Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Вторым человеком, с которым стремился познакомиться монах Авель в Москве, был Петр Иванович Страхов (1757–1813). Дворянин, русский физик, профессор и ректор Московского университета (1805–1807), член-корреспондент Петербургской академии наук (1803). Отец его был священником. И, как свидетельствуют хроники, Петр с детства был увлечен религией и русской историей. «Рано высказались в нём дарования, отменная понятливость и способности; на осьмом году возраста своего он уже бойко и внятно читывал церковные книги; вместо родителя своего читал в церкви часы и паремии; рано выучился он писать и помогал отцу своему переписывать разные летописи и подобные тому тетради и с того времени приохотился к отечественной истории и ко всякой русской старине». Позднее он стал автором первого русского учебника по физике. Является изобретателем электрофореза. Он был почётным членом Императорской медико-хирургической академии и многих заграничных учёных обществ, членом Общества истории и древностей российских, Иенского латинского общества, Общества соревнователей врачебных и физических наук.

Вот такие удивительные люди оказались друзьями простого монаха из крестьян Авеля. И кто ответит нынче на вопрос, что заставило его пешком пойти в Москву, чтобы познакомиться именно с этими людьми? О чем они говорили? Что хотел узнать от них сын простого крестьянина?

В Москве же, как свидетельствуют очевидцы, монах Авель проповедует и прорицает за деньги всем желающим.

Вскоре после этого знакомства вернулся Авель в Валаамский монастырь. Здесь по научению «началозлобного» и «мнимоестественного» демона он написал «новую зело престрашную» книгу предсказаний, «подобну первой, еще и важнее». На этот раз книга была посвящена судьбе императора Павла I. И история вновь повторилась.

На этот раз Авель показал свои записи многим, включая настоятеля монастыря, отца Назария. Испугался отец Назарий не на шутку по прочтении этой книги, и, посовещавшись со старшей братией, отправил неспокойного монаха в Петербурскому митрополиту Амвросию, в чьем ведении находился Спасо-Преображенский Валаамский монастырь.

Тот же, ознакомившись с новой крамолой, немедленно послал ее в «секретную палату, где совершаются важные секреты и государственные документы», и написал обер-прокурору Святейшего Синода следующее: «Книга от него отобрана и ко мне представлена с найденным в ней листом, писанным русскими литерами, а книга писана языком неизвестным». Скорее всего, Авель зашифровал свой текст, памятуя о судьбе своей по высочайшем прочтении первой книги. И пошла книга по инстанциям и неизбежно достигла императора. По документам того времени стало известно, что ознакомившись с пророчествами валаамского инока, усмотрел император в них дерзновенное предсказание собственной скорой и трагической насильственной кончины; указывался также точный срок смерти императора. И пояснялось также, что смерть ему последует в наказание за то, что не выполнил Павел своего монаршего обещания построить церковь и посвятить ее архистратигу Михаилу. И далее говорилось, что прожить государю осталось столько, сколько букв должно быть в надписи над воротами Михайловского замка, строящегося вместо обещанной церкви.

И тогда Павел I во гневе отдал приказ о немедленном заточении своего недавнего «любезного собеседника» в Алексеевский равелин Петропавловской крепости.

История про церковь была следующая.

Однажды караульному в старом Летнем дворце явился архистратиг Михаил и повелел построить на месте старого дворца новый, посвященный ему, архистратигу. Авель уверял Павла на встрече, что архистратиг Михаил повелел построить не замок, а храм. Павел же, построив Михайловский замок, возвел вместо храма для архангела дворец для себя.

Было также у Павла собственное видение прадеда своего Петра Великого, который в пророческом сне дважды повторил правнуку: «Бедный, бедный Павел!»

В это же время бродит по столице юродивая Ксения Петербургская, и она говорит о смерти Екатерины Великой, и предсказывает трагическую смерть императора. И так говорит, «что срок жизни отпущен Павлу в количестве годов, совпадающем с количеством букв в библейской надписи над воротами». Многие те буквы считать бросились. Оказалось – сорок семь…

Но есть у историков и другая версия. Если в книге текст был зашифрован, то как же смог прочесть его император? И потом, не была ли уже предсказана его трагическая судьба и ужасная грядущая кончина еще при первой встрече императора и пророка? Ведь не зря же горько зарыдала когда-то Анна Петровна Лопухина, любовница имперского монарха…

И дальнейшие события подтверждают, что император придал предсказанию Авеля большое значение: ведь помнил он слова Авеля о кончине своей матушки, которые уже сбылись с поразительной точностью.

Скорее всего, на решение Павла об аресте монаха повлияло то, что Авель своими сочинениями нарушил обет неразглашения тайны своих пророчеств, возможно, данный ему Авелем при их личной встрече…

Тогда же «вещего инока» вновь привезли в Петербург. И вновь произошла встреча с небезызвестным следователем Макаровым…

Навестил монаха и митрополит Амвросий, жаждущий понять этого странного человека и его писания. После встречи он отписывал обер-прокурору Святейшего Синода следующее: «Монах Авель, по записке своей, в монастыре им написанной, открыл мне. Оное его открытие, им самим написанное, на рассмотрение Ваше при сем прилагаю. Из разговора же я ничего достойного внимания не нашел, кроме открывающегося в нем помешательства в уме, ханжества и рассказов о своих тайновидениях, от которых пустынники даже в страх приходят. Впрочем, Бог весть».

Сам же Авель писал Амвросию из тюремной камеры следующее: «А ныне я имею желание определиться в еврейский род и научить их познанию Христа Бога и всей нашей православной веры и прошу доложить о том Его Величеству».

Как следует из донесения следователя генерала Макарова, 26 мая 1800 года Авель был «привезен исправно и посажен в каземат в равелине. Он, кажется, только колобродит, и враки его ничего более не значат; а между тем думает мнимыми пророчествами и сновидениями выманить что-нибудь; нрава неспокойного».

Император повелел тогда пристально наблюдать за иноком. И тюремные наблюдатели с монаха глаз не спускали и все его «причуды и враки» подробно отписывали вышестоящему начальству.

И подходил роковой год, названный Вещим Авелем. Время, отмеренное императору Павлу Петровичу, истекало. В ночь с 11 на 12 марта 1801 года он был убит своими приближенными.

Все предсказания сбылись. «Бедный, бедный Павел» скончался от «апоплексического удара», нанесенного в висок золотой табакеркой. Как говорят, в ночь убийства с крыши со страшным криком сорвалась огромная стая ворон. Говорят, что так происходит каждый год в ночь с 11 на 12 марта.

И потому ходили в народе темные слухи о страшной кончине императора. Но официальная версия сводилась к следующему: император Павел I «скоропостижно скончался от апоплексического удара». На трон вступил его старший сын Александр Павлович.

Авель продолжал находиться в казематах Петропавловской крепости. И провел он там времени ровно десять месяцев и десять дней – столько же, сколько и в Шлиссельбургской крепости.

Новый император Александр I о пророке Авеле и его пророчествах безусловно знал. Отнесся к пророчествующему «черноризцу» очень настороженно. Но повелел в 1802 году выпустить монаха, но не на свободу, а выслал из Петербурга «под присмотр» в Соловецкий монастырь, а скоро и выпустил его на волю.

На свободе прожил Авель недолго: всего лишь один год и два месяца. Но за короткое время это на уединенном острове в Белом море старец успел написать свою третью «зело престрашную» книгу. В этой книге, написанной на рубеже 1803 года, он предрек события, произошедшие в реальной жизни спустя 10 лет. Тогда уже предрек он, «как будет Москва взята и в который год».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

8
{"b":"677068","o":1}