Валюха перерыла весь мой шкаф и не нашла ничего путного. Я уже было вздохнул с облегчением, но нет – в последний момент она всё-таки обнаружила ту самую оранжевую кофту.

– Ну хоть эту надень, – велела она. – Цвет, конечно, специфический, но что делать? Такой холод стоит.

Я попробовал отвертеться:

– Она мне маленькая, не налезет.

Но Валюха бесцеремонно стащила меня с подоконника:

– А ну-ка стань! – И приложила кофту к спине. – Ничего не маленькая, надевай скорее и пошли, всю процессию задерживаем.

– Мне надо в туалет, – заикнулся я без особой надежды. Валюха только вздохнула:

– Иди уже. Да не рассиживайся! Некогда.

Я пошел сразу в ванную, налил себе воды в стакан и заглянул в зеркало.

Кофта по-прежнему была безнадежной. А я в ней вообще – боль и слезы в одном флаконе.

Помню, осенью я как на иголках ждал Фёклу с работы. Я был на сто, нет, на миллион процентов уверен в том, что сегодня наконец получу телефон. В конце концов, человеку не каждый день исполняется одиннадцать. Это же целое событие. Тут и Фёкла подоспела. Пришла такая вся загадочная, сумку к себе прижимает, счастливая.

Я, говорит, тебе подарочек принесла. Упадешь – не встанешь. У меня сердце в горле забилось. Я прямо испугался, что сейчас взорвусь от счастья. Точно телефон. Она же меня знает как облупленного.

И тут она с этой сумкой ко мне. Походочка еще такая, лунная. Ну чисто Майкл Джексон, восставший из мертвых. Я прямо задрожал весь.

И тут она достает ЭТО.

– На, – говорит, – примерь, а то я сейчас в обморок упаду от нетерпения.

Я хотел сказать, что это я сейчас в обморок упаду, только от ужаса. Но не смог. У меня просто дыхание перехватило.

А Фёкла всё приговаривает:

– Примерь, примерь. Не стесняйся. Тут еще гляди жираф какой! Я думала, это аппликация, а он, оказывается, вышитый. Сто лет носить будешь и то не сносишь!

Я как представил себе, что эта кофта еще и моим правнукам достанется, так мне вообще жить расхотелось. Но взял, конечно, подарочек. А куда было деваться? Видно же, что она старалась.

Сама кофта была еще ничего. Но жираф – это нечто. Хотя нет, это Фёкла – нечто, раз она до такого додумалась. Человеку одиннадцать лет, а она его жирафиком поздравляет. Меня вдруг такая обида захлестнула – не передать.

«Ты бы мне еще совок с лопаткой подарила, – думаю. – Был бы тогда полный набор – дурачок на выселках».

Вечером мы с Жекой в кино собрались. Я дождался, пока Фёкла за сериал усядется, и рванул к двери:

– Ну я пошел, не провожай меня. (Ага, как же!)

Она прямо как истребитель из комнаты вылетела. Небось сидела там, ждала своего звездного часа.

– Кофту надел? – спрашивает. – На улице холодно.

И знает же, что ничего я не надевал. Может, с телефоном там какое затмение случилось, потому что во всём остальном я у нее – как на ладони.

А мне что? Мне терять уже нечего!

– Надел, – говорю и смотрю на нее честными глазами, как агнец Божий. А Фёкла на меня – как Коломбо, – только одним и, главное, не мигая! А второй глаз я не понял куда исчез. Может, она сощурилась.

– Мне в туалет надо, – вспомнил я и пошел мимо нее прямо в обуви. А Коломбо мне вслед смотрит, словно рентгеном просвечивает. Такой «вжик-вжик». Я – жидкий терминатор.

Конечно, ни в какой туалет я не пошел. Залетел в комнату и давай эту куртку снимать – кофту натягивать. Вышел, а Фёклы уже и след простыл. Я только подумал, может, снять жирафа, раз такая удача. А она как завопит из кухни:

– Иди уже, чего копаешься? И дверь закрой на два оборота!

Цирк какой-то!

В кино я, конечно, раздеваться не стал – так и пошел в зал в куртке. Мне Жека говорит:

– Ты чего в куртке-то? Там же адская жарень.

А я ему:

– Что-то меня знобит. Наверное, температура.

Жека мне давай лоб щупать. Еще, главное, с таким видом важным. Нашелся тут Айболит!

– Вроде холодный, – нащупал Жека. И смотрит на меня с подозрением.

Но я тоже не промах. Говорю:

– У меня так всегда, когда жар. Голова холодная, а ноги горячие. Хочешь потрогать?

Но он не захотел. И мы пошли в зал. Нас там еще на входе тормознули. Билетерша.

– Молодой человек, – говорит, – у нас нельзя в верхней одежде. Спуститесь в гардероб.

А Жека ей такой:

– У него жар сильный. Ему без куртки нельзя.

– С жаром нужно дома сидеть, – сказала билетерша, но билеты взяла. И мы пошли на свои места.

Там и правда жара стояла – как в тропиках. У меня вся спина мокрая стала. Я, конечно, сидел в этом мареве сколько мог, а потом не выдержал и говорю Жеке:

– Я, наверное, домой пойду. Что-то мне совсем худо.

Он головой мотает, мол, не выдумывай.

А я уже просто хрипеть начал – так мне плохо стало.

Жека меня опять за лоб – хвать. И как завопит на весь зал:

– Да у тебя голова как сковорода – горячая. Может, ты уже того, это?

Тут я его просто пинать начал, чтобы он меня поскорее выпустил, – чуть сам в проход не вывалился. Ну и побежал со всех ног на воздух, а Жека за мной.

– Я, – говорит, – думал, что у тебя лихорадка денге. Хотел скорую вызывать.

– Дурак ты, Жека, – сказал я. – Лихорадка денге только в южных широтах встречается. Нам это на географии рассказывали.

Так мы кино и не досмотрели. А кофту я потом дома в шкаф спрятал и больше ни разу не надевал, хоть Фёкла и просила.

– Сева, ты что там делаешь? – Заколотила в дверь Валюха. Я так испугался, что всю воду из стакана на себя вывернул. Пришлось открывать.

– Я кофту стирал, – зачем-то соврал я, а Валюха так на меня посмотрела, что сразу стало понятно – сто лет мне жить не придется.

Ну и прекрасно, пусть оставит эту несносную кофту себе. Будет ей родовое проклятие.

– Вот что мне с тобой делать? – Валюха неожиданно всхлипнула. – Ты же весь мокрый!

Она чуть ли не в волосы себе вцепилась, демонстрируя отчаяние. Я даже испугался немного – вдруг заплачет? Но Валюха схватила меня за руку и потащила в прихожую. Там стоял огромный стенной шкаф, в который она нырнула с головой и уже через секунду вынырнула обратно с жуткой курткой в руках. Я как глянул на помпоны, сразу понял: наша соседка – прямой потомок викингов. Эти никогда не сдаются!

Ладно помпоны – это еще полбеды. Сама куртка – вот где был ужас. Она оказалась огромной, на несколько размеров больше моего, и к тому же отчаянно женской. Маринкиной.

Кладбище я как-то плохо запомнил. Не успели мы выйти из автобуса, как начался дождь, и всех нас смыло в одну большую лужу. Вот этой печальной лужей мы и поплыли куда-то вверх по дорожке. Под ногами у меня противно чавкало и хлюпало. Я сначала думал, что это грязь, и удивлялся, почему ее не видно. Земля-то была сухая! А потом понял, что чавкает и хлюпает у меня в носу. Просто я так низко опустил голову, что перепутал ее с ногами.

Мы всё шли и шли. А потом вдруг наша лужа резко тормознула, и бабки в платках снова завыли, как тогда в комнате.

– До сих пор не верится, – всхлипнула с ними заодно Валюха. – Был человек – и нет его.

«А что тут такого невероятного? – подумал я. – Мне вот иногда в жизнь не верится. Вдруг это не жизнь, а сон? Ну или там бред какой! А смерть что? Тут всё ясно. Был человек – и нет его. Какие могут быть варианты?»

Я стоял с дядей Колей под зонтом и ненавидел весь белый свет. Из-за этой куртки в первую очередь. Надо было сразу на кофту соглашаться, а не корчить из себя. Подумаешь, жираф! Но и Валюха, конечно, додумалась. Вот зачем так издеваться над человеком? Я же в ней как гном-брадобрей!

Меня прямо затрясло от злости.

– Коля, веди ты его отсюда! – подала голос Валюха. – Он же колотится весь. Еще не дай бог заболеет.

– Пойдем-ка, брат, в автобус. – Дядя Коля дернул меня за помпон.

Я сначала сопротивлялся, мол, не хочу в автобус, мне не холодно, но он уже прямо пихал меня в спину, так что я плюнул и пошел. А смысл там стоять? Ясно же, что Фёкла отчалила на небеса. И возвращаться, как я понял, не собирается.