- Проснулись, Монгрен? - вежливо спросили где-то позади меня, и я тут же поспешно упала обратно, не совсем, правда, понимая, с чего вдруг. Вряд ли мне удастся теперь убедительно изобразить глубокий сон.
- Господин ректор? - не менее вежливо спросила я в ответ из подушек, которые тут имелись в количестве куда больше одной. Ничего нелепее и вообразить себе нельзя было, однако же голос ректорский я узнала мгновенно.
- Господин ректор - согласился он - а вы, Монгрен, осведомлены о том, что склонность к сомнамбулизму имеете?
-К чему, простите? - как и прежде, не вставая, спросила я с интересом.
- К бессознательным блужданиям во сне - пояснил он мне деловым тоном - Вставайте, рассвет уже миновал, у вас я не думаю, что есть отвод от занятий.
Я прекрасно помнила, что никаких отводов у нас вообще не бывает. А уж по четвергам - и подавно. Разве что только скоропостижная смерть.
И с огромной радостью встала бы сей же миг. Но была у меня на данный момент небольшая трудность.
- А...ээээм - или две сложности, вот я же не перестала при ректоре мычать, что за напасть?
- Запасной комплект форменной одежды ждет вас на том стуле, который ближе к постели - прохладно поведал мне глава нашего Университета.
- Господин ректор - спросила я, по всей видимости, не проснувшись еще окончательно. Ну, или все еще в приступе бессознательных блужданий, или как их там - А как вас зовут?
Он помолчал, не знаю уж, что он там делал, существует вероятность, что стоял и был потрясен моей наглостью и глупостью.
- Лем Клемор Сантаррий - голосом он удивления не выказала, но это было и неудивительно - вам нужно позавтракать перед выходом. Мне не улыбается вновь с вами возиться, при всем уважении, госпожа адептка. Вступление в должность - а я только и делаю, что поднимаю вас с пола, или с земли. Поэтому поешьте, завтрак в столовой. И прекрасного дня.
Ответов и оправданий моих господин Лем Клемор явственно не желал, поскольку тут же прекратил не только говорить, но и стоять в дверях. Я это проверила лично, вывернув голову, как могла, и проем дверной оказался пуст.
Вот не задалось знакомство наше, с первой минуты. Теперь можно только смириться - и топать на лекции.
Точнее, не лекции. Совсем...не лекции.
Слава богам, опоздание меня миновало. На ходу жуя огромный бутерброд, я внеслась в пыточную, но магистра Катия на месте не было - значит, можно было прекратить мандражировать, и не откусывать более от бутерброда огромные куски в спешке.
С тоской и смирением, как должно, я посмотрела на дыбу в центре залы. Вздохнула - и побрела переодеваться.
Магистр Катия, руководитель отделения телесных практик. Едва ли не единственный наш преподаватель, направленный по распределению, и горячему личному желанию.
В чем была суть этих самых телесных практик, и мудрости, которую нам надлежало постичь под чутким руководством магистра?
Боль - она одинакова для всех.
Это если кратко.
А если вспоминать долгие, обстоятельные лекции магистра Катия, которые он со вкусом проводил, покуда мы, стиснув коллективно зубы, висели на растяжках и дыбах, нам жизненно необходимо было запомнить раз и навсегда - никакое происхождение, никакие регалии и состоятельные родители-покровители, не спасут, если вдруг в один не очень счастливый день тебя поймают при исполнении - и поволокут в настоящую пыточную. Что со шпионами и пройдохами проворачивают во все времена. Тьфу-тьфу-тьфу, три раза по дереву, разумеется, но все же, если вдруг что - именно там и наступит момент, когда его, магистра Катия, мы вспомним с нежностью и уважением.
Уж не знаю, что там и как с пыточными настоящими, и чем они отличатся от нашей. И проверять не желаю совершенно. Но вообразить, как с нежностью размышляю я о магистре - это было что-то из области невероятного.
Исполинского роста, лысый, как колено, но с невероятной лины и густоты ресницами, магистр был чуть ли не самым известным имперским палачом в бытность свою 'в миру', как он любил говаривать нам доверительно, оттягивая ноги к голове через спину очередному страдальцу адепту.
Потому, наверное, и знал предмет свой настолько идеально, что после его практик телесных у нас не было больше ни одной лекции в Университете, и ни одной связной мысли - в голове. Ни один из профессоров наших, ни одной кафедры, не тешил себя надеждами добиться чего-то от адептов после мастерских классов магистра Катия.
- Монгрен - пророкотал магистерский бас - пять кругов в разминку, и на седьмую растяжку!
Я, показательно сложив руки, кивнула - и потрусила бодро по залу, пристроившись в хвост уже бегущих.
- Немощные мои - громогласно прогудел мэтр Катия - сегодня у нас высокие гости. Открытое занятие, еж мне в печень, так что кто посмеет ныть - впоследствии крупно пожалеет. На снаряды!!
Все угрюмо молчали, ибо мало кого миновала в то или иное время стезя магистерского воспитательного гнева. Я, к примеру, была окунаема зимой в прорубь, с головой, которую, самолично магистр, мирно удерживал в ледяной воде, отсчитывая громко время. Помнится, рекордов новых я в тот раз не установила - не осилила, но очень ясно запомнила, каково это - почти что помереть от отсутствия воздуха, почти что во льдах. Ну и провалялась после в горячке, прекрасные дни, наверное, были, не помню ничего о них связного. Только бредовые сладостные видения Анри на белогривом скакуне неземной красоты, и как подъезжает она галопом к ложу моему, и почему-то именно скакун этот молвит мне голосом человечьим: 'Если ты сейчас зубы не разожмешь, я тебе их выбью, ровно под ложку!'. И еще, неясно, с какого перепугу - Роррей, с крыльями и мрачными глазами, сидит в темноте на подоконнике нашем, и глядит на меня тяжело, но хоть без коней, и ничего выбить не грозиться.
Горячечное безумие.
Мечтательно прикинув, что тогда, выходит, я почти две недели металась в бреду, отчего не посещала лекций и практик, и оббежав положенный пятый круг, я полезла привычно в растяжку.
Магистр бодро закрепил мои ноги-руки в браслетах - и закрутил задорно ручку катушки, понимая меня в воздух повыше, лицом вниз.
- Все? - зычный глас бывшего палача заставил меня вздрогнуть, от чего конструкция растяжки тоже чутко сотряслась.
- Все - нестройно и без задора ответили висящие там и сям мы. Мэтр Катий обозрел картину телесных практик в исполнении, и цокнул языком неопределенно.
- Втянули животы! Я к фаворитам. Вернусь, вероятнее всего, уже с надзирательной делегацией. Не ржать, как кони! В особенности ты, Венлей - магистр угрожающе насупил брови, глядя на праздного, как всегда, Венлея.
Тот умудрялся даже в полном продольном шпагате висеть - и с глумливым лицом.
Но на магистерские насупленные брови кивнул тут же и с достоинством.
Магистр ее раз осмотрел нас, кивнул сам себе - и отправился в зал фаворитов. Я мысленно пожелала Анри успехов, и всего наилучшего. Мавок магистр не жаловал особенно, пусть даже неполнокровно это были мавки. Имелось на сей счет предположение, что неспроста он к ним так неприязненно, однако просветить нас в этих мыслительных блужданиях мэтр Катия не спешил.
Седьмая растяжка, пользуясь оборотом бывшего палача, учила нас правильно вести себя, если вдруг над головой нависла перспектива быть привязанным за руки-ноги к седлам двух горячих скакунов, настроенных нестись в стороны противоположные друг от друга. Мне всегда казалось, что в таких пикантных ситуациях отменная растяжка и гибкость могут пригодиться, конечно, но вряд ли надолго. И ситуации вполне могут не спасти в конечном итоге.
Но магистру, разумеется, было виднее, опыт колоссальный его с моим был не сравним никак.
Я поглядела со скуки вниз. И нового ничего не увидела, что тоже было вполне предсказуемо. С каких радостей магистр опасался непрестанно, что мы примемся ржать, как кони? Веселье сомнительное, в растяжках висеть, кто в какие стороны. Палачи эти, и мор их странный...
