Литмир - Электронная Библиотека

Но к компании.

Была в компании девочка. Звали её Люда. Люда была на полгода старше меня и только вышла после трёх лет детской колонии.

Ни кто не спрашивал её или других, за что она туда попала. Это было ясно. И это никого не смущало.

Вообще, кроме целования, мы вполне могли заниматься сексом. И некоторые из этих девочек, с некоторыми мальчиками этим и занимались. Но собирались мы, как компания, вовсе не за этим.

Нам нравилось целоваться.

Люда

Люда была стройной очень симпатичной стройной девочкой, с прямыми чёрными волосами, свисавшими до плеч.

Так случилось, что она, для поцелуя, предпочитала меня, а я её. Мне вообще, кроме неё там никто из девочек не нравился. Я, конечно, перецеловался со всеми и одна из этих девочек, на моих проводах в армию, выпив и не понимая, с кем разговаривает, исповедовалась моей маме, какая она шлюха и как её берут все кто захочет. Хорошо, что об этом я узнал после армии.

Но Люда…

Почему она выбрала меня, я могу только догадываться. Я был мягок и податлив. Во мне не было того мужского начала, которое заставляло других ребят компании, демонстрировать свою мужественность.

Выглядели эти демонстрации, примерно как если самец гориллы, стучит себя лапой в грудь.

Это не про меня. Я не смотрел на Люду влюблёнными глазами, но в моём взгляде наверняка было восхищение и преклонение.

Я никогда не хватал её за грудь, если она сама не клала туда мою руку. Но, конечно она ощущала, с каким трепетом я прикасаюсь к её телу.

Мы не флиртовали. Я ничем не был выделен, среди остальных ребят. Просто выбирала она меня чаше, и целовались мы дольше.

Она ни разу не сказала мне:

– Брысь!

Поцелуй

Французский поцелуй к привычному нам сексу, никакого отношения не имеет. Для него безразлично находится ли между вашими телами стенка, одеты ли вы, голые или даже в процессе коитуса.

Если во время поцелуя, у мужчины возникла или продолжается эрекция, это не французский поцелуй.

Французскому поцелую отдаётся всё. Ничего, кроме ваших языков, губ, ртов и дыхания не существует.

Конечно, главное это язык. Но и губы и небо, и дыхание необходимы.

Французский поцелуй – это разговор языков.

Словами это правильно не расскажешь. Даже то, что описывается словами, всегда приблизительно. А во французском поцелуе слов нет. Но это именно разговор.

Я решил сделать, пусть не точную и не умелую попытку, перевести этот разговор языков во время французского поцелуя, на язык слов. Ну как сумел.

– Привет – говорит язык Люды, обнимая мой. – Ты меня не брезгуешь?

– Я готов тебя всю выпить или выпей меня. – отвечает мой язык, ложась сверху на язык Люды.

– Лучше съешь меня или я тебя съем. – Люда, как можно сильнее всасывает мой язык в себя. Я отдаюсь.

– Я теперь ты. – Люда облизывает кончиком языка мой язык.

Я дыханием ловлю её язык и всасываю что есть силы.

– Какой ты сильный – говорит язык Люды, выскальзывая из объятий.

Прелюдия закончена и у нас начинается танец языков.

Языки ощупывают друг друга, переворачивают, крутят, щёлкают, трепещут.

– Я хочу умереть с тобой. – говорит язык Люды. – Вдохни меня.

Я вдыхаю. Не всасываю, а именно вдыхаю.

– Это я хочу умереть с тобой. – говорит мой язык. – Вдохни меня.

Окружающего мира уже нет. Мы целуемся больше двух минут, кислород кончился, и мир начинает плыть в сладостном ожидании чуда.

Мы дышим друг другом, а наши языки, то сплетаясь, то расплетаясь, ласкают друг друга. Верх и низ исчезли. Всё кружится и единственное, что я пытаюсь, так это не потерять сознание и продолжать ощущать это блаженство.

– Хватит уже сосаться! – громко говорит кто-то из ребят. – Задохнётесь ведь. С кем потом целоваться?

Короткие воспоминания о женщинах

Воспоминание первое

Украина Днепропетровск. 1985 или 86 год Аквариум ДГУ (это что-то типа музея) на Комсомольском острове.

Мы с моим другом коллегой и начальником Валеркой поймали на крыше в рабочее время нашего младшего товарища вовсе не за производственной деятельностью. Дисциплины у нас не было никакой. Все работали на сплошном энтузиазме. Поэтому совсем не производственные вопросы нас интересовали – интересовал вопрос, а что можно делать на крыше, когда внизу любимая (действительно любимая для всех) работа.

– Юра ты чего здесь делаешь?

– Не важно.

– Признавайся.

– Смотрю – смущаясь, говорит наш юный друг.

– И куда же ты смотришь?

– В раздевалки. Вдруг увижу.

Надо сказать, что крыша аквариума располагалась непосредственно над городским пляжем и примерно с десяти – пятнадцатиметровой высоты рассматривать происходящее в пляжных раздевалках было не так уж сложно. Нельзя сказать, что нам самим никогда не приходила в голову эта мысль, но никогда для этого не было времени. Наша мотивация не была такой высокой как у семнадцатилетнего Юры. Поэтому мы и развеселились. Ситуация казалась забавной.

– Юра – спросил я – а хотел бы ты, чтобы женщины вообще ходили голые? Чтобы не надо подглядывать?

Юра был мальчик умный, а я постоянно тренировал его взрослеющий интеллект различными вопросами, содержащими подколки. Поэтому Юра задумался, а не брякнул первое попавшееся и ожидаемое: «Это было бы здорово!».

После пятиминутной паузы он ответил:

– Нет. Это было бы не хорошо. Тогда бы это было не интересно. Хорошо, когда интересно.

Воспоминание второе

Израиль Арад 1992 год. Я охранник бюро по трудоустройству поработавший перед этим техником в бедуинской школе города Ксейфе.

Каждую неделю одна бедуинка из этого поселка изменяет со мной своему мужу.

Происходит это так. Следуя за своим мужем и его старшей женой, проходя мимо меня, она приоткрывает занавесочку (не знаю, как она называется) закрывающую нижнюю часть её лица и улыбается мне.

Я улыбаюсь в ответ одними глазами, понимая, что если ее муж обнаружит это прелюбодеяние – нам обоим не жить.

Воспоминание третье

Израиль, Арад, 1992 год. Я охранник бюро по трудоустройству.

Охраняю. Хожу с пистолетом заглядываю под лавочки под машины за деревья – чтобы мин не было.

Подбегает ко мне мой друг бедуин. Как будто хочет что-то сказать, но посмотрев на пояс с пистолетом, замялся.

– Ну Сулейман говори. Что случилось.

Сулейман бледный и я начинаю волноваться не случилось ли чего.

– Извини. Мне неудобно это говорить, но там, на остановке твоя жена разговаривает с посторонним мужчиной.

Я смотрю на часы. Действительно время подвозки её на фабрику игрушек, куда она устроилась в ожидании своих стоматологических курсов. Я сдерживаю вздох облегчения. Неудобно перед Сулейманом, но как ему объяснить, что моя жена имеет обыкновение не только разговаривать с «посторонними» мужчинами, но и чмокаться с моими товарищами, приходящими к нам в гости. Причем прямо при мне.

– Спасибо Сулейман. Я разберусь.

Я протягиваю ему сигареты, и мы начинаем говорить о политике. Сулейман успокаивается, решив что возможно это брат моей жены был на остановке (иначе он ни понимает). Я не хочу объяснять, что наши женщины пользуются (независимо от нашего на то одобрения) правами большими, чем бедуинские верблюды. Между нашими мировоззрениями тысячи лет, но мы дружим. Мы вместе ездили на стройку новых поселков в Гуш Катифе, и он как водитель возил меня после работы (в тайне от хозяина фабрики) купаться в Средиземном море. Только очень боялся, когда я начинал плавать. Как это возможно он понять не мог. Вода ведь жидкая? Теперь я пропускаю его без очереди отмечаться на пособие. Но эпохи развития цивилизации нас разделяющие, от этого не исчезают.

4
{"b":"676979","o":1}