Я пнула его в колено, одновременно ткнув Андре локтем в живот. Его хватка ослабла, и я кинулась прочь, но в последний миг он поймал меня за плащ. Я споткнулась и с глухим ударом рухнула на землю ногами вперед. Андре пинком перевернул меня на живот и пригвоздил к земле, надавив на позвоночник ботинком.

– Отдавай кольцо, Лу.

Я извивалась в попытке лишить его равновесия, но Андре только надавил еще сильней. Острая боль прошила мою спину.

– У меня его… – Договорить я не успела – Андре резко наклонился и толкнул меня лицом в булыжник. Мой нос хрустнул, а в рот хлынула кровь. Я закашлялась, захлебываясь ею, перед глазами заплясали звездочки, и с большим трудом мне удалось не потерять сознание. – Констебли нас чуть не поймали, урод! – И тут на меня снизошло неприятное озарение. – Так это вы? Это вы, ублюдки, нас сдали?

Грю зарычал и встал, все еще держась за колено. Из его носа хлестала кровь. Несмотря на сильнейшую боль, я ощутила приступ злорадства. Я знала, что в открытую насмехаться над ним сейчас не стоит, но как же сложно, как невыносимо сложно было удержаться.

– Никого я не сдавал. Обыщи ее, Андре.

– Если еще хоть раз меня тронешь, клянусь, я тебе глаза вырву нахер…

– Вряд ли сейчас ты можешь нам угрожать, Лу-Лу. – Андре дернул меня за волосы, обнажив мое горло, и погладил меня по подбородку ножом. – И, думаю, обыскивать тебя я буду не спеша. В каждый укромный уголок загляну. Ты ведь можешь прятать кольцо где угодно.

С кристальной ясностью у меня перед глазами вспыхнуло воспоминание.

Мое горло над чашей. Все вокруг белое.

А потом – алое.

Я набросилась на Андре клубком рук, ног, ногтей и зубов, царапая, кусая и пиная его всюду, куда только могла дотянуться. С воплем Андре отпрянул, слегка полоснув мне подбородок лезвием, но я даже не ощутила боли, отшвырнув нож прочь. Я не чувствовала вообще ничего – ни воздуха в легких, ни дрожи в руках, ни слез на лице. Я не остановилась до тех пор, пока не нащупала пальцами его глаза.

– Стой! Прошу! – Он сумел зажмуриться, но я давила все больше, пробираясь под веки, в самые глазницы. – Прости! Я… Я тебе верю!

– Стой! – За моей спиной послышался топот Грю. – Прекрати, а не то я…

– Если тронешь меня, он останется без глаз.

Шаги резко стихли, и я услышала, как Грю громко сглотнул.

– Ты… просто дай нам что-нибудь за молчание, Лу. Что-нибудь за хлопоты. Я же знаю, что ты у этого богатея не только кольцо стащила.

– Я вам ничего давать не обязана. – Медленно пятясь к улице, я крепко держала одну руку у шеи Андре. Другую – прямо у его глаза. С каждым шагом я ощущала, как снова начинаю чувствовать конечности. Как возвращается осмысление всего вокруг. Сломанные пальцы едва ли не выли от боли. Я быстро заморгала, сглатывая подступившую к горлу желчь. – Не ходите за мной, иначе я закончу начатое.

Грю не сдвинулся с места. Андре так вообще заскулил, подумать только.

Дойдя до улицы, медлить я не стала. Толкнула Андре в руки Грю, развернулась и бросилась бежать в Солей-и-Лун.

До тех самых пор, пока я не оказалась в безопасности на чердаке театра, я нигде не задерживалась, чтобы унять кровь или вправить пальцы. Воды не нашлось, умыться было нечем, но я размазывала кровь до тех пор, пока ее не стало больше на платье, чем у меня на коже. Пальцы уже онемели, но я закусила край плаща и все равно вправила их, использовав как лубок косточку из старого корсета.

Я смертельно устала, но уснуть не могла. Вздрагивала от каждого шороха, да и на чердаке было слишком темно. Лунный свет просачивался в помещение лишь сквозь одинокое разбитое окно, которое служило мне единственной дверью, ведущей сюда. Я свернулась у окна и попыталась забыть о пульсирующей боли в носу и руке. На короткий миг я даже задумалась о том, чтобы вылезти на крышу. Немало ночей я провела вот так, над городом, жаждая, чтобы звезды касались моего лица, а ветер развевал волосы.

Но не сегодня. Шассеры и констебли все еще ищут меня. Хуже того, Коко уехала, а Бас бросил меня при первом же признаке беды. Я с горечью закрыла глаза. До каких же чертей докатилась моя жизнь.

Что ж, по крайней мере я добыла кольцо – и она до сих пор меня не нашла. Одна эта мысль достаточно утешила меня, и я наконец забылась беспокойным сном.

Поздним утром на тренировочной площадке звенели мечи. Прогоняя прочь осеннюю прохладу, лучи солнца согревали нас, и с меня струился пот. В отличие от прочих шассеров рубашки я не снял. Она липла к коже у меня на груди. Наказывала меня.

Я позволил уйти еще одной ведьме. Отвлекся на веснушчатую воровку и не понял, что в доме таится демон. Селия была разбита. Она даже не могла смотреть на меня, когда отец уводил ее в дом. При воспоминании об этом меня бросило в жар. Очередная неудача.

Жан-Люк сбросил рубашку первым. Наш учебный поединок продолжался уже несколько часов, и его темная кожа блестела от пота. Руки и грудь Жана-Люка покрывали ссадины – по одной за каждый раз, когда он позволял себе сболтнуть лишнего.

– Все о ведьмах своих думаешь, капитан? Или, может, о мадемуазель Трамбле?

В ответ я ударил Жана-Люка по руке деревянным мечом. Затем отразил ответный удар и ткнул его локтем в живот. Сильно. Еще две ссадины добавились к прежним. Я надеялся, что у него останутся синяки.

– Как я понимаю, это значит «да». – Жан-Люк согнулся пополам, схватившись за живот, но все равно ухитрился фыркнуть. Видимо, стоило ударить еще посильнее. – На твоем месте я бы не волновался, уже скоро все позабудут о фиаско с особняком Трамбле.

Я вцепился в меч до белых костяшек и почувствовал, как у меня дергается челюсть. Не дело это – кидаться в драку на самого давнего друга. Пусть даже этот друг – жалкий мелкий…

– В конце концов, королевскую семью ты все-таки спас. – Жан-Люк выпрямился, все еще держась за бок, и усмехнулся еще шире. – Хотя, справедливости ради, ты также порядком опозорился с той ведьмой. Не уверен, что тебя понимаю. Отцовство – это не ко мне… А вот вчерашняя воровка и впрямь была хороша…

Я ринулся на него, но Жан-Люк, хохотнув, отразил удар и толкнул меня в плечо.

– Успокойся, Рид. Ты ведь знаешь, я просто шучу.

С тех пор как меня повысили, его шутки перестали быть такими уж смешными.

Жан-Люк оказался на пороге церкви, когда нам исполнилось по три года. Во всех моих воспоминаниях он присутствовал так или иначе. У нас было общее детство. Общая спальня. Общие знакомства. Общий гнев.

Некогда и наше уважение друг к другу было взаимным. Но то было прежде.

Я отступил, и Жан-Люк демонстративно вытер руки о штаны. Несколько наших братьев засмеялись. Но резко замолкли, увидев выражение моего лица.

– В каждой шутке есть доля правды.

Он присмотрелся ко мне, все еще улыбаясь. Эти бледно-зеленые глаза не упускали ничего.

– Возможно… но разве не велит нам Господь отвергнуть ложь? – Он не дал мне ответить. Как и всегда. – «Говорите истину каждый ближнему своему», гласит он, «потому что все мы части тела единого».

– Я знаю, что сказано в Писании.

– Так зачем же мешать мне глаголить истину?

– Затем, что глаголешь ты слишком много.

Жан-Люк засмеялся громче, открыл рот, готовясь сразить нас очередной своей остротой, но тут, тяжело дыша, его перебил Ансель. Непослушные волосы его вспотели, а к щекам прилила кровь.

– Если что-то можно сказать, это еще не значит, что нужно. К тому же, – добавил он, рискнув покоситься на меня, – вчера на параде Рид был не один. Равно как и у особняка.

Я в упор уставился в землю. Не стоило Анселю вмешиваться. Жан-Люк оглядел нас обоих с нескрываемым любопытством, а затем воткнул меч в землю и оперся на него. Потом прошелся пальцами по бороде.

– Да, но, похоже, именно Рид воспринимает произошедшее особенно близко к сердцу, верно?

– Хоть кто-то должен. – Эти слова сорвались с уст прежде, чем я смог сдержаться. Я сцепил зубы и отвернулся, чтобы не сказать и не сделать еще чего-нибудь, о чем позднее пожалею.