На его животе и груди виднелись рваные шрамы — они выглядели старыми, но незнакомыми для неё.

И у него было намного больше татуировок — на руках полностью набиты рукава, бо́льшая часть груди забита, все татуировки сложные и цветные. Когда он отвернулся от неё, она увидела слово «Банда», выбитое на плечах тяжелыми черными буквами. Когда она знала его, у него была выбита только кандзи (Прим. японский иероглиф) — «сила» — поверх его сердца, а после того как он заработал свой патч, на левом бицепсе появился изгибающийся чёрно-белый скорпион. Она не увидела этих татуировок вчера ночью. Скорей всего, он перекрыл скорпиона, но то, что и иероглифа силы теперь не стало, заставляло её грустить.

Она улыбнулась его красивому мальчику.

— Ну, привет, мистер.

Биби повернулась.

— Утро доброе, милая. Это Такер. Так скажи: привет мисс Фейт.

Такер просто смотрел, его язык всё ещё был высунут, на нём балансировало зернышко хлопьев.

— Так? Ты хороший мальчик?

Он повернулся к Биби, пряча язычок. «Cheerio» прилип к его подбородку. Он кивнул.

— Тогда будь вежливым. Скажи привет мисс Фейт.

— Привет, — прошептал он, и закрыл своё лицо руками. Она сделала то же самое, закрывая своё собственное лицо. Она не знала, почему, но просто почувствовала, что так надо сделать.

И это было правильное решение. Такер широко распахнул свои руки и усмехнулся, его глаза засветились.

— КУ-КУ! — заорал он, а затем захихикал как маленький маньяк.

Проклятье, он действительно восхитителен. Сердце Фейт заболело, и она моргнула, прежде чем то, что ощущалось внутри, защипало в глазах и превратилось во что-то большее.

В этот момент подошла Биби с яичницей-болтуньей, половинкой тоста и половинкой кусочка бекона на небольшой тарелке в форме самолета. Она поставила всё на поднос, прямо на вершину инсталляции из хлопьев, над которой трудился Такер.

— Ты хочешь молоко или сок, Так?

— Моко, пож-та.

— Что за хороший бабушкин мальчик. Вот молоко, — Биби повернулась к Фейт. — Хочешь позавтракать, милая? Свежесваренный кофе, жареный бекон и у меня много яиц.

Фейт подхватила кусок бекона с тарелки и тут же принялась его клевать. Она не думала, что сможет сесть за стол с этой маленькой семьёй и уютно позавтракать.

— Нет, спасибо. Я просто съем это и выпью кофе. Я хочу добраться до больницы к моменту, когда начнутся часы посещения, — затем она задала вопрос, который выжигал ей мозг. — Майкл сейчас подойдёт?

Биби налила чашку кофе для Фейт. Она остановилась и позволила ей повариться в собственном соку в течение секунды, прежде чем ответила.

— Нет, милая. Он рано встал этим утром.

— Избегает меня.

— Много всего вывалилось на него, Фейт. Ты же знаешь, какой он.

Она поставила графин обратно и вручила кружку Фейт.

— Я знаю, каким он был.

— Он такой же, каким и был… на самом деле, он даже хуже. В этом мальчике много тьмы. Он борется с ней, но также есть в нём нежность, даже практически праведность. Но сам он не всегда побеждает. А теперь он действительно знает, какой ущерб может причинить, если потеряет контроль над собой. Мы все знаем. Так что он бежит, прежде чем теряет его. Ты не можешь давить на Демона. Позволь ему прийти за тобой. И тогда посмотрим, что будет.

— Он знает?

 В течение нескольких секунд Биби просто смотрела на неё, даря ей тот оценивающий взгляд, который Фейт слишком хорошо помнила.

— Он не знает ничего из того, что ты сказала, что не хочешь, чтобы он узнал. Это было очень хорошим твоим побуждением. И по-прежнему остаётся. Я думаю, знание о большем он не выдержит. Так что когда ты будешь разговаривать с ним, подумай об этом, прежде чем начнёшь вскрывать старые раны.

Фейт ненавидела этот тон голоса Биби. Тайна, которую они разделяли, не была её виной. Этот ущерб нанесли ей (и Майклу), а Биби говорила так, как будто, так или иначе, виновата была Фейт. Ладно, нахер это.

Она оттолкнула практически полную чашку с кофе через столешницу обратно к Биби и бросила оставшуюся часть бекона, который рвала на кусочки.

— Я собираюсь помыться и поехать в больницу. Могу я воспользоваться одной из ваших ванных?

Биби немного заколебалась, прежде чем ответила:

— Конечно, детка. Ванная напротив комнаты, где ты спала. В шкафу есть новые зубные щетки, дезодорант, шампунь — всё, что может понадобиться. Мы практически как гостиница. Ты вернёшься и остановишься здесь?

Когда она проснулась, то думала, что хочет остаться. Находиться здесь с семьёй и так близко к Майклу. Но теперь, чувствуя боль и желание обороняться (а также учитывая то, что её бросили), хотя это и было глупо, она не была уверена. Она думала, что ей в скором времени необходимо будет вернуться в лофт и собрать кое-какие вещи. Похоже, ей, возможно, потребуется остаться в Мэдроне, по крайней мере, на несколько дней. Она подождёт до того момента, пока не узнает, что будет с её матерью, прежде чем примет это решение.

— Эм, я не знаю. Думаю, что я всё решу после того, как узнаю, что происходит с мамой. И захочет ли она, чтобы я была рядом.

— Захочет, детка. Поверь мне, — Биби сжала ей руку. — Скажи мне, когда решишь что-либо. Я приеду в больницу сегодня днем, пока Так будет на занятиях у логопеда.

— У логопеда? — она посмотрела на симпатичного счастливого маленького мальчика, который клал хлопья сверху яичницы, располагая их аккуратно одно на другом. — Сколько ему?

— Два с половиной, и он только начинает говорить. Он также поздно начал ходить, но справился с этим. У него было неважнецкое начало жизни, так что мы помогаем ему преодолеть этот поворот.

У Фейт было много вопросов об этом маленьком мальчике и обстоятельствах, произошедших с Майклом и Такером, из-за которых им пришлось жить здесь с Биби и Хусиером, но это были вопросы, которые она хотела задать Майклу, а не кому-то ещё.

Она надеялась, что он предоставит ей этот шанс. Ему не нужно сбегать. Ему не нужно больше отступать — больше нет. Возможно, те десять лет ощущались как ничто, но значили очень много — или могли бы, если он сейчас захочет того же, что она, так же, как когда-то требовал, чтобы она хотела.

~oOo~

Когда Фейт приехала спустя несколько минут после начала часов посещений, её мать бодрствовала, но была тревожной (хотя и в здравом уме). Она всё ещё была привязана к кровати, и, тем не менее, было ещё более болезненно видеть её в ремнях, когда её глаза были ясными и смотрели на неё с явным узнаванием.

Сначала она стояла в дверном проёме и просто наблюдала. Её мать смотрела в сторону окна. Дикое, безумное состояние, в котором она находилась вчера вечером, ушло, и она больше не выглядела безумной. Теперь она выглядела, как простая маленькая стареющая, но по-прежнему симпатичная женщина, с которой произошёл несчастный случай. Её сломанная нога подвешена. Медсестра, должно быть, потратила много времени, чтобы расчесать её светлые волосы.

— Мам?

Её мать повернулась на звук её голоса, и Фейт знала наверняка, что она полностью в уме и узнала её. Но не улыбнулась. И она вообще не выразила каких-либо эмоций.

— Где Сера?

Прошло практически десять лет, с тех пор как Фейт последний раз разговаривала со своей матерью, и всё же первым человеком, о котором думала её мать, была сестра Фейт. Но ей плевать. Она уехала не просто так, а по многим причинам. Она даже не любила свою мать. Но это по-прежнему жалило.

— В Японии, мама. Она перевелась. Помнишь?

— Конечно, я помню. Я же не идиотка. Почему она сейчас не здесь?

Потому что карьера для Серы была самой важной вещью в её жизни, и та вообще намного больше не любила их мать, чем Фейт. Сера была очевидной фавориткой Марго, а Фейт всегда не дотягивала до сестры, но быть фаворитом, как выяснила Фейт на своей собственной шкуре, это нести особый вид багажа, и Сера была счастлива отбросить всё это прочь. Существовала причина, из-за которой она поступила в институт на другом краю страны, а также причина, из-за которой она согласилась на работу в международной компании. Фейт даже не знала, планировала ли Сера вообще возвращаться домой.