В 8 часов утра не работала только столярная мастерская.

– Стачка, стачка, – расстроено съязвил пролезший через дыру в заборе Шотман. – Поорали, потопали, водки потом попили и спать…

– Да на черта большинству сдался этот Тетявкин и четверо уволенных пьяниц? – надвинул на глаза козырёк фуражки Северьянов. – Шапку надо купить, а то уши уже отвалились, – попрыгал и растёр лицо ладонями, покрутив затем уши.

– Чё, дядь Вась, за грехи себя наказываешь? – хохотнул подошедший к ним Гераська, обдав старших товарищей свежим запахом алкоголя.

– Господин Дришенко, – насупился Северьянов, – нынче все винные лавки в округе приказано не открывать, а от тебя так и шибает…

– … Квасом, – докончил его мысль Герасим. – Забродил, собака и скис, – вновь жизнерадостно хохотнул он, пружинисто попрыгав.

– Чего скачешь, как ёрш на сковородке? – пряча в углах рта усмешку, сурово оглядел молодого рабочего Шотман. – Помнишь Обуховский завод? – И, не слушая ответ, продолжил: – Набирай дружков, и выгоняйте из механических мастерских несознательный народ. Кочегаров и машинистов тоже в тычки. Кричи: «Всем идти к конторе».

Когда собралась толпа, скандирующая: «Смирнов! Смирнов!» – из здания администрации вышел недовольный директор.

– Ну чего разорались? – начал он. – Дело мною выяснено. Оказалось, что из четырёх рабочих: Сергунина, Субботина, Фёдорова и Уколова, последним двум расчёт совершенно не заявлен.., – оглядел притихших рабочих. – А что касается Сергунина… Так он уволен за вполне доказанную плохую работу в последние три месяца службы. А Субботин уволен не двадцать второго, как это говорили депутаты «Собрания», а назначен к расчёту лишь тридцатого декабря после прогула им свыше трёх дней подряд. Что касается мастера Тетявкина, то чувство справедливости не позволяет мне налагать на него кару. Ребята, – оглядел собравшихся. – Идите работать. Хотя дисциплина в цехах никуда не годится, обязуюсь никого не увольнять за забастовку, – построжал глазами. – Иначе вынужден буду согласно пункту 1 ст. 105 Устава о промышленности приступить к расчёту всех не вышедших.

– Господин директор, вы нас не пугайте, – выбрался из толпы Рутенберг и выставил перед собой крупно исписанный лист, словно пытался отгородиться им от начальства.

– Смотри-ка, и эсеры подсуетились, – удивился едва ли не больше директора Шотман.

– А вон и Муев через очки таращится, – кивнул головой Северьянов.

– Каждой твари по паре, – пришёл к выводу неунывающий Дришенко.

– Ты это о ком? – сжали кулаки большевики.

– Об инженерах, – гыгыкнул Гераська.

– Рабочие, господин директор, в составленной петиции выдвигают справедливые требования, – оглядел митингующих. – Первое. Уволить Тетявкина и восстановить на работе Сергунина и Субботина, – стал читать текст.

– А-а-а-а! – удовлетворённо заголосили собравшиеся, заинтересованно прислушиваясь к неизвестно когда выдвинутым требованиям.

– Сократить рабочий день до 8-ми часов.

– А-а-а-а! – удовлетворённо орали рабочие.

– Улучшить санитарные условия некоторых мастерских, особенно кузнечной.

– А-а-а-а!

– Никто из рабочих не должен пострадать материально от забастовки.

– А-а-а-а!

– Время забастовки не должно считаться прогульным, за него уплатить по средним расценкам.

– Давайте я сам почитаю, – забрал у Рутенберга петицию директор. – Лично вам, милейший, – хмыкнул Смирнов – на последние пункты надеяться нечего. Вы уже пробка… А завод – бутылка шампанского. Счастливого полёта, инженер…

– Дело идёт. Забастовка расширяется, – делился впечатлениями Северьянов.

– Папашка Гапон мотается по всем одиннадцати отделам Собрания и баламутит народ, призывая идти к царю. Это же бессмыслица. То ли дело – забастовка! Красные флаги над головами… Требования созыва Учредительного собрания… Штурм самодержавия – вот главная идея, – аж задохнулся от нахлынувших чувств Шотман.

– Вон главный таран революции бежит, – кивнул на спешащего к ним Дришенко Северьянов. – Явно с утра поднял на приличную высоту благосостояние какого-нибудь трактира.

– Пар из ноздрей хлобыщет как из чайника, – улыбнулся Шотман.

– Дядя Вася, – задышливо стал докладывать подбежавший Гераська. – Всего несколько заводов к стачке не присоединились…

– Да успокойся и переведи дыхание, – доброжелательно похлопал по плечу молодого рабочего Шотман.

– Главное, чтоб трактиры не забастовали, – добродушно обозрел младшего товарища Северьянов. – Ну что там? И не вздумай закуривать, – всполошился он, – ещё полчаса ответа от тебя не дождёшься.

– Да что, дядь Вась, – убрал папиросы в карман Гераська. – За Невской заставой – наш родной Обуховский пашет на самодержавие… Фабрика Торнтона. Мастерские Александровского завода вкалывают.

– Знаем, – вздохнул Шотман. – Людей уже послали на Александровский бить штрейкбрехеров, – сразил наповал незнакомым словом молодого большевика. – А ты, по старой памяти, дуй на Обуховский. Дружков там полно осталось… Вот и остановите работу.

            *      *      *

Полковник Акаши встретился в Лондоне с японским послом Хаяси и одним из руководителей разведки Хукусимой.

– Заместитель начальника генерального штаба Нагаока телеграфировал мне, что Японии как воздух необходим мир, – расхаживал по мягкому ковру посол. – Россия ещё только начала сжимать пальцы в кулак, – встал напротив сидящего в кресле Акаши и убрал руки за спину. – А наш кулак разжимается, – чуть не взвизгнул он, резко выбросив над головой правую руку с разжатыми пальцами. – Русская армия уже насчитывает на Дальнем Востоке триста тысяч человек. Сибирская железная дорога пропускает не четыре, как в начале войны, а четырнадцать пар поездов в день…

– Русские долго запрягают, но быстро погоняют, – со вздохом произнёс Хукусима.

– Не понял, что вы сейчас сказали, – вновь стал топтать ковёр посол, – но точно знаю, что финансовых и экономических трудностей в России нет. Прошлогодний урожай был обилен. Промышленность наращивает производство. Золотой запас за год возрос на сто пятьдесят миллионов рублей, – схватился он за голову. – В то время как наша родина страдает от войны. Мы призвали полмиллиона резервистов, ослабив этим промышленность и сельское хозяйство. Наша армия теряет перевес над русской, которая пополняется свежими войсками. Мы несём потери, а резервов у нас уже нет. Эту критическую ситуацию может выправить лишь внутренняя дестабилизация в России. Вот на что следует направить все усилия, – поочерёдно глянул на Хукусиму и Акаши. – Так считают и наши друзья в Америке. Денег на расшатывание политической обстановки в России они не жалеют. Американский банкир Лёб шумит на всю Америку: «Собирайте фонд, чтобы посылать в Россию оружие! Пусть лавина эта катится по всем Соединённым Штатам! Подлую Россию мы заставим встать на колени. Деньги могут это сделать». Активно поддерживает его и миллионер Шифф. Расскажите, господин Акаши, что вы успели сделать на эти деньги. Ведь известно, что для достижения победы все средства хороши, – патетически воскликнул он и чуть не шёпотом затем добавил: – Даже устранение русских губернаторов, великих князей и самого.., – потыкал пальцем в потолок, но произнести «монарха», не решился – святое слово.

– Сделано уже многое, – хотел подняться из кресла полковник, но был остановлен взмахом ладони с разжатыми пальцами.

Усевшись на диван, Хаяси внимательно слушал военного атташе.

– Налажены контакты с русской оппозицией, особенно эсерами и отчасти с Бундом. А также с финскими националистами и польскими радикалами. Осенью прошлого года мною была профинансирована общеоппозиционная конференция в Париже, принявшая резолюцию о свержении самодержавия.

– Сами того не подозревая они льют воду на японскую мельницу, – вставил, на взгляд посла заумную фразу главный разведчик.

– Труднее на контакты идут большевики во главе с Лениным, – продолжил доклад Акаши, – но и он вчера, четвёртого января, на наши средства выпустил первый номер своей газеты «Вперёд».