— А что насчет Сары Сальваторе? — снова невовремя вмешался Паркер, когда силы Деймона иссякли и перестали так буйственно срываться с его губ нервозным и раздраженным криком с хрипотцой, заставляющим Елену испуганно отводить глаза и неловко вжиматься в диван.
— Да заткнись ты уже! Придурок… — снова рявкнул Деймон, но уже с явной усталостью в голосе, и теперь вернулся на диван, сев намного дальше от шатенки, чем в прошлый раз. Девушка обвела его пренебрежительным взглядом и отвела глаза в сторону.
— Значит, Сальваторе… — протяжно и возмущенно проговорила Елена. — Я до сих пор Гилберт, а какая-то там Сара уже Сальваторе! Видимо, Деймон, я за это время очень многое пропустила.
— Да не… Елена… Это просто странная девчонка, которая так сходит с ума по Деймону, что называет себя его фамилией. — успокаивающим тоном возразил Кай, уже успев привыкнуть к яростному блеску сосредоточенных на нем голубых глаз брюнета.
— Ну да… Это сильно меняет дело. — колко выпалила Гилберт, даже при желании не имеющая возможности успокоить свою разыгравшуюся обиду, и это высказывание вынудило Деймона устало и нетерпеливо гулко промычать, проявляя свою злость относительно очередного скандала. — Знаешь, Деймон, ты слишком дорого мне обошелся. Ради тебя я даже бросила учебу, и что ты дал мне взамен? Я понадеялась на тебя, полюбила тебя, поверила тебе, и что я получила? Ссоры? Скандалы? Измены? Думаешь я об этом прям мечтала?
— Нет, Елена… Ты бросила медицинский не из-за меня и того, что я могу тебя обеспечить. Нет… Ты просто знала, что у тебя всегда есть отходной путь, и твой богатенький папочка тебя не бросит! Ты всегда была избалованным, капризным и легко живущим ребенком! И такой останешься. Поэтому ты не можешь понять, что и я добиваюсь этих денег не так уж и легко. Пусть это и обман, но он сложный. — дал такой же скандальный отпор Деймон, а Елена с прежним возмущением смотрела на его серьезное лицо и напряженное, как у готовящейся к пружинистому рывку пантеры, тело. Паркер же лишь мысленно радовался, что злость и ярость была вымещена не на него, и, откинувшись на спинку стула, доедал последний кусочек пиццы.
— Я хочу домой, Деймон. — требовательно сказала Елена и со стыдливостью в расстроенных карих глазах глянула на Кая. — Лучше бы я вообще не выходила с тобой из дома.
— Хочешь домой? Отлично. Будет сделано, чертова королева! Только вот что я тебе скажу, чисто для твоих раздумываний на досуге, я устал, Елена! Устал от твоих капризов и истерик. Давай. Давай вернемся домой, ты закроешься в своей комнате, опять будешь рыдать и проклинать меня, такого злого и ужасного. Только я не изменюсь, Елена. Даже если я тебе противен, и именно поэтому ты не спишь со мной, то к твоему сведению я всегда был таким плохим. Я не буду извиняться за скандалы, жалеть брошенных на дороге щенков, целовать тебе пятки, только если это не прелюдия к жесткому и самому дикому и грубому сексу! Поехали домой. Поехали… Только знай, что стерва именно ты. Потому что ты сначала разрешила мне довериться тебе, а потом обрубила все канаты. — Деймон, чьи изящные брови насупились из-за налетевшего недовольства, начал тяжело дышать, потеряв все свое спокойствие в рычащем крике его ярости. — Не нужно благодарности за театр, Кай. Пока.
Деймон быстро вылетел из дома, с грохотом захлопнув за собой ни в чем невиновную дверь, и Елена, ненадолго оцепенев и с минуту смотря брюнету вслед с отчаянием и расстерянностью, проворачивая в голове услышанные в этой комнате слова, тоже поднялась с дивана, направляясь к выходу под провожающим и сочувствующим взглядом притихшего Паркера. Девушку трясло от их с Деймоном последнего скандала, что теперь произошел не только между ними, а в присутствии другого человека, и от этого становилось еще больнее, еще тяжелее, ведь все ее сознание с обидой принимало тот факт, что Деймон с абсолютной легкостью мог позволить себе кричать на нее и оскорблять в присутствии чужих и совершенно не знающих их личные трудности людей. Подкашивались колени. Сбивалось дыхание. Однако шатенка терпеливо вынесла серьезное лицо брюнета, сидевшего на соседнем пассажирском сидении в черном автомобиле, и в полном молчании отправилась в его сопровождении обратно домой, совершенно не зная, что ей следовало бы делать дальше. Заплакать. Уйти. Закрыться в комнате. Это был настолько въевшийся в их совместную жизнь и отрепетированный план, что Елене становилось от этого тошно, потому что ком боли и едва, но всё-таки сдерживающих слез сдавливало горло.
— Выходи. — хрипло бросил Деймон, но шатенка словно и этого не смогла услышать, по-прежнему обездвижено таращась в окно, картинка в котором больше не походила на цветную полосу и упорядоченно сформировалась в вид, демонстрирующий их большой черный дом. — Елена, ау!
— Отвали. — почти шепотом ответила девушка и сразу вышла из машины, направляясь к крыльцу и вслушиваясь в ленивые медленные шаги идущего чуть позади Деймона. Они оба подошли достаточно близко к дому, чтобы разглядеть на его ступеньках высокую и стройную фигуру, которая лихорадочно поправляла волнистые темные волосы и только сейчас заметила приближающуюся пару, излучавшую на своих лицах совершенное недовольство и настоящую обоюдную обиду. Кэтрин же, словно не замечая движущуюся рядом с брюнетом Елену, показала ему наглую и игривую ухмылку, дразняще задевая этим Гилберт, и соблазнительно поправила свою расстегнутую вишневого цвета кожаную куртку.
— Знаешь, Деймон… А ведь ровно десять минут назад Энзо снова напомнил мне о себе… Он звонил. И просил передать, что… — выдерживая паузу и заставляя остановиться свой же игривый и мягкий голос, Кэтрин оценивающе и как-то пренебрежительно, будто с брезгливой жалостью к этой чуть ли не плачущей девушке, посмотрела на Елену, но потом вновь уставилась на Сальваторе, показывая блеск издевки и соблазна в сузившихся как у кошки темных глазах. — Просил передать, что готов встретиться с тобой сегодня в десять вечера и обсудить предстоящее дело. Он сделал выводы, что ты его не подведешь. Хотя я бы на его месте так не торопилась бы.
Кэтрин соблазнительным голоском говорила всё это брюнету, который внимательно и, как показалось Гилберт, завороженно вслушивался в ее слова, а сама Елена лишь отреченно стояла чуть поодаль от них на крыльце, с любопытством и недоумением рассматривая ту самую дерзкую шатенку перед собой, совершенно не понимая, чем же Пирс могла так легко привлечь внимание Деймона, не расставаясь с ним на протяжении долгого времени. Елена просто не могла осознать, как же этой похожей на нее шатенке удалось быть настолько уверенной и счастливой, ведь Кэтрин, находясь вообще на чужом крыльце, по-королевски возвышалась на верхней ступеньке и с посланным Гилберт унижением смотрела вниз с ухмылкой лидера. В чем же Кэтрин была лучше ее самой, когда так игриво любезничала с ее Деймоном. Именно с ее Деймоном. Красота? Самой Елене можно было делиться этим с окружающими. Доступность? Нет, ведь это всегда считалось отпугивающим фактором. Дерзость? Фальшивое кокетство? Приспособление к жестокой жизни, которую она встречала с улыбкой? У Елены уже закружилась голова, и без того учащенный пуль сильнее отбивал свой ритм, но чуть не остановился, когда Гилберт с оцепенением и шоком, что сковал ее хрупкое тело, наблюдала внезапно представившуюся ей сцену. Кэтрин, с прежним вызовом и уверенностью, повисла на шее Деймона и впилась в его губы глубоким засосом, вынуждая парня абсолютно рефлекторно ответить на этот горячий и неожиданный поцелуй. Но, слишком поздно поняв произошедшее, Сальваторе отстранился от совсем не той шатенки, что теперь нахально улыбалась ему, и виновато посмотрел на Елену, которую пронзило резкой волной боли и обиды, не разрешая пошевелиться. Карие глаза поддавшейся собственной растерянности девушки блестели от еле сдерживаемых слез, и она отчаянно боролась с желанием моргнуть. Елена понимала, что едва ее ресницы встретятся, слезы покатятся из глаз, и она уже не сможет остановить их. И даже этот сожалеющий и тоже ничего не понимающий голубой и слишком любимый взгляд напротив не смог усмирить внутри нее настолько сильную боль, что быстрым шагом велела ей ворваться в дом, снова направляя в комнату, где шатенка, спрятавшись за ставшей ей самым близким из всего на свете дверью, сможет без постороннего внимания зарыдать во всю мощь ее беспощадного отчаяния, оставляющего на трепещущем от быстрых ритмов сердца ссадины.
