его пустоту, как неожиданно расторопная Инна с грациозностью кошки забрала его, легко и будто случайно коснувшись его ладони, чтобы затем вложить ему в руку новый, завершив операцию нежной, почти не фальшивой улыбкой.
Столь горячо обхаживаемый клиент на мгновение почувствовал любимое ощущение расплывающихся контуров реальности, которое до этого момента появлялось у него лишь благодаря многократно превышающей сегодняшнюю дозе алкоголя, но так приятно и, главное, уместно было это сочетание искреннего мужского интереса и женской, хотя и наигранной, но всё же симпатии, что он ненадолго позволил себе «поплыть» – то есть поддаться немного и затем последовать за слегка раздвигающимся границами действительности и, ухватившись за последний обрывок разговора, почти ласково и, всё ещё находясь в приятном полугипнозе, с лёгким официозом ответил:
– Мысль покинуть преждевременно сиё замечательное собрание мне очень даже импонирует. Не пугайтесь, милая Инна, это не от слова импотенция, хотя, не исключаю, что этот факт нисколько бы Вас не расстроил. Я не очень люблю пафосные московские заведения, но в компании успешного богатого бизнесмена мне, полагаю, будет вполне комфортно.
– И в компании красивой спутницы тоже. Вы не против, Сергей Павлович?
Сергея Павловича передёрнуло от игривого тона его сотрудницы, и больше всего он хотел сейчас послать её за новым стулом или ещё куда подальше, но если второй вопрос и был адресован ему, то первый, основной, предназначался всё-таки Михаилу, и, так или иначе, но приходилось несколько поддаться ситуации. Он терпеть не мог, когда что-то шло не по его, и даже часто бывало, что мгновенно охладевал к тому, чем ещё секунду назад страстно болел, лишь только одна мелочь вставала поперёк, но сейчас почему-то покорился происходящему и даже готов был смириться с компанией этой дуры, лишь бы только его новый знакомый не «соскочил», испортив ему весёлый вечер. К тому же, утешал он себя, ничто так не помогает раскрыться полностью натуре мужчины, как хорошая женщина в сочетании с хорошим пойлом, так что вечер обещал быть занимательным, и он примирительно ответил, передавая эстафету решения своему в некотором роде партнёру:
