Если в начале их знакомства во взгляде Инны лишь мельком проскальзывало недоумение, то теперь оно уверенно и, судя по всему, надолго прямо-таки отпечаталось на её лице, придав ему, и без того не слишком щедро наделённому отблесками мысли, вовсе слегка глуповатое выражение, что однако сделало её ещё более обольстительной, так что пьяно пошатывающегося рядом философа спас от стрелы похотливого амура лишь эстрoген, успевший благодаря обильному возлиянию захватить власть в его организме. Он понял, как это на самом деле прекрасно – наслаждаться совершенной красотой женщины без примесей похотливого волнения. Сейчас на неё смотрел художник, улавливающий все оттенки её привлекательности, гибкие линии стана, большие глаза и чувственный, да какой там чувственный, развратный рот. А ноги, ах, ноги были из тех двух пар, которые имел в виду поэт, известный ценитель и знаток предмета исследования.
Со стороны, впрочем, эти возвышенные размышления выглядели как сеанс рентгеноскопии, когда Михаил медленно сверху вниз проводил раздевающим взглядом по фигуре немного потерявшейся девушки. Насладившись впечатлением, он уже повернулся в сторону манящего комфортом кожаного дивана, когда объект его исследования подал голос, разрушив приятную тихую атмосферу музея изобразительных искусств.
– Вы, мягко говоря, неординарный человек.
Способность составить предложение более чем из трёх слов неприятно поразила Михаила. Он уже было настроился весь вечер радовать себя сексуальной непритязательной спутницей, эдакий вариант перманентно сопровождающего везде стриптиза – было бы воображение, а тут вдруг из её божественных, почти неземных флюидов кристаллизовалась грубая своей очевидностью необходимость ещё и поддерживать разговор, и было бы по меньшей мере самонадеянно, если не сказать нелепо, рассчитывать тут на помощь Сергея, который, очевидно, не поддерживал идею спутницы изначально.
«Умею я, однако, влипнуть», – только и успел он мысленно посетовать, потому как нужно было отвечать испуганной его предшествовавшей тирадой Инне. Михаил собрался, взбодрился, сконцентрировался и произнёс:
– Это да.
Засим последовала глубокомысленная пауза, в течение которой он, натянув на себя, как ему казалось, мину роденовского мыслителя, судорожно придумывал, как и о чём продолжать столь неожиданно вторгшийся в его сознание разговор. «А, впрочем, не пошло бы оно всё», – в который раз за сегодняшний вечер послал он мифическое нечто куда подальше и отпустил тормоза, как будто болтал теперь сам с собой в пустой квартире.
– Вообще я скорее не совсем нормальный, если уж быть откровенным. То есть бояться не надо: кусаться там и лаять не стану, равно как и высказывать, а тем паче выказывать претензии на лавры героя-любовника, но в целом немного да, шибанутый – во многом от потерянности и одиночества, впрочем, больше сознательного, хотя и звучит не очень утешительно.
– Михаил, – произнесла Инна, снова мягкой тёплой ладонью беря его за руку, – Вы не думали, как это обидно для девушки, когда Вы с первых минут знакомства постоянно твердите, что не имеете на неё совершенно никаких видов, – ей стоило изрядного напряжения построить эту фразу, следуя заданной, слегка вычурно литературной стилистике Михаила, и потому, как бы вознаграждая себя за труды, она закончила свою мысль лаконично и просто, но вместе с тем действенно. – И почему бы нам уже не перейти на «ты»?
– Неожиданно, – промямлил он в ответ слегка озадаченно. – Давай перейдём.
– Вот и славно, и постарайся уже расслабиться.
– Да я и так уже чересчур, по-моему, расслаблен; надо бы полчаса-час попить кофе, чтобы раньше времени с дистанции не сойти.
– Я имею в виду относительно меня: всё время чувствую какое-то твоё напряжение, я же не съем тебя, в конце концов, разве что слегка надкушу.
Сколько раз Михаил обещал себе никогда не поддаваться женскому обаянию и тем более коварству, но пока стоит мир, умело пущенный укол красотки бьёт по несчастным мужчинам сильнее удара профессионального боксёра. Это было откровенно фальшиво и неприкрыто грубо, но это было хорошо. Усмехнувшись про себя, как быстро рухнула его неприступная цитадель истиной мужественности от одного взмаха руки этого чертовски обольстительного неприятеля, он уже готов был плюнуть на всё и сдать гарнизон на милость захватчику, который, совершенно очевидно, не станет утруждать себя пленением вражеской армии, но равнодушно пройдёт мимо, толком и не прочувствовав удовольствие от столь молниеносной победы, как вдруг мощный контрудар будто вихрем смёл самонадеянных победителей с их позиций, разметал и рассеял по полю сражения, заставляя в панике бежать от одного вида наступающих войск.
Улыбающийся Сергей вышел из спустившегося лифта и приближался к ним пружинящей уверенной походкой, излучая прекрасное настроение и одним только видом утверждая простую парадигму сегодняшнего вечера: «Всё прекрасно, а будет ещё лучше, так что за мной, господа». Оба они как-то инстинктивно сжались при приближении этого слишком явного хозяина жизни, хотя одна из них была заслужившей сегодня лишь всяческой похвалы сотрудницей, а другой и вовсе желанным, но пока ещё сугубо потенциальным клиентом. Тем не менее, они безропотно отдались в его сильные руки, прервав разговор и только что не синхронно, как по команде, повернувшись к нему. Сергей встал между ними на своё как будто бы законное место и, как ни удивительно, но оно действительно стало казаться таковым, лишь только он его занял. Это магия по-настоящему уверенных в себе людей: всё, что ими ни делается, кажется податливым окружающим уместно и хорошо.
Очутившись по центру, он взял обоих спутников под руки и, воскликнув: «Вперёд же, к новым вершинам», потянул их к выходу. Михаилу показалось, что откажи сейчас его ноги, хотя бы и вследствие самой невинной причины в виде изрядного количества выпитого, Сергей с той же непоколебимой уверенностью потащил бы его волоком. Пока они шли к машине, трезвеющий мозг ведомого с поразительной отчётливостью и, надо признать, впервые за всю сознательную жизнь шаг за шагом сознавал, что ему мало того, что не претит играть навязанную ему роль; более того, он впервые в жизни готов был добровольно и со странным удовольствием поддаться чужой воле, превратиться в овоща, который совершенно не владеет ситуацией и тащится вместе со всеми в это неведомое прекрасное далёко, где будет обязательно весело, как в одноимённой песне. Именно поэтому этот вечер надолго и в подробностях остался в его воспоминаниях, и, несмотря на очевидную незначительность происходящего, каждое мгновение прямо-таки врезалось в сознание. Он не был избалован общением с сильными людьми: в быту его окружали посредственные бывшие одноклассники и однокурсники, для которых его молниеносная по их меркам карьера была верхом мечтаний, в то же время работа представляла собой оазис медленного ступенчатого карьеризма, больше похожий на прокачивание героя в онлайн-игре, и потому была бедна действительно яркими личностями, убивая самые зачатки непосредственности вне узких рамок корпоративной этики, а уж одинокие алкогольные возлияния и того меньше способствовали расширению круга знакомств.
«Наверное, я купился на самую жалкую мишуру внешнего лоска нашей проклятой золотой молодёжи», – думал он, озлобляясь, но так и не смог найти ответ на вопрос, за что он их проклинает, потому что – чем же виноват человек, если ему дано всё по праву рождения, и этот баловень судьбы проводит жизнь, полируя собственную личность, вместо того, чтобы прозябать в офисе.
За этим непродолжительным внутренним выпадом против голубой крови последовала открытая дверь недешёвого авто, и задумавшийся Михаил, изменив своим манерам джентльмена, пролез на заднее сиденье, чтобы через секунду почувствовать по правую руку присутствие своего главного сегодняшнего раздражителя, чьё и без того короткое платье ещё больше задралось от погружения в мягкое податливое кресло, и вид стройных ног, оканчивавшихся едва прикрытой возбуждающей тканью белья, вывел его из задумчивости. Михаил не обратил внимание ни на своё продолжительное, в общем, молчание, ни на многозначительные взгляды, которыми иногда обменивались по его поводу Сергей с Инной, впрочем, не нарушая его мысленный покой. Но одно оцепенение сменилось другим, и теперь он по выработавшейся уже за сегодняшний вечер привычке сосредоточенно и нескромно уставился на, так сказать, нижнюю часть своей дамы, несколько забывая про то, что выше. После нескольких брошенных удивлённо-оскорблённых взглядов она повела плечами, немного поёрзала, громко вздохнула, а когда всё это не произвело ровным счётом никакого эффекта, не считая искреннего смеха Сергея, взяла Михаила нежно рукой за подбородок и направила его взгляд туда, куда и полагается смотреть порядочному мужчине – в глаза, хотя бы даже и все помыслы его были о другом. Джентльмен не противился и совершенно таким же образом начал рассматривать очутившееся напротив лицо, благо природа наделила его владелицу правильными до картинности чертами: большие, глубоко сидящие глаза, тонкий выразительный нос, нежные губы и чуть выступающий вперёд подбородок всецело поглотили его внимание, так что уже не оставалось места для какой-либо даже и не очень светской беседы.