– Ты с ума сошла!
– Не кричи. Ни кто не должен знать. Тебе деньги нужны? Он заплатит. У него есть. Я видела.
– Да разве в деньгах дело! Это ж дело подсудное.
– Да ты что, тетя Рая. Я же его уже притащила туда, раненного.
– Как притащила?
– Да его с поезда выбросили или сам выбросился. Не знаю. Я его привезла туда на моторе. Ну, давай, собирайся. Он там без сознания. Горит весь.
– Черт тебя подери! Ремня на тебя нет!
Но все же пошла собираться. Моя тетя Рая – врач. Точнее хирург-травматолог в больнице скорой помощи. И дома у нее всегда есть комплект всего необходимого.
Пока собиралась, успела нацарапать на двух бумажках рецепт. Поставила размазано свою печать.
– На, беги пока в аптеку, купи вот эти препараты. Это купишь в аптеке за углом, а за этими беги к универсаму.
Побежала. Слава богу, аптеки круглосуточные.
Обратно поехали на моторе. Всю дорогу напряженно молчали. С замиранием сердца вошли в дом. Мужик до сих пор был без сознания. Рубашка вся в крови. Тетя Рая в очередной раз показала мне кулак и принялась за дело.
Никогда не слышала, чтобы тетя Рая умела так красочно ругаться матом. Думаю, не то что я, даже бывалый грузчик покраснел бы от ее слов. Столько правды о себе и в таких выражениях, я никогда не слышала.
Но дело она свое знала хорошо, а я была на подсобках. Правда иногда все бросала и выбегала во двор подышать свежим воздухом, ибо тошнило меня уже от запаха крови и страха.
Пулю, тетя Рая вытащила и положила на тарелку. И лежит такой неказистый кусочек свинца в сгустке крови на тарелочке в цветочек – убийца жизни.
– Если в эти сутки не умрет, значит, будет жить, – устало сказала тетя Рая.
– Тетечка, ты только не оставляй меня сейчас одну, – взмолилась я.
– Вечером приеду на последнем автобусе. По другому не могу. Работать надо.
– А я? Что делать мне?
– А что ты? – сурово взглянула на меня тетя Рая, – назвалась груздем, полезай в кузов. Будешь сидеть и молиться. Сделаешь вот эти два укола. Начнет гореть, протирай его мокрым полотенцем. Печку затопи. Холодно. Не лето чай. Поскреби там в шкафах, может найдешь чего съестного. Не подумали мы с тобой утром про еду. Ни чего потерпишь. Здоровая корова. А ему пока нельзя. Вечером привезу поесть. Денег давай. Дома нет ни гроша. Витька опять пьет, зараза. Вчера Ваське джинсы купила. Носить то надо что-то сыну. Не хуже других чтобы был.
Взяла из кармана куртки мужика пачку денег.
– Бери сколько надо. Думаю, он не откажет.
– Да мне много и не надо, на лекарства опять таки, да вам на еду. Завтра зарплата. Чужого мне не надо.
– Тетя Рая, зайди ко мне в общежитие. Скажи девчонкам, что я заболела.
– Сделаю. Эх, дура несчастная! – пригрозила мне тетя Рая.
– Дурра, – согласилась я, – но ты мировая тетя и все равно поможешь.
– Помогу. А ты, давай, начинай молиться. Поехала я.
Мужик провалялся в беспамятстве больше суток. Тетя Рая приезжала, обрабатывала ему рану. Колола какие то уколы. Вздыхала горестно и ругалась матом. Я молилась.
Мужик не скончался. Однажды сразу после ухода тети Раи открыл глаза. Долго смотрел в потолок. Потом его взгляд сфокусировался на мне.
– Ты кто?
– Маша.
Опять замолчал.
– Это ты, та девочка…
Что он хотел сказать?
– Я.
– Я где?
– В деревне. Степашино. 35 километров от города.
– От какого города?
– N-ск.
– Какого хрена?
– Что?
Опять уставился на меня.
– Так вы же выпрыгнули с поезда трое суток назад.
– Сколько?
– Трое суток.
– Хочешь сказать, я тут лежу уже трое суток?
Начал приподниматься, не смог. Весь поморщился от боли.
– Нельзя вставать. Тетя Рая запретила.
– Это еще кто такая?
– Это моя тетя. Она хирург. Тетя Рая вам пулю вытащила. Показала я ему чисто вымытую пулю на тарелочке.
– В милицию не звонили?
– Нет.
– Аха.
И опять закрыл глаза. Смотрю – заснул. Беда с этими мужиками.
Утром, еле проснулась. Впервые за это время поспала спокойно. Но на деревянной лавке спать неудобно. Все тело болит. Села, потянулась, кажется, услышала при этом даже хруст своих костей.
– Привет.
Мужик проснулся.
– Привет, – тоже стала на него смотреть. Насмотрелась, к щекам прилила кровь.
– Пойду, печку затоплю.
– Подожди. Может, сначала познакомимся? Вадим, я.
Жарко мне под его взглядом, неуютно. Он такой… Интересный. Лет тридцати, взгляд, черных глаз внимательный, изучающий, жесткие губы, темная щетина, морщинки на переносице. Красивый.
– Чего молчишь? Как тебя зовут?
– Маша.
– Маша с уралмаша. Не помню ничего, – улыбнулся слегка. – Ну ладно, давай топи печь, корми мужика. Еще аптечку принеси мне. Рану посмотрю.
Легко сказать, корми мужика. Да еще, какого-то, залетного. Да еще такого… такого… Лежит, командует. Ишь.
Печь затопила. Поставила в старом чугуне мясо с картошкой в печь.
Вкусно получилось. Вадиму понравилось.
– Ишь ты, печку умеешь топить. Ты что деревенская?
– Можно и так сказать, – буркнула я.
– Маша, тебе сколько лет?
– Э-э… Девятнадцать. А что?
– Да нет, ничего.
– Обычно, парни в этот момент говорят, что я красивая, – ляпнула я.
– Ха – усмехнулся, он. – Красивой тебя не назовешь. Так, хорошенькая. Но что-то в тебе есть, такое. Лицо интересное, породистое. Такие лица не забываются. Волосы шикарные.
Я была удивлена. Вроде бы, он меня обидел. Но с другой стороны, мне, почему-то, были приятны его слова.
– Маша. Спасибо, что помогла мне. Но боюсь, что мне нужна будет твоя помощь и дальше. Поможешь?
Странный вопрос. Я уже влезла в эту помощь по самое не хочу.
Что я могла ему ответить? Сказать нет, подыхай в этом доме с огнестрельным ранением? У меня свои дела, своя жизнь. А тебя я знать не знаю. Может ты бандит с большой дороги. Конечно, все эти мысли пронеслись в моей голове. Но, хоть мне и было страшно, я согласилась помочь ему. Как там у любимого писателя всех романтических натур – Антуана де Сент Экзюпери? «Мы в ответе за тех, кого приручили»?
Как бы не вышло это мне боком.
– Послушай меня внимательно. Тебе нужно съездить в город. Приедешь на телеграф, закажешь два междугородних звонка. Один в Питер, второй в Москву. Но именно в таком порядке. Сначала в Питер. Вот номера. Когда соединят, скажешь: «Пришлите ветеринара к хромой собаке через 35 минут». Поняла?
– Да, – хотя, если честно, я ничего не поняла.
– То же самое повторишь Москве. Сказала, повесила трубку и ушла. Бумажку с номерами порви и выкини. Купи продукты. Обо мне никому не говори. Постарайся купить мне одежду. Автобус сюда ходит?
– Идет мимо. Останавливается.
– А ты учишься?
– Учусь. В институте. Первый курс.
– Возьми больничный. Езди на автобусе. Машину больше не лови. Подруги есть?
– Есть.
– Подругам тоже ничего не рассказывай. Поняла?
– Поняла.
– Умница, девочка. Езжай, – завалился на спину, закрыл глаза. Дышит тяжело. Весь побледнел.
– Эй, ты как?
– Нормально. Езжай.
Дрожащими руками, взяла из его куртки деньги и убежала, осторожно прикрыв за собой дверь.
Сначала заехала на телеграф. В Питере ответил женский голос, в Москве – мужской. Сказала все, как он велел. Даже смешно было. Игра в шпионов. Только бумажку не выбросила. Вдруг пригодиться. Заехала в общежитие. Девчонки были в институте. Объяснять никому ничего не пришлось. Переодевшись, захватила смену одежды и ушла. Бумажку с телефонами спрятала в лекционную тетрадь. У меня таких штук тридцать. И в каждой какие то записки. Это, к тому, если захочет кто то поискать. Потом поехала к тете Рае. Обрадовала ее, посоветовалась с ней. Купила необходимые лекарства, продукты, водку (тетя посоветовала), поехала обратно в Степашино.
Пока шла по улице, встретила дядю Колю. Он, еле стоявший на ногах, тем не менее, сразу узнал меня и решил помочь донести мои две тяжелейшие сумки. На мои попытки пресечь его инициативу не реагировал и практически уже вырывал из моих рук одну из сумок.