Самой лучшей бабушке посвящается

Что может нравиться в зиме? Морозный свежий воздух, щиплющий за нос и щеки, и заставляющий поневоле взбодриться, кутаясь в теплый воротник. Столь желанная для глаз картина солнца на голубом небе, благоволящего к нам лишь несколько коротких часов в сутки, да и то, если это позволят эму мрачные циклоны. Пушистый белый снег, то тихо падающий с небес легкими хлопьями волшебства, то застилающий весь белый свет резкими порывами бушующей метели. Тишина и загадочность заснеженного леса с протоптанной кем-то неровной тропинкой, ведущей куда-то в таинственную неизвестность. Яркое сияние звезд в морозном темно-фиолетовом небе, которые будто заглядывают в душу и поднимают из ее глубины серебристым ковшом созвездий что-то абсолютно неведомое. Легкое и беззаботное скольжение по льду или снегу навстречу холодному ветерку, или стремительный спуск с горы, окатывающий адреналиновой волной с головы до ног. Долгие и темные вечера, слизывающие мокрым языком осадков слишком короткие дни, не давая понять, когда же те начались и почему так быстро закончились. Полные туманного сумрака холодные утренние зори, заслоненные громадами непроходимой серой облачности. Праздничные фейерверки и брызги новогодней радости, летящие прямо в лицо вместе с запущенным кем-то липким снежком. Сверкающие искры в причудливых сосульках, рожденные, как и жемчужно-золотое сияние плотного снежного наста, яркими, но такими холодными лучами низкого зимнего солнца.

В зиме может нравиться очень многое, но особенно, пожалуй, неотвратимо прекрасное приближение будущей весны.

Этот зимний вечер пятницы ничем не отличался от сотен других подобных ему вечеров. Огромный город жил своей типичной для этого сезона жизнью. Люди суетились, торопясь скорее закончить свои неотложные дела и вовсе не замечали, как медленно и печально таял снег на брусчатых тротуарах, а на газонах уныло дремали грязноватые сугробы.

Город был наполнен звуками безостановочно шуршащих шинами и перекликающихся сигналами автомобилей, которые ползли в бесконечных пробках, наталкиваясь друг на друга время от времени. Разноцветные огни витрин и подсвеченные рекламные щиты придавали улицам города неизменно праздничный вид. Окна многочисленных уютных кафе и ресторанов смотрели на прохожих весело и бодро, приглашая заглянуть внутрь, чтобы угоститься чем-нибудь теплым, ароматным, крепким и расслабляющим.

Для нее этот вечер начинался также весьма привычно. Она тоже торопилась закончить все свои дела в офисе, чтобы в определенное время оказаться именно в том месте, где было неизменно приятно находиться в конце утомительной недели рабочего марафона.

Весь этот день она предвкушала дивный вечер в компании, по-прежнему, приятного ей человека, который, как ей представлялось, имел все шансы задержаться в ее жизни надолго. Но, как-то неожиданно для себя, уже выходя за порог офиса, она поймала себя на мысли, что все то приятное благодушие, которое она источала весь этот день, было лишь некой сублимацией и не более того.

Она тут же постаралась отмахнуться от этой совсем нерадостной мысли, но интуиция – непознанная и неподвластная человеку категория собственного мироощущения еще никогда ее не подводила. Не подвела и на этот раз.

В своем более позднем продолжении этот декабрьский вечер стал абсолютно непохожим на другие подобные ему вечера за последние два с половиной года ее благополучной и в целом, как ей казалось, вполне счастливой жизни.

От неприятного и тревожного чувства, развивающегося где-то «под ложечкой», теперь уже не спасали ни привычный антураж любимого кафе, ни зажигательный хит этого музыкального сезона, ни любимое кофейное мороженое с миндалем и шоколадом, ни глинтвейн из черной смородины. Все почему-то было сейчас «мимо»!

А что же он? Он не стал долго искать предисловий и с какой-то странноватой полуулыбкой на все еще загорелом лице, напоминающем об их сентябрьском отпуске, твердо и спокойно сказал, пытаясь смотреть прямо на нее:

– Знаешь, давно хотел тебе сказать, – тут он остановился и поднабрал воздух в легкие. – У меня уже несколько месяцев есть другая… девушка! И, похоже, я ее люблю! – он опять остановился, чтобы сделать вдох. – Не могу больше скрывать это от тебя, нет смысла! – уже быстрее и на одном дыхании проговорил он и решительно посмотрел ей прямо в глаза.

К этому моменту первые глотки глинтвейна уже успели согреть ее пищевод, а ложечка с мороженным совершала неспешное движение по направлению к губам, но вынуждена была замереть на полпути.

Она медленно перевела взгляд с мороженого на его лицо. Во взгляде, устремленном сейчас на нее, не читалось ни малейшего волнения, ни какой бы то ни было неловкости, которые уместно было бы испытывать после подобного признания.

Ей вдруг показалось, что во всем выражении его лица доминировало слабо различимое… злорадство. Резкая твердость скул и подбородка придавала сейчас хорошо знакомому ей лицу определенно хищное выражение морального превосходства и надменности, к которым она уже давно привыкла и даже находила их очаровательными.

«Дура!» – только и подумала она, положив, наконец, мороженое в рот.

Не получив никакого ответа на свою ошеломляющую новость, он, помедлив немного, решил все же продолжить свои объяснения. Мороженое тем временем медленно таяло у нее во рту, обволакивая рецепторы любимыми вкусами.

Видимо, желая что-то рассказать, он начал быстро говорить, активно жестикулируя и иногда улыбаясь. Он кривил губы и гримасничал, хмурил брови и округлял глаза, но она, к сожалению, уже больше ничего не слышала! В ее голове возник какой-то невообразимо монотонный шум, стремительно перерастающий в пульсирующую боль в висках. И лишь прохлада мороженого, ощущаемая во рту, продолжала хоть как-то связывать рассудок с происходящим вокруг.

«Скачек давления…» – машинально подумала она о шуме и боли в голове, проглотив, наконец, мороженное и безуспешно пытаясь прислушаться к тому, что же он говорит.

Он усердно старался что-то объяснить и вызвать в ней хоть какой-нибудь отклик, но она, по-прежнему, молчала.

В какую-то минуту она почувствовала, что совсем перестала дышать. Пустая ложечка в ее руке так и зависла в воздухе, не достигнув вазочки с мороженым. Непрекращающийся шум в голове не позволял ей услышать ни одного слова из тех, что он произносил. Но, при этом, у нее было совершенно четкое ощущение, что каждое сказанное им слово – это мощный электрический разряд, проходящий через все ее тело и стремящийся непременно поразить жизненно важные органы.

Но, наконец, его тирада иссякла!

Она все еще, молча, смотрела на него и сквозь него одновременно. Шум в голове не прекратился, но начал заметно стихать. Ее рука медленно вернула ложку на положенное ей место.

Вечерняя иллюминация улицы, проходя сквозь оконные стекла кафе, разноцветными бликами играла на его лице, придавая определенную театральность и его облику, и всему антуражу кафе с многочисленными посетителями.

Он же, как в прочем и всегда, был не вполне уверен, что понимает по выражению ее лица, какие именно чувства и эмоции она переживает в данный момент. Умение держать удар, надо признать, всегда было ее коньком!

Она была внешне абсолютно спокойна, даже безучастна, но, просто физически ощущала, как корчилась от нестерпимой боли и умирала ее мечта. Еще несколько мгновений и агония позади! Иллюзия простого человеческого счастья окончательно превратилась в пепел, брошенный морозным ветерком в лицо вечернего города.

Рассудок подвис как процессор от перегрева системы, неспособный справиться с обрушившимся на него ударом эмоциональных сигналов. Очередная надежда на вечную любовь, теплившаяся в ее душе, угасла и остыла, превратившись в НИЧТО!

Она все еще молчала. Внутри нее наступило полное затишье, вакуум в мыслях, эмоциях, чувствах и словах. Слова… Слова были сейчас просто не к месту!