Наклонившись, она увидела смартфон Стаси. Экран треснул, как будто на него наступили каблуком; фальшивые бриллианты, украшающие чехол, сверкали на солнце, словно капли слез.

В этот момент Вика окончательно поняла, что Стаси больше нет. Она взяла брошенный, ставший ненужным хозяйке телефон, и хотела уже крикнуть, сообщить о своей находке, как вдруг что-то будто бы взорвалось в ее голове, и она услышала вкрадчивый голос, ласковый и вместе с тем алчный:

– Почему не пришла за мной прошлой ночью? Приходи сегодня! Мы любим гостей!

Вика выронила телефон и завертелась на месте, пытаясь понять, откуда доносится голос Стаси, пока не осознала, что он звучит лишь в ее голове.

Ощущение невидимого присутствия было таким отчетливым, что Вика была готова поклясться: ей не почудилось. Стася, которая приехала в мертвую деревню вчера поздно вечером, все еще здесь. И Даня – тоже. И другие люди, попавшие сюда и нашедшие тут свою гибель.

Вместо жизни – ее отвратительное подобие.

Вместо смерти и покоя – вечный голод и ненависть мертвых к живым.

Вика резко развернулась и побежала прочь отсюда, к мужчинам, которые все еще стояли, разговаривая о чем-то.

Бежать было трудно: так обычно бежишь в ночном кошмаре, когда кажется, что ноги утопают в чем-то вязком, колени подгибаются.

Кусты, словно цепкие пальцы, хватали девушку за ноги, хлестали по коленям, будто плетка. Жухлая трава обвивалась вокруг лодыжек. Это место пыталось остановить ее, удержать до тех пор, пока не наступит ночь!

Было светло, но Вике казалось, что тьма сгущается вокруг нее. В голове помутилось от страха: фигуры Ромы, Макса и его отца вдруг стали отдаляться, вместо того, чтобы приближаться…

Вика споткнулась и с воплем полетела на землю.

Очнулась на руках у Ромы. Перепуганный, он держал ее голову на коленях, сидя прямо на земле.

– Вичка! Ну, ты даешь! Напугала! – Он поцеловал ее. – Все хорошо?

– Что случилось? – спросила она, вспомнив, как бежала к ним по пустырю и все не могла добежать. Голос Стаси еще звучал в голове – теперь уже тихим эхом.

– Мы все стояли, разговаривали. Дядя Валера в полицию позвонил, у него там знакомые. Они уже едут. – Рома погладил девушку по щеке. – А ты стояла-стояла, да вдруг как закричишь – и свалилась. Еле-еле успел тебя подхватить.

– То есть я не ходила туда? – Вика повела глазами в сторону мертвой деревни.

Рома недоуменно посмотрел на нее.

– Туда? Зачем? Я бы и не пустил тебя.

– Но ведь… – Вика осеклась и прикусила губу.

– «Скорую» вызвать? – озабоченно спросил Рома.

Послышался шум подъезжающей машины.

– Не нужно никакой «скорой». Поехали отсюда скорее.

Рома помог Вике подняться. Люди в форме направлялись в их сторону, и он сказал, что уехать сразу нельзя, нужно рассказать обо всем, что они знают. Ведь, наверное, будет следствие.

Да, наверное, мысленно согласилась Вика. Следствие будет, хотя оно ничего и не даст. И она, Вика, расскажет, что случилось вчера. Но это будет последний раз, когда она заговорит об этом. А больше никогда, ни за что не станет вспоминать о произошедшем.

И о Ягодном не вспомнит, и о мертвой деревне.

И про Даню со Стасей вспоминать не будет, чтобы ненароком не вызвать их из той тьмы, в которой они теперь обитают.

Квартира в пятиэтажном доме, где им с мамой теперь предстояло жить, Лёне не понравилась сразу, с первого взгляда. Он и сам не мог сказать, чем именно, не понравилась и все тут.

Мама ходила по квартире за риелтором, худой женщиной с рыжими волосами, заглядывала во все углы, поджимала губы и покачивала головой – хотела казаться спокойной и равнодушной. Но Лёня знал, что на самом деле она очень хочет снять эту квартиру: из прежней пришлось срочно съехать.

– До работы отсюда близко, автобусная остановка в двух шагах, – говорила мама, когда они полчаса назад шли к этому дому. – Школа в соседнем дворе, все магазины под боком. Очень удобно! А вдобавок цена! За «двушку» просят на две тысячи меньше, чем я видела за однокомнатную! «Хрущевка», конечно, но ничего страшного, и в них люди живут!

– Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, – сказал Лёня, вспомнив пословицу, которую они проходили в школе.

Мама рассмеялась и потрепала его по волосам:

– Надо же, какие мы умные! И не бесплатно это, просто очень выгодно. Как я поняла, хозяевам надо сдать быстро, на долгий срок, порядочным людям. А мы же с тобой как раз такие, верно? Порядочные! Ладно, посмотрим. Может, там окна на мусорку. Или квартира на самом деле «убитая».

Теперь мама делала вид, что приглядывается, сомневается (может, надеялась еще цену сбавить?), но сама уже все решила. Квартира, если честно, и вправду казалась идеальной: и мебель почти новая, и чистота кругом, и окна выходят во двор, и тишина, и этаж четвертый – не высоко и не низко.

Но Лёне было здесь не по себе. Он подумал немного и понял, на что похоже его ощущение. В школе, где он до этого учился, был один мальчик, Кирилл. Он постоянно всех задирал, вечно норовил подраться. А Лёне и вовсе проходу не давал. Один раз услышал случайно, как бабушка (тогда она как раз приехала к ним погостить из своей Анапы) назвала его «Лёночкой». Он сто раз говорил бабуле, чтобы она никогда его так не звала, но та вечно забывала.

И все, с той поры этот Кирилл, стоило ему Лёню увидеть, начинал, как заведенный: «Посмотрите, кто тут у нас! Что это за девочка? А, это же Лее-е-еночка!»

Лёня старался избегать Кирилла. Всякий раз при его приближении чувствовал, что волосы на затылке будто бы приподнимаются, а по спине пробегает холодок. Неприятное, какое-то скользкое чувство.

И здесь, в этой квартире, Лёне тоже казалось, что за ним кто-то наблюдает и вот-вот выскочит из-за угла, набросится, обидит. Он понимал, что в квартире нет никого, кроме них с мамой и рыжей риелторши, но не мог отделаться от этого чувства.

– Думаю, нам подходит, – сказала мама, вдоволь нагулявшись и насмотревшись. – Да, Лёнька?

– Мама, а кто тут раньше жил? – выпалил Лёня. – Чья эта квартира?

Мама посмотрела сначала на сына, потом на риелторшу. Она, похоже, удивилась его вопросу, но все же поддержала:

– Да, правда – кто?

Женщина, как показалось Лёне, немного смутилась, но длилось это замешательство долю секунды, а после накрашенные оранжевой помадой тонкие губы разошлись в лисьей улыбке, и она проговорила:

– Хозяева живут в другом городе, потому и сдают квартиру через наше агентство. А до вас тут жила семья. Потом они купили квартиру и уехали.

Мама обернулась к Лёне:

– Доволен, Шерлок Холмс?

Лёня не был уверен, что знает, кто такой этот Шерлок, но на всякий случай кивнул. Хотя доволен не был.

Они переехали уже на следующий день.

– Смотри-ка, у тебя теперь будет своя собственная комната! – радостно проговорила мама. – А еще риелтор сказала, что если нам тут понравится и будет возможность купить, то можно будет договориться с хозяевами о скидке. Если на работе все будет хорошо, я постараюсь оформить ипотеку.

Мама обняла Лёню и прижала к себе. Так они стояли некоторое время, и Лёня точно знал, о чем она думает, потому что и сам думал о том же самом.

О том, как им жилось втроем, с папой. Папы больше нет: он попал в аварию, когда Лёня только-только пошел в первый класс, и теперь они с мамой жили одни.

Первая неделя на новом месте прошла хорошо. Лёня даже забыл о своих страхах: квартира ничем не отличалась от той, где они жили прежде. И даже от той, где они жили с папой, пока бабушка – папина мама, которая всегда терпеть не могла Лёнину маму, не велела им съехать, потому что квартира была, на самом деле, ее, а вовсе не их.

Мама устроила в их новом доме все по своему вкусу: разложила вещи по шкафам, переставила местами тумбочку и кресло в большой комнате, постелила коврик в ванной. А еще купила Лёне письменный стол, который поставили в его комнате. Прежде на этом месте стояло древнее черное пианино, и риелтор сказала, что можно его продать или подарить, чтобы освободить место для стола. Хозяева не против. Им оно без надобности.