Когда глаза привыкли к кромешной темноте, я опасливо нащупала лестницу и поднялась на этаж повыше, решив посмотреть в окно.

Машина стояла на том же месте.

Только я успела отпрянуть от окна, как услышала тихий скрип открывающейся входной двери.

– Маша! – услышала я голос Максима, – хватит ребячества. Опасно находиться ночью одной в грязном незнакомом подъезде. Выходи, я довезу тебя до дома.

Краска стыда залила мне лицо. Опять, я оказалась в глупом положении. Как он догадался.

Я тихо спустилась. Не глядя на него, прошла мимо, открыла дверь и направилась к машине.

Помогая мне сесть в машину, Максим прошептал:

– Если не хочешь идти домой, мы можем покататься по городу.

Я вздрогнула от неожиданности.

– Нет.

Молча доехали до моего дома.

– До свидания.

– До завтра, Маша.

Я постояла немного, провожая машину взглядом. Потом подняла голову и посмотрела на свои окна. Свет в них не горел.

«Слава Богу».

Тихо зашла в квартиру, не зажигая свет, скинула туфли и на цыпочках направилась в свою комнату. В моей комнате, в темноте сидел Тимур. Я даже вскрикнула от неожиданности. Дело в том, что он избегал заходить сюда, давая понять, что не признает меня членом семьи.

Сердце мое наполнилось радостью и нежностью к нему и… как ни странно, болью.

– Тимур…

– Ничего не говори. Посиди со мной.

Подошла и села на свою кровать. Он молчал, и я молчала.

– Ты пила вино.

Это было обвинение или просто констатация факта? Я не поняла, так была удивлена его поведением.

–Да. Немного.

– Я знаю. Ты никогда не позволяешь себе лишнего. Почему ты со мной, Маша?

– Потому что…

– Почему? – злость и боль раненного зверя слышались в его голосе.

Людиииииии! Вы не представляете как мне было тяжело ответить на его вопрос. Что двигало мной? Любовь? В последние годы я только и твердила себе, что да, я люблю Тимура, поэтому я с ним. Но сегодняшний день заставил меня усомниться в этом. Чувство вины? За что? Разве я была виновата за изуродованную на войне жизнь Тимура? Но я чувствовала себя виноватой. Уже давно я взяла ответственность за дальнейшую жизнь Тимура на себя и сейчас не могла отступить.

– Потому что, люблю.

Он усмехнулся.

– Докажи мне это.

– Как еще я должна доказать тебе свою любовь?

– Ты же считаешь меня своим мужем, не так ли?

– Да.

– А как доказывают жены свою любовь мужьям?

«Боже. Они что, все с ума что ли по сходили сегодня?»

– Хорошо. Как ты себе это представляешь?

– Я решу как, а пока начнем.

Кадык мой судорожно дернулся. Я не ожидала от него этого. Но как говориться, назвалась груздем…

Я начала раздеваться. Тимур включил ночник.

Я говорила себе: «Так надо. Этим ты докажешь ему свою любовь». Но я чувствовала себя покорной овцой идущей на резню. И все равно шла.

Разделась и встала перед ним.

– Ложись на кровать.

Я легла.

Он так же нервничал, как и я. Его рука дрожала, когда коснулась моей груди. Он сжал ее и… заплакал. Я кинулась к нему, обняла, прижала его голову к своей груди.

– Миленький мой, любимый. Я твоя, слышишь? Я твоя жена. И я буду любить тебя. Не плачь, пожалуйста, солнышко. Миленький мой, хочешь, я буду целовать тебя везде, где ты захочешь? Я дарю тебе свое тело. Я буду доставлять тебе наслаждение, как только ты позовешь меня. Мы сможем. Поверь мне.

Я шептала ему и шептала. Взяла его руки в свои и проводила по своему телу.

– Ты не обманываешь меня?

– Никогда! Не обманывала, не обманываю, и не буду обманывать.

– И ты всегда скажешь мне правду, какой бы она не была?

– Всегда.

– Люби меня, пожалуйста. Ты нужна мне.

Я помогла ему лечь в мою кровать.

* * *

По моим ногам что-то ползало, я старалась отбросить неведомое мне существо. Начала просыпаться и в одно мгновение поняла, что это вовсе не страшное существо из снов, и не насекомое, это руки, человеческие руки. Оцепенев, я лежала, боясь открыть глаза, подавляя подступающую тошноту. А руки гладили мои ноги, дрожали, поднимаясь, все выше. Готовая закричать, я открыла глаза и тут же потная ладонь зажала мой рот. Я начала задыхаться, укусила его за ладонь, закричала… и проснулась. Во все глаза глядела в темноту, старалась понять сон это или явь. Мои воспоминания, которые я изгоняла днем, проникали в сознание в снах.

Он был почти старик, толстый, лысый и вечно потный. Он все время облизывал свои губы, отчего мне всегда становилось противно находиться рядом с ним. Некоторые девчонки шептались, что он может помочь им не ходить на физкультуру, а то и пару недель поплевать в потолок в городской поликлинике. Тогда я поняла, какой ценой доставались им эти справки, конфеты, маленькие женские безделушки, о которых так мечтают подрастающие молодые девушки.

– Ах, ты сучка, шкодница! Молчи маленькая дрянь. Ну что ты, что ты, моя красавица, я не сделаю тебе ничего плохого. Что хочет моя малышка, шоколадку, помадку? Ты только скажи.

Он весь дрожал и задыхался, то грозился, то пытался быть ласковым. Старался удержать меня, бил по щекам. А я, двенадцатилетняя, маленькая, беззащитная девочка дралась с ним, захлебываясь в слезах.

В какой-то момент, я начала понимать, что это сон. Что это во сне явились ко мне страшные воспоминания. Продолжая еще пребывать во сне, я заставляла себя проснуться. Дергалась. Щипала себя, била по щекам. Проснулась.

Лицо залито слезами, горькими и злыми. Я отгоняла воспоминания прочь, ведь меня прежней уже не существовало. Они не имели права тревожить меня. Прочь! Прочь из головы неприятный сон. Я не позволю себя сломать!

Я сильная взрослая женщина. Я дышу полной грудью. У меня все есть: дом, работа, семья, любимый      мужчина. Все!! Ногти мои вонзались в ладонь, пока я сжимала кулаки, заставляя себя встряхнуться и поверить во все это.

Тимур спал. У меня скрежетали зубы. Я убежала в ванную. Посмотрела на себя в зеркало. К горлу подступала тошнота. Мне хотелось, что бы меня вывернуло и все прошло. Но не получалось.

Смотрела и называла себя чудовищем. Проклинала и жалела себя одновременно.

«Почему?» – спрашивала я себя. А отвечать не хотела.

«Все уже давно решено».

«Все, вопрос закрыт».

После прохладного душа, голова прояснилась, и я вышла из ванной с улыбкой.

Заглянула к себе в комнату, Тимур спал, блаженно улыбаясь во сне, обнимая вместо меня подушку. Даже то немногое, что мы смогли вчера, сделало его счастливым.

На кухне за столом меня ждала Валентина Михайловна. Вы не поверите, она вся лучилась счастьем. Она приготовила для меня завтрак и все пыталась заглянуть мне в глаза. Мне было неловко, и я старательно отводила взгляд.

– Маша!

Мне пришлось посмотреть на нее прямо.

Ее глаза смотрели на меня с благодарностью и были слегка влажными от слез.

– Спасибо тебе, доченька.

Столько любви было в этих словах.

«Я не заслужила этого».

– Валентина Михайловна…

– Не надо, Маша. Ничего не говори. Ты и не должна ничего объяснять. Я все понимаю, доченька. Я сама женщина. Поэтому, готова встать перед тобой на колени и просить тебя.

– Что вы говорите, Валентина Михайловна?

Валентина Михайловна встала со стула, и я увидела, что она на самом деле хочет опуститься на колени. Я кинулась к ней, останавливая ее.

– Валентина Михайловна, прошу Вас, не делайте этого. Не унижайте ни себя, ни меня.

– Доченька. Я очень благодарна тебе за все, что ты делаешь, и сделала этой ночью.

Краска стыда бросилась мне в лицо. Я не хотела обсуждать это с ней.

Я усадила ее, плачущую, за стол, обняла и гладила по спине, стараясь успокоить.

– Тише, Валентина Михайловна, Тимур услышит.

– Доченька, Машенька. Я так тебе благодарна. Пожалуйста, только не покидай его теперь.

Сердце мое сжалось от боли. В голове застучал молоток. Верно, говорят, сердце матери – вещун.