— Ой, не могу! Кравчук!
Реакцию Боброва Апи еще терпела, но когда, узнав про ее новую фамилию, заржал Серега, она не вынесла и помчалась к Юрке, который, собственно, эти документы и оформлял. Сломав об его спину ручку швабры (при этом Меланья, будучи беременной, только одобрительно кивала), она добилась того, что избитый Смелков, при этом умирая от смеха, пообещал ей смену фамилии.
Когда она продемонстрировала Боброву новый паспорте фамилией Сидорова, тот похлопал ее по плечу и почему-то грустно сказал:
— Эх, Апи, тебя бы в Киев.
В старой квартире Боброва они жили скученно, но весело. Привыкшие к свободе дети носились по комнатам, выбегая на балкон, который от греха подальше Бобров закрыл со всех сторон. В какой-то день соседям снизу надоел вечный топот над головой, и они пришли разбираться. Ну и натолкнулись на Апи. А той как раз не хватало развлечений. В результате Апи, которой Бобров категорически запретил использовать против мирных обывателей любое оружие, одержала убедительную победу в словесном поединке. А когда соседка позвала на помощь мужа, то и в единоборстве без всяких правил. В результате Бобров ходил извиняться и добился-таки примирения и консенсуса, потратив всего двести долларов. Но на следующий же день позвонил Смелкову и попросил подыскать какой-нибудь небольшой домик комнат на пять, но с большим участком и с высоким забором. Причем забор в списке опций стоял на первом месте.
Серега, узнав об этом от Дригисы, с которой поделилась Златка, тоже захотел такой же. В результате Смелков убыл в Израиль раньше времени, потому что деньги катастрофически закончились.
Заходили в гости супруги Комаровы. Васильич больше молчал, даже выпив вина. Зато Петровна говорила за двоих. Она прекрасно общалась с Златкой и Апи, несмотря на более чем двукратную разницу в возрасте. Поговорив о современности и, ясное дело, обругав ее, плавно перешли к воспоминаниям, которые были еще живее всех живых. Вот тут у них сразу нашлась благодарная тема и не одна. Они перемыли кости всем обитателям усадьбы, начиная с Андрея. И если бы Васильич не сказал, что уже пора идти, потому что ночь на дворе, они бы занялись армией во главе с Евстафием, а потом плавно перешли на флот. Златка с Апи отправились их проводить до такси и Петровна, уже садясь в машину, продолжала обсуждать последние веяния в покрое усадебных хитонов и использование в кулинарии оливкового масла холодного отжима.
А вот о Нине Григорьевне, с тех самых пор, как ее посадили в киевский поезд, ничего не было слышно. Бобров, еще будучи в усадьбе, настоятельно рекомендовал ей не возвращаться домой, а уехать куда угодно. Да хоть за границу. С ее-то деньгами она везде будет желанной гостьей. Нет, дома она тоже будет желанной гостьей. Но ровно до того времени, пока у нее тем или иным способом не отнимут все деньги. Ну а потом, всякое ведь может случиться.
В первых числах декабря Юрка позвонил Боброву и сказал коротко:
— Приезжай.
Бобров уселся в свой УАЗ «Патриот», который он приобрел взамен вконец развалившейся девятки и, гадая, чем могла быть вызвана столь срочная необходимость в его присутствии, собрался отъехать. Его недоумение, хотя он никому ничего не говорил, как-то передалось Златке, и та вышла его проводить. За ней увязалась и Апи. Бобров помахал женам, стоящим на крыльце, и нажал на педаль. Изделие отечественного автопрома взревело и решительно рванулось вперед.
Ехать было недалеко — на улицу Коралловую. Чтобы доехать до Юркиного дома, отечественный автотранспорт подходил больше всего. Дорога была практически фронтовая, смесь проселка с танкодромом и, с трудом разжав сведенные на баранке пальцы, Бобров продудел у высоких глухих ворот. Ворота бесшумно отъехали в сторону. Юркин участок походил на микроботанический сад. То есть там росло почти все, что могло расти в Крыму. По периметру он был окаймлен кипарисами, платанами, соснами, буками и другими древесными насаждениями. А посередине, по классификации Боброва, росли кусты и трава.
На подъездной алее к встроенному гаражу стоял Серегин БМВ. Бобров пристроил свой агрегат рядом и прошел в дом. В холле первого этажа его встретила Меланья. Она так и не оставила своих усадебных привычек и бродила по дому в коротком хитоне, под которым заметно выделялся живот.
— Наше вашим, — ответила Меланья на Бобровское приветствие, и мотнула головой в сторону гостиной. — Они там сидят.
Бобров, однако, не торопился.
— Ты сама-то как, Мел?
Меланья только отмахнулась.
— Да скукотища, шеф. Ни с кем, понимаешь, не могу сойтись. Каждый раз думаю, чего это она на меня так смотрит. Не иначе потому, что я черная.
Бобров покачал головой.
— Зря ты так. С моими девчонками та же история. Хотя, казалось бы, белее некуда. Тоже ни с кем подружиться не могут. Только ты да Дригиса. ну еще Комаровы. Но Петровна вроде себе уже работу нашла.
— Во-во, — подхватила Меланья. — Я тоже могу найти. Санитаркой. Даже доплачивать могу. Но мой-то ведь и слышать не хочет. Что ж мне теперь, кухарку и садовника перевязывать.
Невесело посмеялись.
— Уезжать нам надо, — сказал Бобров задумчиво. — Чтобы памяти под боком не было.
— Куда? — спросила Меланья таким тоном, что Боброва передернуло.
Он пожал плечами, избегая смотреть девушке в глаза.
— Ну-у, может на остров для начала.
— А-а, — Меланья безнадежно махнула рукой. — Вот если бы обратно, — сказала она тоскливо.
За разговором они добрались до дверей гостиной и Меланья, кивнув Боброву, отошла в сторону.
Серега и Юрка развалились в креслах. Рядом на низком столике стояла ополовиненная бутылка коньяка и здоровенное блюдо, заполненное всякой всячиной, долженствующей, по-видимому, изображать закуску. Оба собеседника были уже веселые и Бобров, усевшись в третье кресло, первым делом набулькал себе на два пальца в пузатый бокал.
— Мне вас догонять надо, — пояснил он и тут же выпил.
Закусив маленьким бутербродиком из обжаренного хлеба, сыра и ломтика лимона, нанизанных на лучинку, Бобров обратился к Юрке:
— Ну, рассказывай, что задумал.
— Вон пусть Серега расскажет, — слегка запинаясь, ответил Юрка. — А то у меня уже горло болит.
Серега задумчиво посмотрел на бутылку, но наливать не стал, видимо, усовестившись.
— Этот тип, — начал он, — предлагает нам идти работать, потому что, видите ли, ему надоело нас кормить.
В этом месте Смелков вытаращился, а Бобров, потянувшийся было за вторым бутербродом, убрал руку от блюда и внимательно на него посмотрел.
— Он сказал, — продолжал между тем Серега, — что мы с тобой валяем ваньку вместо того, чтобы хоть чем-нибудь заняться. Полезным, имеется в виду.
На Юрку интересно было смотреть.
— И что он нам может предложить в качестве полезного, как знаток местных реалий? — как раз глядя на Юрку, спросил Бобров.
— Да ничего он не предлагает, — с деланным раздражением сказал Серега. — Он хочет, чтобы мы сами над этим подумали. А он, типа, окажет нам консультационные услуги.
— За деньги? — уточнил Бобров.
— Нет, безвозмездно, — сказал Серега. — Я сначала не поверил, но он подтвердил целых два раза.
— Благодетель, — восхитился Бобров. — Отец родной. Ну что ж, давай попробуем. Что мы с тобой хорошо знаем и умеем? Я вот, например, в совершенстве освоил деревянное судостроение, знаю технологию производства вина и коньяка, могу ловить рыбу и добывать алмазы. Вот со строительством у меня не очень. Кроме земляных крепостей. Ты производство вина даже лучше меня изучил, потому что пробовал его на разных стадиях готовности, алмазы добывать тоже горазд. А, кроме того, знаешь бочкотарное производство и деревянное зодчество и неплохо владеешь мечом. Так что, Юрик, — Бобров посмотрел на Смелкова, — видишь какие мы разносторонние. И где ты можешь применить наши умения?
— Не цените вы, — Смелков уже оправился от изумления, — что я для вас же, балбесов, стараюсь.
— Нет, ты видал, Серега, — вскинулся Бобров. — Этотторгаш для нас старается. И, между прочим, за наши же деньги.