— Ну что ж, — сказал Вован. — Зовут — иди.
Максимка нехотя вылез из шлюпки и, постоянно оглядываясь, направился к соплеменникам. А надо сказать, что за прошедшие полгода он здорово подрос и совсем не походил на того заморыша, каким пришел к Вовану.
Когда он подошел, дед ощупал его и что-то одобрительно сказал. В толпе негров раздались возгласы. Похоже, что благоприятные. Потом старый негр, который, получается, был вождем, сказал небольшую речь и толкнул Максимку в сторону шлюпок. Тот рысью добежал до кромки воды и обратился к Вовану.
Из Максимкиного перевода, наверняка свободного, Вован понял, что его приглашают на переговоры. Вован демонстративно пересчитал представителей противной стороны, нашел, что их ровно одиннадцать вместе с дедом и кликнул десяток своих, велев им взять ружья.
— А я? — поинтересовался Максимка.
— Куда ж я без тебя, — вздохнул Вован. — Конечно, идем. Ты ж теперь переводчик.
Подойдя к группе негров, напряженно следивших за действиями белых, Вован велел своим сложить оружие на землю, оставаться рядом, ждать и бдеть. А сам вместе с Максимкой направился навстречу деду. Дед встретил Вована почтительно, но не подобострастно и тому это понравилось. Отсутствовали также такие виды приветствия как рукопожатие или трение носами. И это тоже подошло. Дед простер к Вовану руку и о чем-то долго говорил. Вован пытался вслушаться в чужой язык, но в этом наборе звуков смысла увидел не больше чем в звуках Бобровской пилорамы. Верный себе Максимка не стал переводить всю речь и изъял из нее только самое главное. И Вован узнал, что великий вождь прибрежного племени Ньянга сердечно приветствует большого белого человека, прибывшего на больших лодках.
У Вована осталось ощущение, что Максимка что-то недоговаривает. Уж больно долго распространялся вождь по сравнению с кратким переводом Максимки.
— По-моему, ты, друг бородинский, не все переводишь, — попенял ему Вован.
— Датам сплошная вода, — ответствовал юный толмач. — Оно тебе надо? К тому же многих слов на вашем языке я просто не знаю.
Вован прикинул и сказал, что да, действительно не надо. И попросил Максимку заверить вождя в его Вована бесконечной радости от встречи и знакомства и совершеннейшем к нему, вождю то есть, почтении. Максимка вытаращился, но стал переводить. Минут через десять Вован, запас цветистых выражений которого подошел к концу, спросил прямо — чего же вождь хочет от несчастного путешественника.
И тут вождь его удивил. Он предложил ни много, ни мало — бартерную торговлю. Или проще — меновую. Вован даже растерялся. Что мог предложить этот берег кроме дров. Вован машинально, игнорируя дипломатический протокол, поскреб затылок и решил потянуть время и посоветоваться со Смелковым, Андреем и Агафоном. А еще собрать образцы товаров, которые можно предложить для обмена. В памяти сразу всплыли зеркальца и бусы. Вован усмехнулся и сказал Максимке, что идею вождя он целиком поддерживает и одобряет, и предлагает со своей стороны, чтобы через полтора месяца, он сбился, потер лоб и поправился, через полторы луны на этом месте каждый участник предполагаемой сделки представит образцы своего товара и объявит цены на них.
— Смотри у меня, дословно переводи. Чтобы никакой самодеятельности, — сказал Вован. — Ежели у нас получится, сделаю тебя директором фактории.
Максимка надулся от важности, но на всякий случай спросил:
— А что такое фактория?
… Когда, забрав дрова и оставив оговоренную плату, шхуны поднимали якоря, на берегу собралась огромная толпа негров. Они вообще-то были не черные, а темно-коричневые, так что неграми[1] их называть было бы неправильно. Толпа состояла преимущественно из мужиков разной степени раздетости, но Вован, шаря по кромке берега биноклем, приметил и отдельно стоящую кучку женщин. На его просвещенный взгляд, некоторые молоденькие девчонки были очень даже ничего. Тем более, что их манера одеваться, вернее, раздеваться, позволяла хорошо рассмотреть многие детали. Детали были вполне не уровне.
Как Вован ни торопился встретиться с Юркой, а все-таки пришлось зайти на Канары. Дело в том, что жуткая жара на экваторе поспособствовала тому, что запасы пресной воды сильно истощились. А если учесть еще и то, что пресная вода использовалась как котельная, а штиль на экваторе вынудил идти под машиной, то, понятное дело, захода было не избежать. До Сиракуз воды явно не хватало. А в Менаку Вован не хотел заходить из какого-то предубеждения. На островах проторчали целые сутки. Вован, пользуясь относительно свободным временем, принялся расспрашивать Максимку о населении племени, его количестве и составе, о социальной структуре, о занимаемой территории, о соседях. И наконец, о том, чем богаты Максимкины соплеменники. В смысле, что с них можно поиметь.
Максимка отвечал охотно. Чувствовалось, что он скучает по родным, по своей, пусть и полуголодной, жизни. Но когда Вован наполовину в шутку, наполовину всерьез предложил на обратном пути оставить его на родине, Максимка посмотрел на него так укоризненно, что Вован даже устыдился. Но для себя он уяснил, что Максимкин народ, хоть и довольно многочислен, но далеко не могуществен, что занимают они небольшую территорию в нижнем течении рек Бенго и Кванза, что соседи их тоже мирные люди, но, по слухам, в горах, в верхнем течении реки Кванза живут племена воинственных людоедов, которые потихоньку теснят соседей. Собственно, поэтому дальновидный вождь в союзе с колдуном и пошел на контакт с белыми людьми, надеясь получить от них оружие и защиту.
— Ведь белые люди такие могущественные, — польстил напоследок Максимка.
Вован покачал головой.
— Война в джунглях — особая война. И здесь мы вам не помощники. А оружие… Что ж, оружие мы вам подкинуть сможем. Только что с вас взять?
Вован до того увлекся общением со своим юнгой, что осознал, что он все-таки капитан и командор уже после Сиракуз, когда его помощник обратил его внимание на поведение встречных кораблей. Выходило так, что едва завидев высокие мачты Вовановых шхун, наутек бросались не только пузатые купеческие суда, но и боевые многовесельные галеры. И если военные корабли, пользуясь скоростью хода, все-таки успевали отбежать достаточно далеко от курса шхун, то тихоходные торговцы, застигнутые врасплох, замирали на месте и даже паруса спускали. Такая покорность судьбе настораживала, и Вован решил отловить какого-нибудь купца и допросить его с пристрастием. Такой случай подвернулся незадолго перед Критом.
Купец был встречным. Вован хорошо рассмотрел его в бинокль и заранее велел концевым лечь в дрейф и не светиться, полагая, что все дело в количестве. Купец шел на запад при южном ветре, грамотно выставив парус, и Вована, идущего как раз со стороны солнца, не видел. И увидел, когда до него оставалось не более двух миль. Вован прекрасно наблюдал в бинокль, как на купце поднялась суматоха и после того, как на палубе воцарился относительный порядок, судно резко повернуло на север и принялось удирать по ветру во все лопатки. А для пущего увеличения скорости с каждого борта было задействовано по четыре весла.
Но как бы они ни старались, триеры из них все равно не получилось и «Стрелецкая бухта» настигла их играючи, даже не включая машину. Надо отдать ему должное, купец держался до последнего и прекратил сопротивление только тогда, когда над его кормой навис длиннющий бушприт шхуны.
Купец, вначале перепуганный до икоты, когда уяснил, что его не станут немедленно убивать и грабить, стал жутко словоохотливым, а под занавес даже предложил Вовану плату за охрану. В общем, Вован выяснил, что мрачная слава трех его кораблей разнеслась по всему Средиземноморью после того, как он обратил в бегство карфагенские галеры. Не привыкшие кому-либо уступать, а на этот раз обделавшиеся в прямом смысле карфагеняне, чтобы скрыть свой позор, придумали сказку о трех кораблях-призраках, владеющих огнем и громом, способными убивать на расстоянии быстро и качественно, подобно молниям Громовержца. И якобы эти корабли топят в море всех, кого встретят, предварительно подвергая команду нечеловеческим пыткам. За те два месяца, что Вован ходил в южную Африку, история облетела все Средиземноморье, и никто теперь не хотел испытать на себе последствия от встречи с кораблями-призраками.
