— Не трогай ее. — резко возразил Деймон, задумавшись всего лишь на миг, и Энзо неоднозначно повел бровями, удивляясь неравнодушному переживанию брюнета, который смог вселить недоумение и в своих друзей.

— Наверное, Елена научила тебя волноваться за других. — с ярко выраженным намеком в коварной колкости своих слов произнес Сент-Джонс и, приосанившись, медлительными и размеренными шагами ушел прочь из огромного дома Майклсонов, сообщая о своем исчезновении шумным гулом быстро уезжающих от ворот дома автомобилей. И Деймон, когда наконец-то потерял громкий звук шин и моторов, поспешил вернуться домой, игнорируя возмущения и вопросы друзей. Конечно, Сальваторе прекрасно понимал их недоумение, испуг, злость к нему самому, что навлек на них слишком много знающего Энзо. Клаус что-то неразборчиво шипел, выругавшись в адрес двух ведущих между собой странную и всё же неравную игру брюнетов, Элайджа выпускал безостановочные вопросы, Кэролайн тихо всхлипывала, вытирая черные от потекшей туши слезы. И под звук этих страхов, испугов, злости, гнева и непонимания Деймон вышел из дома, равнодушно абстрагируясь от трепещущей внутри него личной боязни. Боязни облажаться. Боязни проиграть. Боязни быть испуганным. Сальваторе был не просто удивлен, а ошарашен происходящим, именно из-за этого у него в мыслях летал всего лишь один вопрос «Какого черта?».

Через несколько долгих минут, в которых растворялся здравый разум брюнета, его черный автомобиль уже летел в сторону своего дома, пропитанного тьмой и не меньшим напряжением, еле соприкасаясь с дорогой. Скорость Феррари, изысканной, изящной, красивой и спортивной как ее хозяин, развивалась довольно-таки быстро, преодолевая путь с шумным ревом, и Деймон будто в один миг оказался у кованых ворот. Всё это время он ехал, озадаченно вцепившись в руль, и только иногда мог себе позволить под действием наивной тоски повернуть голову в сторону пустующего соседнего сидения, которое сразу вселяло в мысли парня воспоминания о Елене, когда-то сопровождающей каждую его поездку своим смехом или детским восторгом, с каким она обожала и дикую скорость, и непередаваемый драйв, нарастающий вместе с чувством безопасности, пришедшим с теплым касанием неотвлекающегося от дороги Деймона. Теперь же была лишь пустота и молчание. Реальность и воспоминания. Белая полустертая разметка на сером и мокром от снова налетевшего дождя асфальте криво мелькала перед колесами машины, но парень не замечал этого, потому что лихорадочно старался стереть свои мысли в голове, что у него очень плохо получалось. Вскоре он уже припарковался у темного дома, внутри которого слышались лишь тихие звуки телевизора, в экран которого неотрывно таращился Мейсон.

— Елена… — мягко и едва слышно произнес брюнет, миновав расстояния от входной двери до комнаты шатенки и пройдя строгий контроль Локвуда, что еще в коридоре наградил его изучающим взглядом.

— Только не нужно говорить мне что-нибудь утешающее… — монотонно и тихо сказала Елена, когда Деймон осторожными шагами прошел в ее мелкую комнатку и медленно закрыл за собой дверь. Он оглядел ее хрупкий силуэт, сидевший на кровати, серо-голубым виноватым взглядом, но шатенка резко отвернулась от его красивого лица, чувствуя, что внутри сердце начало сильнее биться, а обида ярче разжигаться.

— Я даже не собирался. — без единого намека на сарказм произнес Деймон, а Елена только тяжело вздохнула и крепче вцепилась хрупкими ладонями в подушку. — Простро иногда мне кажется, что ты страдаешь биполяркой и психолог-мозгоправ тебе ничуть не помогает.

— Ирония в том, что тебе не кажется. И мозгоправ был бы не нужен, если бы рядом со мной не было мозгокрута. — не имея расположение к разговору, неохотно ответила Елена, и Деймон нервозно усмехнулся, прищурив свои льдисто-голубые глаза, которые будто хотели наткнуться хотя бы на крупицу маленькой радости на лице шатенки, но теперь она молчаливо источала равнодушие и раздражающую безэмоциональность.

— И всё-таки нам необходимо поговорить… — с тяжелым вздохом произнес парень и, медленно пройдя к небольшой кровати, сел рядом с девушкой, которая вынуждено поджала под себя ноги и направила полный обидой взгляд на Деймона.

— Да… Но для начала ответь мне. Что со мной не так, Деймон? Почему ты мотаешься со шлюхами, наплевав на меня и на мои чувства? Что? Почему? Неужели это конец?.. Почему… Почему тебе плевать на меня? Деймон… — не сумевшая надолго скрыть свою перешедшую грань терпения обиду и раздраженность, взбесившаяся сложившейся ситуацией Гилберт выкрикнула это прямо в лицо брюнету, но для нее показалось странным и даже тревожным то, что после ее срыва брюнет сохранил адекватное спокойствие и только поджал губы, поддавшись собственной растерянности.

— Мне не наплевать на тебя, Елена… — он окинул ее тревожным, но скорее заботливым взглядом, а девушка театрально закатила глаза и показала нервозную грустную ухмылку. Однако, как бы она не старалась выразить внешним видом стойкость и непоколебимость своего недовольства, Деймон знал, насколько сильно в этот миг внутри нее кровоточило сердце, в панике бьющееся в бешеном ритме. Девушка продолжала нервозно улыбаться и Сальваторе сделал уверенную, но напрасную попытку коснуться ее плеча рукой, которую Елена грубо и брезгливо оттолкнула от себя.

— Я уже не верю в эти слова, Деймон! — истерично и злостно воскликнула шатенка, испепеляя Деймона неимоверно грустными глазами, но брюнет лишь устало принял ее очередной скандал и, недоумевая, всматривался в девушку.

— Просто пойми… Дело не в тебе, не в каких-то проблемах, а во мне. Только во мне. — спокойнее, чем Елена произнес парень, а потом сверкнул леденящими голубыми глазами в знак доказательства собственной бури подкативших эмоций. Он как темная пантера изогнул прямую спину и приподнял изящные брови.

— Я слишком часто это слышу. Дело в тебе. Проблема в тебе. Ты не изменим. Но ты даже не пытаешься что-то исправить! Ты просто смирился с тем, что ты плохой. Что ты эгоист. Ты думаешь, что не достоин любви и пытаешься игнорировать ее! Но даже не понимаешь, что делаешь больнее мне… Ты не герой, я знаю. Но… Но это не мешает мне любить тебя, Деймон… Ведь и Кэр, и Дженна тоже любят не святых, но они не страдают как я… — полностью сдавшись и перейдя с крика на сорвавшийся шепот, Елена, не контролируя свои же нервы, невольно заплакала, выпуская из печальных и обиженных глаз крупные слезы. Скорее всего эти прозрачные и горькие слезинки были вызваны не отвратительным разговором, пробуждающим в ней едва погасшую обиду, а мерзкой болью в сердце, которое и сейчас было поранено очередными отговорками Деймона. Они ножами пронзали хрупкое доверие и сильную любовь кареглазой девушки к брюнету, но он вдобавок к своему равнодушию растоптал хорошие отношения своей нервозностью и страхом. Страхом потерять ее навсегда, проявив хоть какое-то желание к ней. Она уже почти сдалась, перестала надеяться хоть на что-то хорошее в их совместной жизни, но он опять подарил ей надежду. Надежду, что хрупкой и шаткой кучкой еле возраждающегося пепла ее радости вновь рухнула вниз.

— Елена… — Деймон на выдохе произнес ее имя и вопреки ее истеричным сопротивлениям крепко сжал в руке ее ладонь. Он пытался с уверенностью в своих чистых глазах заглянуть в ее лицо, но в один миг при виде этого плачущего и содрогающегося от нервозности ангелочка, его стойкость сменилась жалостью и, казалось бы, твердый и серьезный голос звучал сорвавшимся полушепотом. — Да, дело во мне. Но и ты другая, Елена. Ты не такая же как Кэр или Дженна. Поверь, они слишком хитрые и изворотливые, чтобы ужиться с Майклсонами, а ты нет… Ты слишком хорошая. А я слишком плохой. Вот, в чем именно проблема. Я ужасен и ты знаешь насколько мне нужна эта чертова доброта. Ты — единственное светлое добро в моей гребанной жизни. Но как бы ты не пыталась изменить меня, меняешься только ты сама. Причем, не в лучшую сторону. И я пойму, если ты захочешь бежать от меня как можно дальше, но я просто не смогу тебя отпустить. Ты нужна мне. Действительно нужна. И мне не плевать на тебя, я попросту не хочу влиять на тебя. Я не могу сделать для тебя хоть что-то хорошее. Потому что во мне этого нет. Только ты мое положительное качество… Потому что ты полностью потеряла себя в панических истериках, узнав, что я убил человека. Но хреново то, что меня это не пробило. И я могу убить, Елена. Теперь я точно знаю, что холоднокровно смогу убить кого угодно, если ярость снова возьмет верх надо мной. Да, я всегда был плохим, воровал деньги. Но нечестные деньги вырастили тебя с рождения и ты не считаешь это грехом. Хотя я уверен, что твой отец тоже не без крови на руках. Но ты это не видела. Для тебя это дико… А для меня нет. И для Кэр, и для Дженны и тем более Кэтрин всё это — норма. Они так живут. Но ты действительно святая, Елена. И именно поэтому я по-настоящему люблю тебя. Не могу быть эгоистом… Но должен. Потому что иначе в этой среде я не выживу. Поэтому даже наперекор себе я не перстану уверять тебя, что тебе надо бежать от меня как можно дальше. Даже если я буду насильно держать тебя. Ведь я никогда не буду готов тебя отпустить! Пойми же, Елена!