Марк обиженно засопел, обвел нас сердитым взглядом, но все же покорился – он не осмелился пойти против дяди. Если младший мог не послушаться нас, то авторитет Августа был непререкаем.

Я с трудом поднялся, рана болела адски:

– Раз все решено, может, разойдемся спать? Вся эта болтовня на кухнях ни к чему не приводит. Пустое.

– Да, ты прав, время уже позднее, – Кирилл покосился в мою сторону, – Ты какой-то бледный. Сильно болит?

Я только кивнул – не было смысла говорить что-то. Он и так видел, что мне нехорошо. Брат это хорошо чувствует, недаром выбрал профессию врача. Хотя порой я думаю, что если он будет пропускать через себя боль и страдания каждого пациента, его надолго не хватит. Он просто выгорит. Нельзя взваливать на себя такое бремя и нести его в одиночку. А он как-то справляется. Я не знаю, как именно, может, у него есть скрытые ресурсы, из которых он черпает силу. В отличие от меня. Мои запасы невелики и быстро истощаются. Обычно первым заканчивается терпение.

Вот и сейчас я ощущал нарастающее раздражение. Этот день в городе оказался слишком изматывающим, и мне хотелось окунуться в тишину и прохладу тайги, но вместо этого пришлось лезть в самый эпицентр бури, которая всколыхнула размеренную жизнь столицы. Перед моим внутренним взором все еще стояли озлобленные лица, вскинутые в едином порыве кулаки, распяленные в отчаянном крике рты, глаза, в которых горели искры гнева, из которых вот-вот разгорится пожар, беспощадный, яростный, не разбирающий, кто прав, а кто виноват. А я был беспомощен перед этой силой, ничего не мог изменить, не мог докричаться, единственное, что я сумел – вытащил из этого дерьма своего младшего брата. Сколько еще там осталось таких же пацанов, доверчивых, уверенных в своей правоте, готовых на все, лишь бы выслужиться перед своими лидерами – несть им числа. Десятки, сотни?

Бок немилосердно жгло. Я скривился от боли, когда ложился в постель – Павел уступил свое спальное место, хотя я и пытался воспротивиться этому. Моя гримаса не прошла незамеченной:

– Наверное, стоило все-таки отвезти тебя в больницу, ты совсем плохо выглядишь, – Кирилл склонился надо мной.

– Завтра в аптеке куплю обезболивающее, станет легче.

– Уснуть-то сможешь?

– Да, не волнуйся, с этим проблем не будет.

Я надеялся, что усталость одержит верх над болью, но ошибся. Проворочавшись около часа, я понял – сон этой ночью мне не светит. Тихо встал, обошел спящих на полу, и осторожно направился на кухню. Темный прямоугольник двери был очерчен тонкой линией света – Август тоже бодрствовал.

Он поднял голову, когда я появился.

– Думал, ты давно уже спишь.

– Не могу. Чем занимаешься? – я налил в стакан воды и опустился на стул, стараясь не потревожить рану.

– Ничем особенным. Решаю кроссворды. Убиваю время. Жду, когда наступит утро. Вот и все.

Мы говорили вполголоса, чтобы не разбудить остальных – стены в этом доме были словно из картона.

– Уже нашел машину на завтра?

– Да, подъедет к шести. Водителя знаю, хороший парень, ответственный. Сева говорит, тебя тоже считали надежным сменщиком?

– Было дело.

– Почему бросил?

– Устал. Два года не видел солнца. Садился за руль по ночам. Потом попал в аварию, напарник на выезде из города слетел с дороги. Тогда и понял, что пора уходить.

– Ясно, – протянул Август, – Значит, объездил весь регион? Многое видел?

– Не сказал бы. Я ведь вел по ночам, на самых пустынных участках. А когда подъезжали к пункту назначения, обычно спал.

– Трудно было?

– Вначале нет. Ночь – время Охотника, мне даже нравилось.

Август отложил журнал – я понял, что он решил заговорить о том, что его по-настоящему волновало.

– Я сегодня звонил Олегу. Он будет рад вновь взять тебя на работу.

Я вздохнул, поняв, куда он клонит.

– Извини, еще не думал об этом. Нужно кое-что закончить.

– Хорошо. Если что, я сообщу ему. Сказал, пусть приходит в любой момент.

– Мне приятно это слышать.

– Так о каком деле идет речь?

– Я ведь должен найти Айзека, ты разве забыл? – я немало удивился.

– Мне казалось, ты отступился.

– Как видишь, нет. Я дал слово, и намерен его сдержать.

Мы окунулись в молчание. До рассвета оставалось всего часа полтора, на улице посветлело. Я поднялся и выключил свет. По белому циферблату торопливо бежала секундная стрелка, отсчитывая мгновения до начала нового дня. Август сидел, полуобернувшись к окну, и о чем-то думал.

– Так о чем вы с Севой говорили? Ты обещал рассказать, когда мы найдем Марка, – я понял, что сейчас самый подходящий момент, чтобы вновь завести этот разговор.

Август глубоко вздохнул, он явно старался избежать этого, но деваться было некуда:

– Ты только не принимай всерьез. Считай, это из области древних легенд. Ты помнишь историю твоего рождения?

– Нет, – я всю зиму пытался восстановить в памяти события осени, но так и не смог.

– Если кратко, твоя прапрабабка по матери считалась могущественной шаманкой. Два ее сына погибли, утонув в разных озерах, один еще подростком, другой был чуть постарше. Она так сильно переживала их смерть, что якобы наложила какое-то заклятье, чтобы в будущем у женщин из ее рода больше не рождались мальчики. Так и случилось – два поколения подряд появлялись только девочки. Но, видимо, со временем заклятье утратило свою силу, – Август усмехнулся, – или она просто не рассчитывала, что ее род продержится так долго.

– Ты нас имеешь в виду?

– Да, вас троих.

– И какое это имеет отношение к тому, о чем вы говорили?

– Когда мы с твоей матерью сбежали в тот дом, и она откуда-то принесла это странное одеяние, заставила меня выбрать подвеску, мне казалось, что со мной была не твоя мать, а та, другая. Словно она спустя столько лет решила попытаться разомкнуть тот проклятый круг и вернуть своих погибших сыновей. Она действительно была другой. Ты ведь помнишь свою маму – всегда тихая, кроткая, скромная, а тут ее словно подменили. Иногда мне кажется, что это, возможно, было из-за того, что она понимала – мы с ней вместе в последний раз. Или же на нее так подействовала обстановка. Не знаю, мне трудно об этом судить. Все было слишком странно – но при этом шло так, как должно.

– А Сева откуда обо всем этом знает? – рассказ Августа был слишком невероятным, чтобы вот так, сразу, принять его. Мне требовалось время обдумать услышанное.

– У него в роду тоже были шаманы, и насколько я знаю, он родственник твоей матери. Его дед часто бывал у нас в то время, общался с ней, скорее всего, она и рассказала ему.

– Так он тоже из торгонов?

– Нет, он полукровка. Его предки то ли ушли в другое племя, то ли просто отделились как раз в тот период, когда ваша прапрабабушка вошла в силу – два могущественных шамана в одном роду не ужились бы. Ты же видел его глаза – у нас таких нынче не встретишь. Кто знает, сколько кровей в нем намешано.

– Ты все еще носишь ее с собой?

Август сразу понял, о чем речь. Он снял с шеи цепочку, на которой висела маленькая, отлитая из серебра двухголовая фигурка, протянул ее мне.

Одна голова – человеческая, другая – вытянутая, звериная, так сразу и не поймешь – медвежья или волчья, что-то среднее.

– Хочешь ее забрать?

Я покрутил подвеску в руках, металл все еще хранил тепло Августа. В предрассветных сумерках она казалась вырезанной изо льда.

– Нет, пусть будет у тебя.

– Почему? – Август бережно спрятал ее под рубашку, – В прошлый раз ты тоже вернул ее. Она по праву твоя.

– Я не готов принять это… – я замялся, пытаясь сформулировать свою мысль точнее, – историю, которую ты рассказал.

– Ладно, но если захочешь взять ее себе – только скажи.

Я решил помыть стакан, встал, отвернул кран, и опершись обеими руками о края раковины, наблюдал, как вода тугой лентой уносится куда-то вниз. Усталость вновь овладела моим телом. В голове заклубился туман, в котором терялись все мысли, я пытался сосредоточиться, но не мог собраться. Порезанный бок адски жгло; в глаза словно насыпали по пригоршне песка; я с трудом держался на ногах.