Некоторые из «современных» физических недостатков – тоже результат даров Создателей топора. Близорукость в современном обществе встречается гораздо чаще, чем в традиционных. Из-за избыточного роста гла́за между хрусталиком и сетчаткой образуется слишком большое расстояние, поэтому фокусная точка оказывается над поверхностью предмета и его изображение получается нечетким. Но если близорукость на 80% является наследственной, то как она сохранилась на протяжении стольких поколений? Как выжили те 25% близоруких, которым приходилось заниматься охотой и собирательством без очков?
В обществах собирателей и охотников близорукость встречается очень редко, но дело не в том, что цивилизация определенным образом позволяет выживать и размножаться людям со слабым зрением. У эскимосов, когда они впервые встретились с европейцами, близорукости не было, но в первом поколении школьников их доля достигла примерно такого же уровня, как в других обществах.
Ответ на эту загадку следует искать в том, что чтение в раннем возрасте меняет физиологию развивающегося глаза. «Нормальный» глаз получает большой объем визуальной стимуляции с разных расстояний, но если что-то в поле зрения (например, страница книги) постоянно остается в одной плоскости, то глаз растет только в одном направлении, в результате чего возникают проблемы с фокусировкой. Чтение как раз воздействует на глаз таким образом, поскольку частая сосредоточенность на мелком шрифте, расположенном на плоской поверхности, меняет форму глаза, приводя к необходимости использования очков. Отсюда и «книжные черви» в очках.
Но на «схему» мозга влияют не только внешние факторы. Важно и наше физическое поведение. Опыты с обезьянами показывают, что тренировка определенных зон на кончиках пальцев (умение точнее определять разницу за поощрение) приводит к увеличению нейронов головного мозга, отвечающих за анализ информации, поступающей именно из этих зон. Вывод таков: когда обезьяна или человек регулярно используют какой-либо навык или последовательность движений, мозг перестраивается, чтобы лучше выполнять работу.
Однако, хотя мы, похоже, действительно обладаем некоторыми врожденными способностями восприятия, наличие законченной, заранее установленной системы представляется маловероятным. Люди жили в самых разных условиях, в различных культурах, и можно определенно сказать, что процесс восприятия во многом развивается под влиянием опыта. У пигмеев Африканского Конго, живущих по большей части в густых тропических лесах и редко попадающих на большие открытые пространства, не развито такое представление о постоянстве размера, как у нас, поскольку они никогда не видели уходящих вдаль людей и животных. Если вывести пигмея из леса, он будет «видеть» стоящего вдалеке буйвола как некое находящееся вблизи насекомое. Это, конечно, крайности, но восприятие каждого из нас действительно развивается так, чтобы отвечать именно собственным, а не чьим-то еще потребностям.
Принято считать, что доисторические орудия, вызвавшие перечисленные выше радикальные перемены в нас самих и нашем поведении, делались в основном из камня, но можно со значительной долей уверенности утверждать, что большая их часть, не сохранившаяся до наших дней, изготавливалась из таких природных материалов, как кость, рог, сухожилия, кожа, раковины и дерево. Пожалуй, наиболее важные из этих органических изделий – носильный мешок и веревка. Мешки наверняка использовались для доставки домой отколовшихся камней или мяса с места охоты и делались из шкур животных или плетеных листьев. Само развитие каменных орудий, особенно в тех местах, где нет ни камня, ни дерева – например, в болотистых, – создавало потребность в неких приспособлениях для переноски. Развитие одной технологии часто требует развития другой – так, появление двигателя внутреннего сгорания стимулировало развитие типов дорожного покрытия, вслед за чем возникла необходимость совершенствовать дренажные системы. Не говоря уже о воздушных мешках безопасности и устройствах для очищения воздуха в помещениях от выхлопных газов.
Почти все сохранившиеся сейчас общества собирателей широко используют плетеные изделия и веревки. Там изготавливают сети и силки, играют в «веревочку», развлекаются перетягиванием каната. Исходным материалом для ремней и веревок могли служить лоза, кора, шкура животных; ими связывали заграждения, из них плели капканы, сети для переноски сосудов с водой и рыбной ловли.
И все же, наверное, самое большое и продолжительное влияние орудия оказали на поведение пользовавшихся ими сообществ. Граничащее с колдовством искусство изготовления этих артефактов наделяло властью как Создателей топора, так и тех, кто использовал их для создания новшеств. На протяжении всего фундаментального раскола, длившегося до недавнего времени, дар топора благоволил тем, кто умел управлять новыми орудиями и приносимыми ими переменами. Побеждали те, кто мог легко пользоваться мозгом последовательно, как при создании топора. В последующие тысячелетия власть часто переходила к носителям аналитического мышления, которые умели обращать дары в решающее преимущество. Топор как будто положил начало некой искусственной среде, в которой предводителями становятся те, кто лучше других способен применять технологию для преобразования мира (и окружающих людей).
Этот переход от «естественного» к неестественному отбору ускорил появление последовательного мышления и нецикличных по своей природе изменений, начало которым положили Создатели топора. Вместе эти два аспекта человеческого развития стали мощным стимулом продвижения инноваций, потому что последовательные, поэтапные элементы создания топора после необходимой формализации могли превратиться в мыслительные процессы, подходящие для создания других артефактов. Эта способность, как мы объясним ниже, станет одним из ценнейших активов человеческого общества.
В результате таких предпочтений общество поставит науку выше искусства, рассудок выше чувств, логику выше интуиции, технологически продвинутую цивилизацию выше «примитивной». Возможно также, что те непоследовательные, нелогичные аспекты человеческих талантов, которые выражаются, скажем, в музыке или искусстве, просто не находили применения в условиях, где сообщество ориентировалось прежде всего на выживание, и пребывали в дремлющем состоянии, дожидаясь лучших времен. Пока на первом плане оставалось линейное, последовательное мышление.
Этот отбор разумов и выделение доминантного типа происходили на протяжении длительного времени и под влиянием тех же процессов, которые управляют эволюцией в мире природы: случайное возникновение и выборочное сохранение. В природе едва ли не все происходит случайно. Побег бамбука поворачивается либо к солнцу, либо от него; лягушка отращивает новую ногу; на коре мозга возникает новая извилина. Что произойдет дальше, зависит от мира, который «отбирает» устраивающие его изменения. Понадобился гений Дарвина, чтобы понять: выбор путей формирования жизни делается миром. Обилие солнечного света означает, что у растений будут маленькие, отвернутые от солнца листья. Недостаток света означает, что доминировать будут растения с большими листьями.
Каждому из нас, как упомянутым выше котятам, присущи разные способности, развивающиеся в соответствии с миром, в котором мы живем. Например, люди различаются по росту, но, хотя при прочих равных условиях человек с генами высокого роста всегда будет выше того, у кого их нет, мир, в котором они живут, тоже влияет на достигнутый рост. В результате в целом каждое последующее поколение американцев выше предыдущего.
Подобным образом различаются и умственные способности. Люди произошли от животных – непосредственно от человекообразных обезьян (а они – от древних обезьян, а те – от других млекопитающих). Поэтому в разные периоды времени развивались разные способности в разных участках головного мозга. Поэтому одни люди уверенно чувствуют себя в пространстве и легко в нем ориентируются (такие таланты полезны в диких районах); другие отлично слышат звуки и умеют воспроизводить их с помощью музыкальных инструментов; третьи без труда управляются с людьми, словами или числами. При всем разнообразии индивидуально наследуемых качеств каждый из нас рождается с неким набором способностей, большинство которых мы никогда не используем, потому что мир не позволяет нам этого. Большинство читателей нашей книги, например, так никогда и не узнают, насколько сильны они в поэзии суахили, звездной навигации или строительстве храмов.